Страница 173 из 181
Прошли две недели. Иоанна Павла похоронили, а его саркофаг скрыли в гроте. Каждую ночь отец Матео видел, как Фантина приходит к нему с цветами и льет кровавые слезы. Частенько отец Матео присоединялся к ней, но не для того чтобы плакать, а для молитвы по мученику, что отдал жизнь во имя блага Церкви.
Отец Матео не следил за сплетнями и слухами, что окружали новый конклав, он только слышал, что изберут или традиционалиста кардинала Сири, что мог стать папой и в прошлые три раза, или некогда опального и сосланного в провинцию кардинала Бенелли. Ничего против того и другого отец Матео не имел, в конце концов они не были масонами.
Но случилось так, что отец Матео совершенно перестал понимать хоть что-то в ватиканской политике. Новым папой стал польский кардинал Кароль Войтыла, первый папа иностранец за последние 455 лет. И он избрал себе имя Иоанна Павла II. Что ж, такая преемственность в имени всегда означала преемственность во взглядах и действиях. Отец Матео понял, что надежда на преображение Ватикана ещё не потеряна.
Но прошёл месяц, а за ним другой. Кардинал Вйио так и остался на посту статс-секретаря, кардинал Баджо не отправился в Венецию, а как хотел, продолжал служить в Риме. Викарий Рима Полетти так и остался викарием, епископ Марцинкус по-прежнему пребывал в кресле президента ИРД, чикагский кардинал Коуди тоже не жаловался на своё положение в епархии.
Ничего не изменилось, всё в Римской курии осталось так, как и было при Павле VI, а тридцати трёхдневного понтификата Иоанна Павла I как будто никогда и не было. Единственный человек в Ватикане, кто льёт по нему слезы, так это гипогеянка Фантина, что никогда не видела Альбино Лучани живым, но свято верила, что его убили.
1979, Лондон
Полковник Кристиан сидел в своём новом рабочем кабинете в ново отстроенном корпусе на минус пятом этаже. Это была сама глубокая точка подземной части строения, и видимо сэр Майлз решил, что обитать там должны если не гипогеянцы, то их ближайший сородич.
К слову, за былую строптивость глава Фортвудса наказал не только начальника оперативного отдела, но и всех его подчинённых, поселив их всё там же, ниже уровня земли, отдав половину этажа под звукоизолированный тир, спортивный зал и казарму. По мысли сэра Майлза любому оперативнику совершенно не нужно видеть солнечного света в рабочий период, пока тот находится в штабе. Полковник, конечно, это вполне пережил бы, но организм смертных не может долгое время нормально функционировать без необходимой дозы природного света. И полковнику пришлось потратить немало сил и упорства, чтобы убедить главу Фортвудса в необходимости спортивных пробежек для своих сотрудников по огороженной территории поместья трижды в день.
Соседями оперативников по минус пятому этажу стали служащие медлаборатории. Виною тому нерасторопность прежнего их главы Питера Рассела, или личное отношение сэра Майлза к нынешнему главе доктору Лесли Вильерсу, что в годы учебы специализировался на психиатрии, но весь корпус медлаборатории с оборудованием и сотрудниками был переведён подальше от глаз сэра Майлза.
Остальным же отделам пришлось делить оставшиеся четыре подземных этажа и один из двух надземных. Получить кабинеты с окнами повезло только администрации и кельтологическому отделу - их перевели на плюс первый этаж. За что была оказана такая честь кельтологам, никто не знал, но подозревали что из-за родственных отношений жены сэра Майлза и её брата Алана Харриса. Самый верхний, второй этаж был отведён под будущую школу, и все сотрудники, кто с радостью, а кто с ужасом, ждали, когда в поместье вернутся сорок три чада служащих Фортвудса.
В особняке осталась только библиотека, потому как её побоялись лишний раз трогать, дабы с переездом не нарушить хрупкий порядок документов, которого к слову, там отродясь не было. Также в своих кабинетах остались НЛО-шники, и злые языки поговаривали, что их не переводят в новое здание только потому, что сэр Майлз собирается скоро распустить весь их отдел.
