Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 25

Нарцисс, словно прочитав мысли полководца и опасаясь, как бы тот по своей простоте не сказал чего лишнего, о нужде римского народа, дал знак привратнику вызвать следующего посетителя.

Но Клавдий, все еще находясь под властью воспоминаний, остановил номенклатора.

- Значит, Домицианом - от нашего слова «укрощенный»? - уточнил он. - А как поживает твой первенец?

- Тит? - еще шире улыбнулся Веспасиан. - О! Это уже почти мужчина! А твой?

Клавдий перехватил гневный взгляд Агриппины, которая зеленела при одном упоминании о Британике, и махнул рукой номенклатору.

Сенаторы, среди которых оказался сын Пизона - Гней, приятный, чрезвычайно любезный в общении молодой человек, чем-то неуловимо похожий на своего отца, гонцы из провинций и послы прошли перед императором в течение получаса. После этого он, по обыкновению не глядя, подписал заранее подготовленные вольноотпущенниками указы.

- Все! - приложив перстень к последнему листу пергамента, решительно заявил он.

- А теперь - на Бычий рынок!

- Но цезарь! - еще раз попытался остановить императора Нарцисс.

Домициан - император Древнего Рима 81-96 гг.

- На рынок! - не слушая его, повторил Клавдий и, быстро переодевшись в рубище нищего, первым стал спускаться со ступеней дворца.

Однако дойти до Бычьего рынка ему не удалось. Какие-то люди принялись подавать милостыню «нищим» прямо на форуме. К их ногам летели жалкие медные ассы, единственное, чем были богаты сыщики и агенты вольноотпущенников.

Неожиданно в оттесняемой когортой преторианцев толпе раздался крик:

- Клавдий! Глядите, это же Клавдий!

- Где? Где?! - заволновались простолюдины.

- Вон , который нагнулся за монетой!

- Ах, негодяй! - послышались голоса.

- Довел государство до того, что нашим детям жрать нечего, и теперь сам собирает милостыню?

- Хорош римский цезарь, нечего сказать!

Клавдий выронил из пальцев собранные медяки и непонимающе взглянул на вольноотпущенников:

- Ч-что это?..

- Чернь! - успокаивающе улыбнулся белый, как полотно, Каллист. - Не обращай на нее внимания, цезарь!

- А еще лучше, возвращайся во дворец!

Император обвел ошеломленными глазами площадь.

- Как! Это они мне?!

- Цезарь, мало ли что может сказать народ? Разве он бывает хоть когда-нибудь довольным?

- Мне? Своему любимому и обожаемому цезарю?! – не слушая тянущего его за полу рваного плаща назад, ко дворцу, Нарцисса, прошептал Клавдий. - За что?!!

Он поднял выроненные монеты, протянул их на ладони шумевшей толпе и, показав рукой на дворец, где была его библиотека и рабочий кабинет с рукописями, пробормотал:

- Вот... Мне больше ничего не нужно! Возьмите, если я этим обидел вас...

Этот его жест и слова переполнили чашу терпения римлян.

- Да он издевается над нами! - послышался вопль.

- Возьми себе эти грязные ассы, на которые ничего нельзя купить!

- И засунь их в глотку друзьям-кровососам!

- Бей их!

Сминая преторианцев, толпа хлынула вперед. Вид крови своих товарищей только раззадорил простолюдинов.





Клавдий во все глаза смотрел, как приближаются к нему размахивающие руками люди. Что-то ударило его в плечо. Пошатнувшись, увидел, как от него отскочил, упав на мостовую серо-зеленый камень. Второй угодил ему в шею. Третий - в лицо...

Дико закричал, бросившись к толпе, кто-то из друзей. Кто это был, Клавдий так и не понял. Его, обезумевшего от страха, не в силах постичь происходящего, подхватили под руки подоспевшие германцы-телохранители и, отбивая от наседавших людей своими длинными мечами, успели-таки втолкнуть в дверь императорского дворца...

Целый час Ксенофонт отпаивал снадобьем Клавдия, который от потрясения потерял дар речи и только беспомощно озирался по сторонам.

Рядом с ним находились Агриппина с Нероном и воспитатель наследника – Сенека, возвращенный из ссылки женой императора.

- Нарцисс... Паллант... - наконец, разлепил бесцветные губы Клавдий - Где они?..

