Замерзший (ЛП)

Он демонстративно держит его, нанося удары в воздух.

- К чему ты ведешь?

Его глаза сужаются.

- На самом деле, у меня не возникает п’облем с его п’именением и я хорошо им владею. Если ты не ве'нешься своев’еменно, та твоя девушка будет ме’тва.

Мне это не нравится, но у меня нет другого выбора.

- По ‘укам, - говорит он. - Заключим сделку на к’ови. Ты быст'о возв’ащаешься или ее жизнь будет п’инадлежать мне. Потом, когда я пойму, что две’ь отк’ыта и никакие Жнецы не п’идут сюда, я позволю твоим мужчинам уйти.

Он сжимает лезвие в кулаке и быстро отпускает, раскрывая свою ладонь. Бруно берет у него кинжал и проделывает то же самое с моей рукой. Оружие настолько острое, что я едва чувствую порез, пока внезапная боль не раскаляет мою ладонь.

- Мы догово’ились? - спрашивает Титус с протянутой рукой.

Я могу согласиться на все это, кроме последнего требования. У меня нет контроля над Орденом, я не могу гарантировать, что они никогда сюда не придут. Но зачем им делать это? Они не заинтересованы в этом месте. И мне нужна сумка, находящаяся под виселицей. Мне нужно поговорить с Ксавье и Бо, организовать альтернативные планы эвакуации, в случае если у Клиппера возникнут проблемы с дверью.

Таким образом, я протягиваю ладонь к руке Титуса, и мы пожимаем руки.

Бруно вручает мне тряпку, чтобы я обернул ее вокруг моей кровоточащей ладони, и кожаный мешок, такой же, какой я видел у Мусорщиков. Затем он ведет меня к единственному лестничному пролету, находящемуся сразу за комнатой Титуса.

- Не медли. Он на самом деле п’ольет ее к’овь без колебаний.

Но я уже понял это, и я поднимаюсь по лестнице, не произнеся ни слова.

Я толкаю дверь в подвал и выхожу в темный переулок. Луна освещает снег как солнце водную гладь. Я моргаю, временно ослепший после целого дня в тускло освещенных туннелях.

Запах жизни является волнующим: коры еловых деревьев, растущих где-то неподалеку, даже замерзшей грязи на которой я стою. Да и снег, кажется, богат на сенсации. Такое впечатление, что я проснулся от дурного сна и заново живу. Я не знаю, как Титус довольствуется тем, что держит своих людей запертыми под городом, которые живут как кроты, когда они могли бы жить здесь.

Я делаю глубокий вдох и холод обжигает мои легкие. Как быстро я забыл о нем.

Луна светит намного ярче, чем в тот день, когда мы проникли в Бург, и без снегопада, мешающего видимости, мне становится все видно. Что означает, что камеры тоже могут меня засечь. Я наглухо застегиваю куртку и насколько возможно низко натягиваю шапку, а затем крадусь по переулку.

Впереди две фигуры шныряют между домами. Мусорщики. Я жду, когда большое облако закроет луну, и несусь к виселице. Мне требуется некоторое время, чтобы найти непрочно закрепленную доску. Я пинаю ее и убеждаюсь, что сумка Клиппера здесь, холодная на ощупь.

Долю секунды я размышляю, а не рвануть ли мне до Стены. Я мог бы слетать быстро туда и обратно и рассказать команде о нашей ситуации лично. Но моя идея может быть воспринята Титусом по другому, и я не могу рисковать жизнью Бри.

Облако смещается, и лунный свет прорывается на землю, я хватаю сумку и ныряю в близлежащее здание школы. Опасаясь, что камеры расположены внутри комнаты, я втискиваюсь между двумя опрокинутыми столами так, чтобы я, в основном, был скрыт от глаз, и начинаю рыться в сумке.

Я отложил все, что, как мне кажется, Титус может конфисковать: небольшой ножик, который компактно складывается, фонарик, которым можно кого-то ударить, посатижи, которые только грозные на вид, но в остальном безвредные. Навигатор. Еду и воду. Провода и компьютерные чипы, аккумуляторы и все виды технологического оборудования, которые, как я думаю, должны помочь Клипперу вскрыть «Комнату Свистов и Жужжаний», я перекладываю из сумки Клиппера в мешок, который дал мне Бруно. Потом я стягиваю ботинок и ножом отрезаю кусок стельки. Я складываю нож и засовываю его в ботинок и опять их надеваю. Когда я встаю, я чувствую его под своей пяткой. Довольно неудобно так передвигаться, но я собираюсь сегодня освободиться из плена, и он мне понадобится.

