Джокер

***

В камине вспыхнул огонь, и я резко обернулась. Медленно подошла и затуманенным взглядом смотрела, как языки пламени лижут поленья. Как хорошо поленьям. Он сгорят, и от них ничего не останется. Я тоже хочу сгореть...

Я вдруг поняла, что больше не могу терпеть эту боль. Иногда есть тот предел, когда жить намного страшнее и мучительнее, чем умирать. Я быстрым шагом пошла в свою комнату, решительно распахнула дверцы шкафа и лихорадочно принялась рыться в своих вещах. Где же оно? Где оно? Должно быть здесь. Я точно помню. Никто бы не нашел. Я вывернула все наружу, свалила все вещи в кучу на полу пока не нашла бархатную коробочку с украшениями, подаренную Фэй. Я достала маленькое колечко и оно несколько раз выпало из дрожащих пальцев. Я слышала стук своего сердца и дыхание, вырывающееся со свистом из легких. Сняла сережку и подцепила камушек на кольце. Взгляд заворожено застыл на маленьких белых кристаллах. Яд. Сильнейший. Одна крошка убивает мгновенно. Когда–то Фэй подарила мне этот маленький подарок. Мощное оружие в любой ситуации, кристаллик мгновенно растворится в жидкости и убьет всех, кто сделает хотя бы глоток. Убьет бессмертных. Я повернулась к столику – графин с водой и бокал. Медленно подошла, налила воды и высыпала все содержимое. На мгновение стало страшно. До дикости, страшно и жутко...но лишь на мгновение.

"Я все–таки свободна, Мокану. Я не твоя вещь. Ты никогда не будешь решать, жить мне или умирать, и я не спрошу у тебя разрешения, в какой момент мне покинуть тебя навсегда. Это и есть мой выбор. Я все же ухожу от тебя...".

В это момент я снова истерически рассмеялась, а потом решительно поднесла стакан к губам...

За одну секунду перед глазами промелькнуло много картинок, целый калейдоскоп, и ни капли сожаления ни о чем. Я поднесла стакан к губам и в этот момент он разлетелся на осколки. Жидкость разлилась мне на руки разъедая кожу, а я даже не почувствовала боли, медленно повернулась и увидела Дэнэ, опускающего пистолет.

– Зачем? – Я не узнала собственный голос – ЗАЧЕМ? – Заорала так громко, что задрожали стекла, и я бросилась на него с кулаками. Я била его по груди, пачкая своей кровью, а он стоял, как изваяние, не прикасаясь ко мне даже пальцем. У меня началась истерика, я не плакала, я просто сражалась с ним, как с ветряными мельницами, пока ноги не подогнулись, и охранник не подхватил меня, чтобы я не упала.

– Вы должны жить, Марианна..., – тихо сказал он, а я с ненавистью посмотрела ему в лицо.

– Жить??? Ты называешь это жизнью? Он приказал следить за мной! Ты, как собака, выполняешь приказы! Жить? Я не живу, я подыхаю каждый день снова и снова.

Я падала, а он продолжал удерживать меня за талию, довольно крепко, пытаясь перехватить мою руку, израненную до мяса. Боже, кому я кричу? С кем говорю? Это же его церберы, когда он прикажет им меня разорвать – они разорвут, не задумываясь.

– Нет, не поэтому, – подхватил меня на руки и понес к постели...Я слышала его слова как в тумане, теперь меня било крупной дрожью, а сердце захлебывалось от разочарования и отчаянной беспомощности. Собственного бессилия против Монстра по имени Николас Мокану.

Дэн уложил меня на покрывало и, вытащив свою рубашку из штанов, быстро оторвал от нее полоску ткани. Хотел приложить к моей руке, но я отшатнулась от него, как от прокаженного.

– Не прикасайся ко мне. Ты...ты мог сделать вид, что не заметил, что не увидел. Мог...но своя шкура дороже. Ты знаешь, что меня ждет в этом доме! Не можешь не знать! Вечное заточение!

Он смотрел на меня, а я не могла видеть это взгляд. Эту жалость к себе. Господи! Это невыносимо! Я действительно жалкая!

– Вам принесут пакет крови, и рана затянется.

Мне было наплевать, я свернулась калачиком на постели и закрыла глаза. Пусть не затягивается. Потому что я не чувствовала боль, изнутри меня драло на части. Дэн снова взял меня за руку, а я закрыла глаза. Пусть делает, что хочет. Мне все равно.