По высокому распоряжению сэра Майлза, все кто носит фамилии Стэнли, Рассел, Вильерс, Харрис, Темпл, Пэлем, Грэй или Сессил - отныне все они должны проживать на территории особняка. Остальным же служащим было предложено обустроиться в отдельном корпусе в жилых комнатах строго на тех этажах, где расположились их отделы. Возмущаться и протестовать было бесполезно, сэр Майлз своё решение никогда не менял. На этой и не только почве в рядах высокопоставленных служащих произошёл раскол. Многие главы отделов, которым уже перевалило за шестьдесят лет, не в силах больше терпеть причуды сэра Майлза, планомерно подавали в отставку и уезжали доживать пенсию подальше от Фортвудса, а то и вовсе от Англии. Те, кто был помоложе, пользовались массовой сменой руководства отделов во всем Фортвудсе и сопутствующей этому неразберихе, из-за чего большую часть рабочего дня занимались чем угодно, только не работой. Поручения, которые с твёрдой подачи сэра Майлза и нерешительной на них реакции глав отделов, постоянно менялись с "плюса" ни "минус". В течение одного дня до служащих могло быть доведено два взаимоисключающих приказа, и особому желанию работать они не способствовали. Получая очередное задание, служащие и не торопились его выполнять - вдруг сегодня же придет отмена, и ничего делать было не нужно. А может отмена придёт завтра, а может послезавтра... Так чего спешить? Понемногу Фортвудс начинал разлагаться.
Из старожилов на своих постах остались только полковник Кристиан и глава международного отдела Джордж Сессил, и тот обещал подать в отставку, как только переговоры с Гипогеей будут завершены. Что такого для переговоров готовил лично Сессил, раз не мог доверить это своему преемнику, полковник не знал, а выпытывать планы у разведчика было бесполезно. Оставалось только ждать, когда же делегация из Гипогеи прибудет в Лондон и можно будет покончить с этим безумием.
В последние годы полковника Кристиана не покидало стойкое ощущение, что Сессил собрался торговать с Гипогеей донорской кровью, причём в пользу не только Фортвудса, но и в собственный карман. Только как международный отдел собирается сделать это в обход сэра Майлза, понять было решительно невозможно - уж он бы подобные методы пополнения бюджета Фортвудса точно не одобрил, даже будучи в депрессивной стадии болезни.
На столе заверещал телефон - это был звонок с КПП:
- Полковник, сейчас Доусон приведёт к вам одну мадам, - предупредил дежурный.
- Что за мадам?
- Говорит, что посол Гипогеи.
- Имени её не спрашивали?
- Спрашивали, - недовольно отозвался дежурный, - сказала, что не наше дело, она пришла к вам, - и вдобавок посетовал. - Вот какова наглость?
- Что она хоть собой представляет, опиши.
- Какая-то жутко заносчивая негритянка.
Через пять минут посол в сопровождении оперативника появилась в кабинете. Это была Заза. В последний раз полковник видел её лет восемьдесят назад, и тогда её кожа была белее снега. После того как её любовник Эйнар всё-таки вывел её из Гипогеи наружу, она довольно сильно изменилась, но по-прежнему оставалась всё такой же высокой и статной, с гордо поднятой головой. А теперь ещё она одета не в черно-белые обноски, а дорого и со вкусом.
- Двадцать второго числа в Саттоне около автовокзала, - отчеканила Заза, как только Доусон вышел и закрыл за собой дверь. - Время после полуночи.
Полковник тут же припомнил все правила этикета, встал с места, предложил даме сесть, подвинул ей стул и только после этого, вернувшись в свое кресло, начал беседу:
- Вы будете на этой встрече?
- Нет, у меня выходные на Мальдивах.
- С Эйнаром? - поинтересовался полковник, - уж простите за бестактность.
- Нет, с подругой, - не сводя с него немигающего взгляда, ответила Заза.
- Как он там сейчас поживает, если не секрет?
- Хорошо поживает, в Венесуэле бродит по сельве, пугает тамошних капибар.