- Да живы, живы! - не скрывая сожаления, ответила Агриппина. - Что с ними сделается? Вителлий - тот, действительно, плох!

- Его хватил удар, когда он попытался остановить толпу, и думаю, что ему не дожить до сегодняшнего вечера! - подтвердил Ксенофонт.

- А Каллист?

Наверняка уже дома! - усмехнулся Сенека и пояснил императору: - Трясется, чтобы чернь не раздробила хотя бы одну из тридцати колонн, что поддерживает его дворец! Ведь это было бы для него хоть и не самым большим, но все же убытком – ибо даже государство сумело приобрести для театра лишь три подобных колонны. На большее - увы, в казне не хватило средств!

Да-да, деньги... Где же их взять, чтобы накормить народ? - пробормотал Клавдий. - Казна пуста, совсем пуста...

Так войди в долю с Нарциссом и Паллантом, и у тебя будет вдоволь денег! - спокойно посоветовал Сенека.

С минуту Клавдий ошеломленно смотрел на него, потом прошептал:

О, боги... а меня забросали камнями!

То были не камни, а хлеб! - поправил императора философ.

- Х-хлеб?..

- Да, цезарь хлеб, который едят твои сограждане, и которым они, справедливости ради, надо сказать, имеют все основания быть недовольными.

- Что же ты раньшё не сказал мне об этом?

- Чтобы снова отправиться на Корсику?

- Ну, нет! Хватит! - простонал Клавдий, не замечая, что с его губ уже срывается пена. - Мои книги читают во всех концах римского мира... Я пишу о царях, осуждая их за ошибки, а сам? С кем сравнят мои потомки - меня?! И какую пищу я оставлю будущим историкам, которые станут писать о времени моего правления? Тот самый хлеб, которым меня забросали на форуме?! Привратник! Где мои «друзья»?!

Если через час... нет - через полчаса здесь не будет Нарцисса, Палланта и всех остальных, то...

Он не успел договорить.

Привратник, впервые видя цезаря в таком состоянии, зажал под мышкой золоченную трость и опрометью бросился вон из спальни.

Нерон озорно свистнул ему вслед.

- Что? - повернулся к нему Клавдий. - Как ты смеешь? Британник! Где Британник?

Где мой сын?!

Теперь уже Ксенофонт выбежал в коридор и через несколько минут вернулся с Британником, бледным и болезненным, в отличие от пышущего здоровьем и сытостью Нерона, юношей.

Император обнял сына и, не скрывая слез, принялся целовать его, желая, чтобы он поскорей вырастал и принимал от несчастного, обманутого всеми, отца отчет в его государственных делах.

- Ранивший - исцелит1! - по-гречески воскликнул он и, выдержав взгляд Агриппины, которая одной рукой гладила голову Нерона, а другой протестующе указывала на Британника, добавил. - Пусть, наконец, у римского народа будет истинный, а не усыновленный цезарь!

Не успела Агриппина придумать, чем бы ей на этот раз очернить Британника в глазах его родного отца, как двери распахнулись, и один за другим в спальне стали появляться Нарцисс, Паллант, Каллист и Полибий.

- Вот что, друзья мои! - вкладывая в последние слова, особый смысл, сказал Клавдий. - Я долго не замечал ваших грехов и прощал вам то, за что любой другой римлянин, будь он сенатором или даже консулом, давно бы лишился жизни, как лишился ее, скажем, Силан! Ради выгоды, прихоти любого из вас я щедро раздавал должности, прощения и наказания, даже не спрашивая, за что вы казните одного человека и милуете другого! Но чем вы отплатили мне за это доверие?

Он обвел взглядом каждого вольноотпущенника и тоном, какого они никогда не слышали от слабохарактерного и миролюбивого императора предупредил: Слова оракула Телефу, который был ранен копьем Ахилла и которого должна была исцелить ржавчина того же копья.

- Если через месяц... нет! Если ровно через две недели вы не накормите народ и не наведете в Риме порядок, то...

- Накормим, цезарь! - клятвенно прижал ладони к груди Нарцисс.

- Наведем порядок, можешь не сомневаться! Только не гневайся так на нас! – пролепетал Паллант. - Как говорит мудрейшая латинская пословица - человеку свойственно ошибаться...