Страница 4 из 16
Прасагов поманил спутников в коридор, провел по нему и завел в комнату, расположенную с другой стороны от лестницы. Здесь, как и во всем отеле, царило запустение, однако не было видно ни оплавленных свечей, ни пентаграмм, ни жутких козлиных морд.
– Это номер сто девяносто один. Причем таковым он идет во всей документации. Но на самом деле это и есть реальный номер сто восемьдесят четыре. Таковым он стал после любопытных событий здесь в тысяча девятьсот сороковом году, когда было принято решение изменить нумерацию комнат…
У Алины снова зазвонил телефон, и она, заявив, что «финны все же объявились», выскочила из комнаты.
– Я ведь обещал вам поведать занимательную историю, не так ли? – продолжил Прасагов. – И познакомить вас с моей собственной теорией относительно природы всех необъяснимых событий в «Петрополисе»? Что же, все началось тогда, когда мой прадед…
Ярослав услышал шаги, и в номер вошел высокий молодой блондин, который, впрочем, при внимательном рассмотрении оказался не столько молодым, сколько моложавым. Гость был облачен в алое кашемировое пальто и синие перчатки. Его сопровождали две дамы – одна вся в черном и, несмотря на стремительно завершавшийся октябрьский день в Питере, в темных очках и с брезгливым выражением лица. Вторая, явно моложе, отчасти похожая на Алину, однако именно что отчасти: и ростом пониже, и одежка попроще, и харизмой пожиже.
– Когда моя прабабка совершенно неблагоразумно решила влюбиться в этого холопа, твоего, Миша, прадеда! – завершил блондин фразу, повисшую в воздухе, и, картинно встряхивая светлыми кудрями, добавил: – Добрый день!
Судя по тому, что он обращался к Прасагову на «ты» и называл «Мишей», вновь прибывший был с ним на короткой ноге. Однако появление этого субъекта не вызывало у олигарха энтузиазма, наоборот, с брезгливой гримасой он процедил:
– Для кого добрый, а для кого и нет, Степа…
Блондин дернулся, снова встряхнул кудрями и протянул:
– Я не Степан, а Стивен! И тебе это отлично известно, Миша!
Ярослав уловил в речах блондина легкие иностранные нотки – говорил он по-русски безукоризненно и явно знал язык с детства, но все равно проскальзывало что-то фальшивое, как и во всем его облике денди и франта.
– Ну, тогда и я не Миша, а Михаил Георгиевич. А ты… Стивен? Как тебя по батюшке? Ах, вам там в Санта-Монике отчеств не давали, ведь так?
Блондин поджал губы и холодно ответил:
– Тогда уж не Стивен, а «ваше сиятельство». Для вас, Прасаговых, мы, Захарьины-Кошкины, всегда как были сиятельствами, так и остались!
Прасагов, уже явно взяв себя в руки, посмотрел на Красина и заметил:
– Имею честь представить вам, Ярослав Станиславович, его сиятельство князя Стивена Кошкина. Круто звучит, правда ведь? Хотя что Кошкин, что Собакевич – все одно… Ну, или Фима Собак…
Лицо блондина, явно претендовавшего на аристократическое происхождение, дернулось, однако мимика не изменилась, несмотря на то, что он, судя по сверкавшим темно-синим глазам, был в ярости. Видимо, переборщил с ботоксом, решил Ярослав, поняв вдруг, что черты лица этого субъекта напомнили ему физиономии некоторых известных дам высшего общества. Их кромсал один и тот же хирург…
– Я князь Стивен Захарьин-Кошкин! – отчеканил блондин, багровея. – Мой род один из древнейших родов России, мы намного старше Романовых, у нас гораздо больше прав на императорскую корону, чем у этих выскочек…
Прасагов замахал руками и простонал:
– Степа, угомонись! Я эту бодягу уже раз пятьсот двадцать шесть или даже семь слышал! Ну, пролетели вы тогда в Смутное время с шапкой Мономаха, не вас в новые цари выбрали. За четыреста с лишком лет пора бы с этим смириться, не так ли? Кстати, я уже тебе говорил, что сословия и все эти ваши титулы были отменены декретом Советской власти от десятого ноября года тысяча девятьсот семнадцатого! Так что если ты князь, то я китайский мандарин или даже японский апельсин. И последнее: никакой ты не Захарьин-Кошкин. Да, предки твои были из этого, не спорю, именитого, но ничем себя не проявившего в истории рода. Ты же сам родился в Калифорнии, и папочку твоего звали Кошкиным! Первая часть фамилии у вас куда-то делась. И то, что ты ее теперь восстановил, ничего не меняет! Как был Кошкиным, так и остался!
