Любовь меняет все

Есть люди, именующие себя педагогами, являющиеся, по сути, преступниками. Да-да! Их преступление состоит в том, что они берутся учить, не имея методики. Это как фальшивый врач – если врач не умеет лечить, не знает, что и как следует делать, он не вправе врачевать. И не случайно одним из основополагающих принципов клятвы Гиппократа[99] является «не навреди». Этот подход должен распространяться на педагога, но нет. Многие где-то что-то читали в каких-то книжках, сами что-то пели, уловили при этом какие-то ощущения, а у кого-то просто великолепный голос от природы. И они не анализируют, что они делают сами, не анализируют мастерство великих певцов, они так про между прочим замечают: «Этот неплохо поет, этот – тоже ничего». А почему он хорошо поет, почему он стилист великолепный, что он делает с голосом, что он делает с дыханием, что у него в личностном багаже? Они вообще этими вопросами не заморачиваются. К ним приходит молодой человек, молодой певец, у которого звучит, допустим, лишь небольшой отрезок голоса. Что надо сделать? Надо энергию этого отрезка голоса постепенно, чтобы у него ухо привыкало, переводить на те участки, которые не звучат. То есть все время двигать голос, развивать, при этом чтобы сам ученик слышал правильный тон, услышал свой собственный правильный тон, привык к нему, потому что, повторюсь, слух обычный и слух вокальный – это разные вещи. Нет, одни говорят, надо все петь на груди, другие говорят – пой в голове, или вообще – «Открывай рот и пой! Нет ничего проще!» Печально…

Мастер-класс

Обычно актеры не могут ставить спектакли, а режиссеры не очень сильны в игре. Каждый должен заниматься своим делом. Не всякий вокалист может преподавать. И точно не может преподавать тот вокалист, который что-то однажды поймал для себя, удовольствовался тем, что его голос обрел звучание, – и все – без разбора, без анализа. Недостаточно где-то «открыть рот» и что-то попеть, нужен большой опыт: вокал, стиль, языки, сценическое мастерство. И они никогда выдающимися исполнителями не становятся, потому что, если ты не анализируешь, ты не можешь ни опыт коллег перенять, ни сам из себя вытащить максимум, ни тем более передать что-то ученику. Выдающимися, по сути, они не становятся, но в сегодняшнем безумном мире они запросто могут быть и народными артистами, и орденоносными властителями музыкальных судеб ведущих культурных институтов страны. В их лицах давно поселилось выражение: «Мы великие, мы знаем все». Педагог говорит ученику: «Надо петь на дыхании». Точка. А пояснить, что это значит, и сам не может. Начинается зажим диафрагмы и гортани. Как объяснить, если сам не знаешь, а пользуешься с умным видом набором привычных клише? «Петь на опоре» – это же не значит зажаться, – совсем наоборот! Что такое проточность, как важен зевок, раскрывающий гортань, как работает во время пения на разных участках воздух и не у кого-нибудь, а именно у этого конкретного человека, – все это надо исследовать, анализировать, и надо все время себя тормошить – «ага, а вот это не получается, а вот этот переход сдвинут, значит, делаем так…» Диагностика голоса – вообще вещь сложная, говорят – «ты – сопрано», а переходные ноты как у меццо!

Если ты педагог, ты должен иметь храбрость и осознанное стремление найти и развить все лучшее в ученике. В мире существуют формулы и формы отступления от них. Гениальность ученого не в том, что он знает формулу, а в том, что он способен ее интерпретировать и сделать шаг вперед. То же самое и в преподавании. А у большинства этих учителей-самозванцев только и есть, что предложить заученное, но толком не осмысленное ими самими «надо петь на дыхании, надо петь на груди». От них же произрастает миф про «делание нот», скажем, верхних. Верхняя нота – это продукция всего того, что есть до нее. Если музыкальная фраза идет резко наверх, тебе нужно «устроить» ноты заблаговременно, и как ты сделаешь это – так и прозвучат верхние ноты. Если ты их не устроил, это будет визг поросячий, верх будет отдельным, трескучим, некрасивым. Работа педагога – постоянно думать, крутить, анализировать, искать оптимальное решение. Нет одинаковых гортаней, строение челюстей, лицевых мышц, пазух у всех разное. Остается внимательно слушать и искать верный для каждого ученика тон. И приемы построения аппарата: одному нужен большой зевок, другому нет. С этим и надо постоянно работать. Работа педагога по вокалу напоминает работу настройщика музыкального инструмента. У него должно быть сенситивное ухо, предельно чувствительное. Наши беседы с действительно большими певцами о вокальной технике сводились к одному: все говорят – нет единых рецептов! Есть общее понятие школы, а дальше начинаются сплошь различия: одному подходит это, другому то. Как в аптечной рецептуре, как в сборе трав для ароматного чая – все индивидуально.

