Медальон сюрреалиста

Земскова работала три дня через три, часто ночевала в особняке из-за бесплатного стола. На выходных иногда уезжала на съемную квартиру, чтобы, как она говорила, «почувствовать себя человеком без униформы», потому что никем, кроме горничной, Елена на территории дома Меньшиковых себя не чувствовала. Здесь ей предоставили комнату, небольшую с двумя кроватями – для нее и для коллеги Татьяны, той пухлой девушки, которая встретила Барсикова у входа.

По словам Тани, Земскова была вполне милой и невредной, но скучной и поговорить с ней было не о чем, а поговорить Татьяна любила. Так что говорила в основном Татьяна, а ее соседка слушала.

«Очень некстати, лучше бы болтушкой оказалась Земскова», – подумал Барсиков.

– Ничего странного вы не заметили в ее поведении в последнее время? – спросил капитан.

– Да нет. С виду у нее все было нормально, хотя… В последнее время Ленка ожила, что ли. Сколько ее знаю, она вечно угрюмая ходила, будто бы кошелек потеряла. А тут недавно кисляк с ее лица исчез. Она даже улыбаться стала не только гостям и хозяевам, как у нас требуется, а просто так.

– Когда это произошло?

– Примерно месяц назад. Может, я не сразу заметила, мы ведь с Ленкой в разные смены работали и пересекались только при сдаче смены или в нашей комнате, когда она или я здесь оставались в свой выходной. Да! И еще… – вспомнила девушка. – Может, это чушь и к делу не относится…

– К делу относится все, – сказал Антон.

– У Ленки появился медальон. Не золотой, а даже не знаю… железный, что ли. Невзрачный, в виде веера с какими-то цветными камнями. Она его на простом шнурке под одеждой носила и никому не показывала. Я случайно увидела, когда Ленка переодевалась. Она показывать не хотела, стеснялась. Откуда взяла, спрашиваю. Она молчит. Понятное дело, раз в медальоне никакой красоты нет, а она его носит, то вещь для нее что-то значит. Мне интересно стало, думаю, жених у Ленки появился, подарил. Наверное, еще внутри его фотка была – ну, так полагается. Я стала выпытывать: и так спрошу, и этак. Ленка отмалчивалась, а потом не выдержала и сказала: обещай сохранить это в тайне. Зуб даю, говорю. А она: это не простой медальон, а цыганский. Он границы между людьми стирает. Буду я его носить, и меня в любом обществе за свою принимать станут, будто бы я всем ровня – хоть олигарху, хоть английской королеве. Угу, говорю, нашла дурочку, сказки мне вздумала рассказывать. Так я тебе и поверила! А она мне: думаешь, я вру?! Да сама скоро увидишь, как я закручу роман с кем-нибудь из гостей Меньшикова и выйду за него замуж! Я только посмеялась – к Меньшикову ходят такие люди, которые на нас, на горничных, даже не смотрят, какие тут романы? А Ленка обиделась, говорит, вот Ариадна… Про Ариадну Лена не договорила – замолкла. Поняла, что глупость хотела брякнуть. Ариадна – это невеста Аркадия Меньшикова. Девушка не богатая – это по ней видно, – одевается красиво, но не в бренды. Она явно не круга Меньшиковых, но видная. У Ариадны такая осанка – ух! И фигура у нее классная. С такой фигурой и осанкой никаких брендов не надо, посмотришь на нее и сразу увидишь, что принцесса. Была бы у меня такая фигура, мне бы никаких богатств было не надо!

– У вас и так с фигурой порядок, – польстил Антон.

– Да бросьте, тоже скажете! – смущенно отмахнулась Татьяна.

– Двенадцатого числа вы Елену видели?

– Да, я как раз заступила в ночь, а у нее в девять вечера смена закончилась. Мы перекинулись парой слов. Ну как перекинулись? Я в тот день купила новую сумку от «Живанши», с большой скидкой взяла. Хотела ей показать, рассказать подробно, где и почем. Она раньше спрашивала между прочим, где можно недорого купить хорошую сумку. А тут и слушать не стала, торопилась куда-то.

Куда торопилась Земскова, предстояло выяснить. В найденном среди ее вещей простеньком нетбуке на первый взгляд ничего интересного не обнаружилось: фотографии, картинки, игрушки…

Барсиков поблагодарил словоохотливую девушку и отправился с добытым материалом в управу. По дороге он обдумывал, кто и зачем мог убить горничную. Даже в спешке просмотренные записи с камер видеонаблюдения, установленных во дворе особняка, давали пищу для размышления. На видеозаписи хорошо было видно, как двенадцатого мая в двадцать два ноль пять Елена Земскова покинула особняк через запасные ворота. Спустя десять минут через те же ворота вышла Ариадна Металиди, в руках у девушки была спортивная сумка. Металиди вернулась в особняк через два с половиной часа с той же сумкой, Земскова в это время была уже мертва.