Сопровождавшая князя мелкая девица, жалкое подобие Алины, все порывалась что-то вставить, а на лице дамы в черном играли желваки. Она даже собралась было ринуться на олигарха, но князь Кошкин удержал ее за руку.
– Жанна, прошу тебя, не надо! – произнес он глубоко обиженным тоном. – Он этого не стоит.
Прасагов перебил:
– Загадка – что выйдет, если встретится князь Кошкин с князем Мышкиным? Ответ: рожки да ножки!
Он рассмеялся своей непритязательной шутке, а потом сказал:
– Разрешу себе представить и почтивших нас своим присутствием дам. Дама в сапожках, очках и с начесом – Вика. О фамилии Вики история умалчивает. То ли Уткина, то ли Петухова. Вика – личный секретарь князя Степы. А дама в черном, не снимающая солнцезащитные очки не только в туалете, но и даже в душе, это великая и ужасная Жанна Олеговна Хват! Да, такая у нее фамилия. Хотя считаю, что лучше быть хватом, чем Кошкиным! И князь Степа мог бы поправить ситуации, взяв в жены Жанночку и приняв ее фамилию, став, таким образом, князем Стивой Хватом. Звучит, согласитесь, намного солиднее. Но загвоздка в том, что сама Жанночка, которая, кстати, является своего рода начальником несуществующей княжеской охраны, так сказать, дружины, неравнодушна к Вике и иже с ней. А сам князь Степа Кошкин питает нежные чувства к накачанным подиум-моделькам и мелким поп-звездочкам одного с собой пола. Так что мезальянса не выйдет!
Монолог олигарха был пропитан ядом, но князь Степа, уже успокоившись, доброжелательно заметил:
– О, как ты осведомлен о нашей личной жизни! Лучше поведай о своей! И о том, почему твоя женушка развелась с тобой, оттяпав солидную часть твоего не столь уж и большого состояния, и настроила против тебя детишек? Что же касается мезальянса, то всего бы этого не было, если бы не имел место этот дикий брак моей прабабки, княжны, с холопом, твоим прадедом! Как хорошо, однако, что плод этой любви умер в младенчестве! И что ты – потомок сына бывшего крепостного моего высокочтимого предка и поповской дочурки! Попал ведь впросак, Прасагов?
Оба мужчины явно находились в давнишней конфронтации друг с другом, и им доставляло небывалое удовольствие делать сомнительные шуточки относительно происхождения и фамилии своего противника.
Настало время Прасагова взбелениться. Однако в этот момент в дверях показалась Алина. Ойкнув при виде незваных гостей, она произнесла:
– Михаил Георгиевич, финны снова передумали, требуется мое присутствие. Я отъеду?
– Отъезжай, милая! – произнес нежно князь Степа. – Михаилу Георгиевичу сейчас не до финнов, а также ни до норвежцев со шведами. Он сейчас того гляди от злости лопнет!
Снова завибрировал мобильный Алины, и она, отдавая на ходу распоряжения, заторопилась прочь.
Эта пауза остудила пыл олигарха, он – со все еще красной шеей, однако подозрительно спокойный – отчеканил:
– Ваше… гм… сиятельство! Вы находитесь на территории принадлежащего мне объекта собственности. Ни вас, ни ваших двух мадам я не приглашал и приглашать не собираюсь – в том числе и на открытие моего «Петрополиса», которое состоится через два года! Моего! Так что, как бы это сказать помягче… А – катитесь прочь! Иначе вызову охрану и вас выбросят с территории за шкирку!
Князь Степа снова тряхнул белесыми кудрями, видимо, это было или невротическим тиком, или тщательно заученным светским жестом, и произнес с доброй улыбкой сладким голоском:
– А позвольте узнать, Михаил Георгиевич, на какие шиши вы приобрели этот лакомый кусочек в Питере? Ведь, согласно инсайдерской информации, дела у вашей империи, с учетом кризиса, не ахти. С ликвидностью большие-пребольшие проблемы. Вы и по старым кредитам уже не платите, кто бы вам новые предоставил? Зачем в кризис вбухивать такие деньжищи в премиум-сегмент?