Сон после полуночи

Он показал глазами на Вителлия Старшего, подававшего отчаянные знаки вольноотпущенникам.

- Вот уж поистине, как говорят римляне, нет ничего более жалкого и более великолепного, чем человек! - невольно улыбнулся Паллант, глядя как затравленно оглядывается по сторонам сенатор.

- Римляне? - удивился Нарцисс. - Уверен, что первым это сказал кто-то из наших земляков, а уж потом римляне вывезли его изречение вместе с коринфскими вазами, ахейскими скульптурами и всем нашим добром!

Рассматривая картины, в чем не было ничего подозрительного, он прошел по зале на несколько мгновений задержался у статуи богини Ромы рядом с Вителлием и, возвратившись, сказал:

- Между прочим, даже шлем на голове этой римской богини наш - коринфский.

И хоть к нему прилеплены крылышки опять-таки нашего Гермеса, или их Меркурия, боюсь, что сегодня нам отсюда не улететь!..

- Что ты хочешь этим сказать? - насторожился Паллант.

- Лишь то, что я оказался прав. Афер, действительно, решил погубить нас.

- Но как? Каким образом?! - забывая об осторожности, воскликнул Каллист.

- В том-то и беда, что Вителлий сам не знает как! - развел руками Нарцисс. - Афер осторожен и до конца не раскрыл своих планов даже своим товарищам. Вителлий правда сказал, что во время приема должен появиться некий должник Афера, который сделает что-то такое, что поможет этим негодяям снова превратить нас в рабов!

- Нас? - не поверили вольноотпущенники.

- В рабов?!

- Уж лучше цикуту... - прошептал Каллист.

- Затем Вителлий попросил запомнить оказанную нам услугу, и мы расстались! – закончил Нарцисс.

- Проклятье! - сцепил кулаки Паллант. - Обладать сотнями миллионов сестерциев и не иметь никакой возможности спасти себя! То-то возрадуются мои должники...

- Постой! - схватил его за локоть Нарцисс. - Ведь у нас тоже они есть! Припомните, - с надеждой оглядел он подавшихся к нему эллинов, - у кого есть должник, который готов пойти на все, чтобы спасти от нищеты свою семью? Слышите - на все!

- Ну, у меня есть... - глухо проронил Каллист.

- Кто он? - живо спросил Нарцисс.

- Обычный разорившийся всадник - Гней Салинатор.

- Прекрасно! - обрадовался Нарцисс. - В этом Салинаторе - наше спасение!

Каллист, беги, разыщи его...

- Но цезарь сразу заметит мое отсутствие, да и сенаторы могут заподозрить неладное! - возразил Каллист.

- Тогда ты, Полибий! - не слушая дальше, обнял за плечи стоящего рядом вольноотпущенника Нарцисс. - Найди этого всадника, скажи, что он записан на прием к цезарю - это я возьму на себя. Затем от имени Каллиста пообещай ему прощение всех его долгов и еще награду в миллион сестерциев, если он придет сюда с кинжалом за пазухой...

- Охрану я беру на себя - его не станут обыскивать! - торопливо добавил Паллант.

- И?.. - настороженно спросил Каллист, протягивая тут же написанную расписку.

- И?! - в ужасе вскричал Полибий.

- Не беспокойтесь, цезарь останется цел и невредим, это уже мы все берем на себя! - положил ему руку на плечо Нарцисс. - А вот от того, как быстро придет Салинатор, зависит теперь все!

Он проводил глазами направившегося к двери Полибия и, повернувшись к землякам, сказал:

- Вот и мы стали ничем не лучше римлян!

- Увы! - подтвердил Паллант. - Как любят они говорить - учиться дозволено и у врага!

Как никто другой из эллинов знавший римские пословицы, он хотел добавить что-то еще, но в этот момент двери распахнулись, и на пороге появился привратник.

Зардевшись от удовольствия лишний раз выказать свою близость к цезарю, императорский раб поднял трость с таким видом, словно от этого зависела судьба государства.

- Император Тиберий Клавдий Цезарь Август! - торжественно провозгласил он, и в залу, заботливо поддерживаемый лекарем Ксенофонтом, в пурпурной тоге, расшитой золотыми пальмами, вошел Клавдии.