Логика подсказывала, что удобнее всех расправиться с Земсковой было Металиди. Незадолго до гибели Земсковой обе девушки почти одновременно покинули особняк, путь обеих лежал через лесопарк – другого пути от запасных ворот нет. В лесопарке одна из них погибла. Как свидетельствует заключение эксперта, незадолго до смерти лицо Земсковой было расцарапано кошкой. Известно, что Елена покидала особняк без царапин на лице, очевидно, что ее лицо пострадало в лесопарке. Вопрос: откуда в лесопарке взялась кошка? Во дворе дома Меньшикова живут несколько кошек, Антон их сам видел – две серые и одна рыжая. Могла ли Металиди, отправляясь вслед за Земсковой, прихватить с собой кошку? Судя по размерам сумки, кошка туда вполне поместилась бы. Вот только зачем? Для того чтобы убить Земскову столь экстравагантным способом? И для чего ее убивать?

Ариадну Металиди на допрос не вызвать, она покинула страну утром тринадцатого мая – спустя несколько часов после смерти Елены. Случайно ли она так быстро уехала? Что их связывало, таких разных: горничную и невесту сына хозяина особняка; девушку с девятью классами образования и выпускницу университета технологии и дизайна; наконец, простушку с посредственной внешностью и эффектную барышню с точеной фигурой? И связывало ли их что-либо вообще? Определенно с Металиди поговорить следовало. Она если не причастна к убийству, то, вполне возможно, может оказаться его свидетелем.

Когда мать Земсковой приезжала за телом дочери, толком допросить ее не удалось. Сухопарая, с мелкими, печальными чертами преждевременно состарившегося лица, молчаливая и суровая, Земскова-старшая все время находилась одна. Никто из родни и знакомых не приехал вместе с ней. Юлия Алексеевна отвечала на вопросы скупо, нервно наматывая на палец прядь длинных волос цвета «соль с перцем». Казалось, расследование ее совершенно не интересовало, скорее оно ее раздражало. Подписывала бумаги, не глядя, и как будто куда-то торопилась. Как потом выяснилось, Земскова действительно торопилась на электричку. Из экономии женщина не стала останавливаться в гостинице. Хотела остановиться в комнате, которую снимала Елена, но ушлая хозяйка ей отказала. Первую ночь она скоротала у одноклассницы на окраине Петербурга. Одноклассница Юлию Алексеевну почти не помнила, ее просьба была совсем некстати, но раз та свалилась как снег на голову с таким горем, отказать не решилась. Постелили гостье на кухонном полу, а больше в крохотной однушке было негде. Всю ночь тарахтел холодильник, включаясь и выключаясь с внезапными громкими звуками. Добавлял беспокойства и муж хозяйки дома: полный немолодой мужчина, он тяжелой поступью шумно ходил в туалет и, ничуть не стесняясь гостьи, издавал там характерные звуки. Совершенно не выспавшаяся Земскова решила больше по людям не скитаться и ночевать дома, в Лодейном Поле, – ехать далеко, зато спать в своей постели.

Чтобы обстоятельно побеседовать с матерью погибшей, Небесов отправился в Лодейное Поле. Небольшой, с пыльными прямыми, словно начерченными по линейке, улицами город приютился на окраине Ленинградской области. Хоть Михаил и был родом из небольшого провинциального городка, его удивил удручающий вид Лодейного Поля. За полтора десятка лет, прожитых в Северной столице, глаз оперативника привык к красивым фасадам и широким проспектам и никак не желал воспринимать неприглядные дома областного города – забыл, что и такие тоже существуют. А они вообще в большинстве своем такие, нестоличные города, где соседствуют одноэтажные деревянные хибарки с нагроможденными на скорую руку высокими новостройками, где дороги в огромных до неприличия ямах, где основное здание – это торгово-развлекательный центр, где на газонах – стихийные парковки; клумб нет, а о фонтанах даже не мечтают. Там по старинке на улице сушат белье, балконы застекляют кто чем может, так, что со стороны они напоминают скворечники. Корявые тротуары, заставленные автотранспортом, по ним с мрачными лицами бродят жители, одетые преимущественно в удобные тренировочные штаны. Унылые виды периферии угнетают, и хочется скорее вернуться к себе, в мегаполис, и радоваться своей маленькой квартирке в спальном районе.