Среди настоящих исследователей известно имя Леонида Борисовича Дмитриева, который подверг пристальному изучению человеческую гортань. Результаты своих опытов он изложил в ряде работ, среди них книга «Основы вокальной методики». Дмитриев изобрел специальный аппарат и просмотрел гортани знаменитых певцов. Отметил следующее: гортань хорошего певца на любом участке диапазона находится в стабильном состоянии. Она не прыгает. У плохого певца на верхних нотах она задирается, еще есть вариант – гортань, наоборот, падает, что тоже немедленно сказывается на качестве звука. У хорошего певца гортань в процессе пения стабильна, не меняет положения.

Ирина Константиновна Архипова делилась со мной воспоминаниями ее участии в экспериментах. Дмитриев предлагал петь разные по вокальным приемам вещи: от барочных арий, где линия плавная, до скачкообразных мелодий Верди, Мусоргского, – гортань при правильном исполнении остается на месте. И ее место – чуть ниже разговорной позиции.

Когда мы поем, мы должны чуть-чуть опустить гортань. Тогда возникает «купольность», зевок, и начинается работа всех резонаторов, которые освобождают связки, освобождают гортань от перегруза. Пение – это продленная речь, мышцы подвергаются так называемому стретчингу, растяжке, и, если эту растяжку делать все время неправильно, голосовой аппарат приходит в негодность.

Плохая дикция академических вокалистов, на которую часто жалуется зритель, объясняется тем, что они перезевывают, слишком опускают гортань, совершенно теряя разговорный тон. Нужна балансировка – упругое произношение согласных, красивое круглое произношение гласных, причем сразу – в купол, чуть позади неба. Другая крайность – когда слишком увлекаются – и поют, как разговаривают, – на высокой гортани. Звук становится плоским, гнусавым. Обретение баланса – одна из ключевых задач постановки голоса.

Часто приходится слышать, что эстрадная манера, которая обычно как раз сплющивает звук, имеет право на отдельное существование. Это неверно. Основа пения для всех известных манер одна. Конечно, если человек не намерен трудиться, проще всего для него будет заявить, что-де классический вокал – это особая статья, не для всех. У эстрады – свои приспособления, но основа – классическая!

Когда в 1920-1930-х годах развитие музыки направилось в сторону джаза, мюзикла, оперетты, появились новые вокальные пособия, как развивать, например, опереточный тон у певицы. Для опереточного пения вообще нельзя сильно опускать гортань, исполнение идет в чуть облегченной манере, по законам жанра надо быстро переходить с разговора на пение, это и определяет необходимость держать уровень гортани чуть завышенным, и гортань при этом подвижна, ближе к разговорному голосу. С появлением джаза как искусства родились новые технические приемы. Но единственное отличие джазовой и эстрадной манер от классической – певцы за счет немного другой постановки верхней челюсти по-другому накрывают звук, – классики больше следят за купольностью звучания, направляют звук выше, чем при других манерах исполнения. То же самое – мюзикл: приспособиться к этой манере – задачи педагога. Но основа, база остается для всех профессиональных певцов единой.

99

Клятва Гиппократа – врачебная клятва, выражающая основополагающие морально-этические принципы поведения врача, их – девять, в том числе принцип непричинения вреда. Гиппократ (ок. 460 до н. э. – между 377 и 356 до н. э.) – знаменитый древнегреческий целитель и врач. Вошел в историю как «отец медицины».