Страница 2 из 26
Элис улыбнулась воспоминанию и сунула руку в карман, чтобы погладить гладкую обложку записной книжки в кожаном переплете. Привычка с детства, которая выводила из себя маму с тех пор, как на восьмой день рождения Элис получила свою первую записную книжку. Как же она любила ту светло-коричневую книжицу! Здорово, что папа выбрал такой подарок. По словам отца, он тоже вел дневник, и Элис оценила серьезность, с которой он ей об этом сказал. Под присмотром мамы она медленно вывела свое полное имя – Элис Сесилия Эдевейн – по тонкой бледно-коричневой линии на фронтисписе и сразу же почувствовала себя более реальным человеком, чем раньше.
Маме не нравилась ее привычка то и дело трогать спрятанную в кармане книжку, потому что это выглядело так, словно Элис «вертится, замышляя какую-то шалость». Впрочем, сама Элис была ничуть не против подобной характеристики. Мамино недовольство послужило приятным бонусом, Элис продолжала бы касаться своей записной книжки, даже если бы это действие не вызывало легкую тень на прекрасном лице Элеонор Эдевейн. Записная книжка стала для Элис пробным камнем, постоянным напоминанием, кто она есть на самом деле. А еще близким другом, хранилищем секретов и, соответственно, досье на Бена Мунро.
Прошло около года с того дня, как Элис впервые его увидела. Он появился в Лоэннете поздним летом тысяча девятьсот тридцать второго, в тот жаркий и сухой промежуток времени, когда праздничное волнение Иванова дня прошло и оставалось только покориться одурманивающему зною. На поместье снизошла благодать ленивого умиротворения, и даже порозовевшая от жары мама, которая была на восьмом месяце беременности, сняла жемчужные браслеты и закатала по локоть шелковые рукава.
В тот день Элис сидела на качелях под ивой, лениво раскачивалась и обдумывала Очень Важную Проблему. Отовсюду, если вслушаться, доносились звуки семейной жизни – мама и мистер Ллевелин смеялись вдалеке под ленивый плеск лодочных весел, Клемми что-то бормотала себе под нос, раскинув крыльями руки и бегая кругами по лужайке, Дебора пересказывала няне Роуз все скандалы последнего Лондонского сезона, – а Элис погрузилась в собственные мысли и не слышала ничего, кроме приглушенного жужжания насекомых.
Она почти целый час сидела на одном месте, не замечая, что новенькая ручка протекла и по белому хлопчатобумажному платью расплывается чернильное пятно, когда из сумрака рощи материализовался молодой человек и вышел на залитую солнцем дорогу. С холщовым мешком через плечо и пиджаком в руках, он шел твердым, упругим шагом, и Элис перестала раскачивать качели. Она следила за ним, старалась разглядеть получше из-за плакучих ветвей ивы, и не замечала, что щеку трет жесткая веревка.
Благодаря причуде географии в Лоэннет нельзя попасть случайно. Поместье располагалось в лощине, окруженной густым лесом, совсем как дома в сказках. (И в кошмарах тоже, только тогда Элис об этом не думала.) Лоэннет – их собственный счастливый уголок, дом нескольких поколений семьи Дешиль, родовое гнездо матери Элис. И все же вот он, чужак, прямо посреди имения, и послеобеденные чары сразу разрушились.
Элис обладала природным любопытством – о чем ей часто говорили окружающие, и она воспринимала их слова как комплимент, – но собиралась использовать эту свою черту с пользой. Впрочем, в тот день ее интерес подогревало не любопытство, а досада и желание отвлечься. Все лето Элис лихорадочно трудилась над остросюжетным любовным романом, однако три дня назад дело застопорилось. И все по вине главной героини, Лауры, которая после нескольких глав, призванных показать ее богатый внутренний мир, отказалась сотрудничать. Когда милую девушку познакомили с высоким темноволосым красавцем со звучным именем лорд Холлингтон, она неожиданно растеряла весь свой ум и обаяние и стала до ужаса скучной. Ладно, решила Элис, глядя, как молодой человек идет по подъездной дорожке, Лаура обождет. Подвернулось кое-что другое.