Глава IV

СРЕДСТВО БОЖЕСТВЕННОГО АВГУСТА

При появлении императора вольноотпущенники замолчали и, словно по команде, застыли в почтительном, но вместе с тем не унижающим их достоинства поклоне.

Сенаторы же, напротив, рванулись вперед и, стараясь опередить друг друга, восторженно закричали:

Да здравствует цезарь!

Да хранят тебя бога для твоих, преданных друзей!

Для римского народа!

Для народов всей земли! - последним воскликнул Вителлий Старший и победно оглядел примолкших сенаторов: мол, кто теперь сможет пожелать цезарю больше, чем я? В ожидании, как минимум, благосклонной улыбки, он перевел глаза на Клавдия и закусил губу.

Тяжело опиравшийся на руку Ксенофонта император был на редкость хмур и озабочен. И хотя на каждое приветствие Друзей он отвечал обычным кивком, старый сенатор сразу заметил, что все их старания оставили Клавдия совершенно равнодушным.

Заметил это и Нарцисс. А так как от подкупленного привратника ему было известно поведение цезаря за завтраком, этот необычайно хитрый и проницательный эллин сразу смекнул, что надо делать. Как только Клавдий поравнялся с груп пой вольноотпущенников, он поклонился еще ниже и чуть слышно шепнул:

- И да помогут тебе боги снова заняться писанием ученых трудов...

Клавдий остановился, словно налетел на невидимую преграду. Недоверчиво повел головой, силясь понять: не ослышался ли? На самом ли деле было произнесено то, что так удивительно совпадало с его мыслями?

Сдавленно охнул позади Нарцисса вольноотпущенник Гарпократ. Тяжело задышал, как никто другой знавший, на что способны цезари в гневе, Каллист.

- Мало нам Афера - сам погубить нас захотел? - потянул Нарцисса за плащ не на шутку встревожившийся Паллант.

Но Нарцисс знал, что делал. Наблюдая исподлобья за Клавдием, он видел, как загораются жизнью его глаза, наливаются силой пальцы, и благодарил судьбу, что 38 она послала ему путь к сердцу цезаря, а там, как знать, быть может, и власти над Римом...

«Разумеется, если только сегодня нас не погубит Афер! – с досадой вспомнил он.

- Теперь вся надежда на быстрые ноги Полибия и должника Каллиста».

Он поднял глаза и увидел, как император оттолкнув руку Ксенофонта, сам взошел на помост.

Сенаторы дружно подались за ним. Эллины не осмелились приблизиться к цезарю без приглашения, и он обвел вопросительным взглядом своих римских друзей: по-свойски - на правах тестя - улыбнувшегося ему Силана, непривычно молчаливого Афера, не без сожаления поглядывающего на императорское кресло Гальбу, наконец, Вителлия Старшего, который изо всех сил старался понять, чего именно хочет цезарь...

«Не то! Не то!.. - с досадой отметил он про себя, - А не Сенека ли сказал это? Он сам пишет трактаты, и кому как не ему дано понять меня?..»

Клавдий с надеждой взглянул на философа, но, прочитав усмешку в уголках его губ, отвернулся от римлян и впился глазами в вольноотпущенников:

- Ну?..

Перед ним стояли бывшие рабы, отпущенные на свободу теми же сенаторами, а может, даже всадниками или купцами, и все еще зависимые от своих бывших господ.

И его собратья по высшему сословию трижды были правы, укоряя за то, что он приблизил к себе людей, стоящих по своему положению ниже самого бедного в Риме плебея! Но что ему за дело, если эти люди - эллины: плоть от плоти боготворимых им с детства Гомера, Геродота, Фидия. Никто из них не назовет его любимое дело постыдным занятием, а он сейчас был готов осыпать золотом, одарить безграничной дружбой любого человека, который повторит то, что он только что слышал.

И Нарцисс понял это. Он выпрямился и, не обращая больше внимания на сенаторов, громко сказал:

- Да помогут тебе боги написать твою великую историю этрусков!..

- Что?! - гневно перебил его Гальба.

Охнул, теперь уже открыто, Гарпократ. Уставился в пол, боясь даже дышать, Каллист. Лишь Паллант, не потерявший самообладания, с интересом посмотрел на Нарцисса.

Аппий Силан был вторым (или третьим) мужем матери Мессалины.