Охранник перевязал мою руку и осторожно положил на мягкое покрывало. Меня продолжало трясти. Он ушел, и я стиснула челюсти. Внутри постепенно образовывалась пустота, засасывающая воронка, какое–то тупое равнодушие ко всему.

Через несколько минут Дэн все же вернулся.

– Я принес вам порцию крови. Выпейте, – протянул мне бокал, но я просто игнорировала его присутствие. Пусть оставят меня в покое. Хоть на это я имею право? Пусть все оставят меня в покое! Он еще несколько секунд постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем поставил бокал на стол и ушел. Я всхлипнула и зарылась лицом в подушку, а потом тихо прошептала:

– Я ненавижу тебя..., – приподнялась и громко закричала в темноту, – Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!

И в этот момент я наконец–то смогла заплакать. Громко, навзрыд. Мне казалось, что внутри я сгораю, я даже чувствовала, как этот огонь пожирает мое сердце, оставляя угли, которые мгновенно застывая, превращаются в кусочки льда.

17 ГЛАВА. Харли

Когда Серафим позвонил мне, я был с Изабэллой. Немка полностью обнажилась и теперь, оседлав мои колени, в спешке расстёгивала на мне рубашку. Услышав звонок, мельком глянул на экран и напрягся, увидев имя Серафима.

– Брось, Мокану, только не говори, что ты сейчас ответишь? – Изабэлла жалобно простонала в ухо, обводя мочку языком.

В груди появилось какое–то тянущее чувство, будто предчувствие катастрофы, поэтому я слегка отстранился от девушки и ответил:

–Зорич, искренне надейся, что у тебя достаточно важная причина для того, чтобы прерывать меня от более приятных дел, чем болтовня с тобой.

И он ответил. Спокойно ответил, вашу мать. Так, как умеет только Серафим. Без спешки или волнения. Абсолютно равнодушно произнёс самые страшные слова, которые я когда–либо слышал в своей жизни:

– Марианна предприняла попытку самоубийства.

В первый момент я даже не понял смысла его слов:

–Ты что за ахинею несёшь, Зорич? Повтори!– Голос сорвался на крик. – Повтори, что ты сказал!

И точно таким же бесцветным тоном он совершенно ровно повторил:

– Марианна предприняла попытку самоубийства, у нее оказалось одно из снадобий Фэй. Сильнодействующий яд. Только что было получено сообщение от Дэна.

Разум оцепенел, силясь переварить полученную информацию. Я смотрел в серые глаза голой девицы перед собой и с ужасом понимал, что они меняют цвет на сиреневый, наполняясь дикой болью. Протянул руку, касаясь её щеки, провел пальцами по глазам в попытке стереть из них безысходность.

Голос Серафима прозвучал словно издалека, отдаваясь эхом в голове:

– Николас? Какие будут наши действия?

Моментально очнулся, осознавая, что та, которую я сейчас ласкал, не имела ничего общего с Марианной.

– Приготовь мне самолёт, я сейчас же вылетаю.

Я скинул с колен вампиршу и кинулся к пиджаку, на ходу застёгивая пуговицы рубашки.

"Марианна...самоубийство...Марианна". Не верю. Не могу поверить. Так не должно быть. Только не с ней. Моя девочка слишком любит жизнь, детей, свою семью…И меня…Пока ещё любит.

Закрыл глаза, стараясь успокоить участившееся сердцебиение.

– Нииик, ты не можешь меня так оставить сейчас! – пронзительный голос Изабэллы ворвался в заторможенное сознание. Блондинка бросилась ко мне и вцепилась в пиджак.

Я посмотрел на неё, вначале даже не понимая, откуда она тут вдруг возникла. Конечно, она услышала всё, что говорил Серафим.

– Какое тебе дело до этой истеричной идиотки, дорогой? Пусть бы отравилась и сдохла – нам же меньше забот!

Я разозлился настолько, что еле сдержал себя от желания вцепиться ей в горло или сразу вырвать гнилое сердце из груди. Но пока эта тварь была ещё мне нужна. Схватил её за шею и приподнял над землёй. Сучка вцепилась мне в запястье, со страхом глядя на меня. Да, детка, никогда не забывай, что Мокану свою репутацию заслужил не одной сотней загубленных жизней.