Через поместье бежал болтливый ручей, радуясь короткой передышке под жарким солнцем, прежде чем снова нырнуть в сумрак леса. Его берега соединял оставшийся от двоюродного прадеда каменный мост, через который лежала дорога в Лоэннет. Дойдя до моста, незнакомец остановился. Медленно повернулся в ту сторону, откуда пришел, и взглянул на что-то в своей ладони. Клочок бумаги? Или это игра света? Наклон головы, долгий взгляд на лесную чащу свидетельствовали о сомнениях, и Элис прищурилась. В конце концов, она – писательница и понимает людей, уязвимость сразу бросается ей в глаза. Почему незнакомец так неуверен, в чем причина? Он вновь повернулся вокруг себя, приложил руку ко лбу и уставился на дорогу с чертополохом по обочинам, которая вела к дому, спрятавшемуся за тисовыми деревьями. Молодой человек не двигался и, похоже, затаил дыхание; затем под взглядом Элис положил вещевой мешок и пиджак на землю, поправил на плечах подтяжки и тяжело вздохнул.
И тогда Элис осенило. Она сама не понимала, откуда берутся внезапные озарения, открывающие доступ к мыслям других людей. Элис просто знала о чем-то, и все. Вот как сейчас: незнакомцу явно не доводилось бывать в подобном месте. Тем не менее этого человека ждала встреча с судьбой, и хотя какая-то его часть хотела развернуться и уйти, даже толком не ознакомившись с поместьем, от судьбы просто так не сбежишь. Весьма захватывающее предположение, и Элис еще крепче ухватилась за веревку качелей, наблюдая за молодым человеком; в ее голове роились мысли.
Конечно же, он поднял пиджак, закинул на плечо вещевой мешок и зашагал по дорожке к скрытому за деревьями дому. В поведении незнакомца появилась вновь обретенная решимость, и те, кто плохо разбираются в людях, наверняка подумали бы, что он легко справится со своей задачей. Элис довольно улыбнулась, и тут ей пришла в голову мысль, от которой она чуть не свалилась с качелей. Элис заметила чернильное пятно на своей юбке и нашла решение Важной Проблемы одновременно. Это же ясно как божий день! Лаура, которая встретила своего собственного таинственного незнакомца, тоже гораздо проницательнее большинства людей и наверняка заглянет под его маску, узнает об ужасной тайне и темном прошлом, а потом, когда останется с ним наедине, прошепчет…
– Элис!
Оказавшись в ванной комнате своего дома, Элис подпрыгнула от неожиданности и больно ударилась щекой о деревянную оконную раму.
– Элис Эдевейн, где ты?
Она бросила взгляд на закрытую дверь. Вокруг таяли приятные воспоминания о прошлом лете, остром чувстве влюбленности, первых днях романа с Беном и пьянящей связи между их отношениями и ее творчеством. Бронзовая дверная ручка слегка задрожала от торопливых шагов на лестничной площадке, и Элис затаила дыхание.
Всю неделю мама была на грани нервного срыва. Обычное дело. Она не любила гостей, но праздничный прием в Иванову ночь давно стал семейной традицией рода Дешиль. Мама боготворила своего отца, Генри, потому каждое лето и устраивала праздник в его честь. И всякий раз ужасно нервничала – такой вот она уродилась! – однако в этом году превзошла саму себя.
– Я знаю, что ты здесь, Элис! Дебора видела тебя пару минут назад.
Дебора – старшая сестра, основной пример для подражания, главное зло. Элис стиснула зубы. Мало того что ее мать – прославленная Элеонор Эдевейн, так еще и повезло родиться за сестрой, которая почти такое же совершенство! Красавица, умница, обручена с самым завидным женихом прошедшего сезона… Слава богу, еще есть Клементина, младшенькая, такая странная, что даже она, Элис, по сравнению с ней кажется почти нормальной.
Пока мама в сопровождении Эдвины стремительно шагала по коридору, Элис с треском приоткрыла окно и подставила лицо теплому ветерку, наполненному соленым запахом моря и ароматом свежескошенной травы. Эдвина, вот единственная живая душа, которая терпит маму в ее нынешнем состоянии! Впрочем, Эдвина – золотистый ретривер, и вряд ли ее можно назвать душой в полном смысле этого слова. Даже папа несколько часов назад сбежал на чердак и теперь наверняка отлично проводит время над своим грандиозным трудом по естественной истории. Проблема в том, что Элеонор Эдевейн всегда стремилась к совершенству и любая мелочь праздника должна была отвечать ее высоким стандартам. Элис довольно долго переживала из-за того, что не оправдывает мамины ожидания, хотя тщательно скрывала это под маской напускного безразличия. Ее огорчало и отражение в зеркале – слишком высокий рост, непослушные рыжевато-каштановые волосы, – и то, что она предпочитала компанию вымышленных персонажей людям из плоти и крови.