Я выглядываю в окно и гляжу в сторону Стены. Я представляю, как Эмма накручивает прядь волос вокруг пальца — она всегда так делает, когда волнуется. На долю секунды мне становится интересно, а Сэмми тоже сейчас думает о ней, и эта мысль заставляет мой желудок скрутиться.

- Что ты де’аешь здесь?

В дверях стоит фигура. Я прищуриваюсь и узнаю в ней парня, который до этого задел Бруно, жалуясь на две работы. Его руки по локоть в крови.

- Я мог бы спросить у тебя то же самое. Разве ты не должен охотиться?

Он фыркает.

- Мы с Паком завалили оленя. Я ‘аспотрошил его. Он пошел за мелкой дичью.

- Но не ты?

Парень пожимает плечами и молча проходит мимо меня, попутно беря небольшую книгу из щели между подоконником и стеной.

- Немного темновато для чтения, ты так не думаешь?

- Я читаю, когда мне п’едоставляется возможность и сейчас именно тот момент, когда я могу это сделать. Ниже читать не позволяется.

- Титус не...

- Нет. Моя ма меня научила, потому что ее ма научила ее, и так далее и так далее, потому что кто-то когда-то умел, только этого человека уже давно нет. - Он проводит ладонью по обложке. - Мне действительно не нужно читать больше — я уже получил все эти знания — но мне н’авится п’иходить сюда по ночам и из-за чего я ‘ано п’ек’ащаю охотится, только чтобы п’ийти сюда. Так я не забываю.

- Не забываешь, как читать? - спрашиваю я, потому что я не думаю, что это то знание, которое можно забыть, когда не в состоянии тренировать его.

- Нет, - говорит он, косясь на меня. - Я не хочу забывать то, что в них написано. Это дневник. Какой-то девушки. Она пишет о том, что она видит каждую ночь, во сне: ми’, больше Бу’га, с го’ами и океанами, и землями. Там, где нет никаких войн. Где ме’твых хоронят на кладбищах и где люди гуляют д’уг с д’угом, а их дети к’утятся под ногами. Она видит это все, когда взби’ается на Стену. Ей снится это каждую ночь. - Он смотрит на дневник в своих руках. - Я хотел бы поблагода’ить ее. Она де’жит меня в зд’авом уме. Каждый день мне п‘иходится возв’ащаться назад и я знаю, что это дневник находится здесь, и я смогу ве’нуться и заново пе’ежить ее сны.

- Почему ты говоришь мне все это?

Он на мгновение кривится.

- Жнец ты или нет, но ты оттуда. Ее сны были ‘еальностью, не так ли? Ты видел все это.

- Да, - отвечаю я, хотя мир за Стеной Бурга далеко не такой мирный, как в дневнике сновидений. - Ты тоже можешь его увидеть. Если перелезешь.

- Я пытался однажды сделать лестницу, - говорит он, качая головой, - но Титус п’ознал п’о это, унюхал и до без чувств избил мою ма. Так что я сделал кое-что поменьше, что легче сп’ятать. Отпилил ‘учку сломанных вил — их зубцы сгибались так сильно, что они могли бы быть более полезны для стягивания чего-либо, чем для ‘аз’ыхления сена — и я п’ивязал к ней ве’евку. С хо'ошим б’оском я мог бы, наве’ное, зацепиться за ве’хнюю часть Стены и подняться, но мне... Мне ст’емно.

- Мы, может быть, скоро уйдем, - говорю я ему. - Ты бы мог пойти с нами.

- Да. Возможно. - Но его голос не звучит убежденным.

- Мы также можем остаться, в зависимости от того, что мы найдем в «Комнате Свистов и Жужжаний». В любом случае я предлагаю тебе остаться с нами. Ты ничем не обязан Титусу.

Он рассеянно проводит рукой по корешку дневника. Вздохнув, я хватаю мешок, лежащий у меня в ногах, и направляюсь к двери. Я потратил впустую слишком много времени.

- Как тебя звать? - окликает он меня.

- Грей.

- Я Блейк, но все зовут меня Блик*.

- Почему так?

- Потому что я все в’емя недовольный. Потому что я ненавижу Бу’г и эти тоннели, и свою ‘аботу, и свою жизнь. - Я начинаю размышлять, что имя действительно подходит ему, когда он добавляет: - Но я не понимаю п’ичем тут уныние и без’адостность, когда желаешь чего-то лучшего. Надеешься на что-то хо’ошее.