Страница 70 из 75
Дорогие наборщики, потрудитесь еще немного — поднаберите тут еще несколько строк, чтоб мы могли любезно попрощаться с нашим дорогим читателем.
Итак, дорогие друзья, привет! Наилучшие пожелания. Кланяйтесь вашей мамаше. Пишите.
А в ответ на ваше любезное письмецо сообщаем, что живем мы ничего себе, много работаем, здоровье стало лучше, и оно укрепляется. Тут было в прошлом году мы прихворнули, но ничего, как говорится — бог миловал.
А что касается нашей дальнейшей литературной работы, то мы задумали написать еще две забавные книжонки. Одна на этот раз — из области нашей личной жизни в свете медицины и философии. Другая историческая — сатира на тупость, с эпиграфом из Кромвеля: «Меня теперь тревожат не мошенники, а тревожат дураки».
Но, конечно, мы еще не знаем, когда возьмемся за эти наши новые сочинения.
На «Возвращенную молодость» у нас ушло три года. И эту сочиняли два года без перерыва. Так что надо теперь отдохнуть и поразвлечься.
Вообще, если что-нибудь интересное мелькнет в нашей жизни, тогда мы сделаем перерыв в работе, а если нет — тогда мы вскоре приступим к первому сочинению, еще более забавному, чем это.
А эту Голубую книгу мы заканчиваем у себя на квартире, в Ленинграде, 3 июня 1935 года.
Сидим за письменным столом и пишем эти строчки. Окно открыто. Солнце. Внизу — бульвар. Играет духовой оркестр. Напротив серый дом. И там, видим, на балкон выходит женщина в лиловом платье. И она смеется, глядя на наше варварское занятие, в сущности не свойственное мужчине и человеку.
И мы смущены. И бросаем это дело.
Привет, друзья.
1934–1935
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Комедия в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Горбушкин, заведующий кооперативом.
Жена Горбушкина.
Брат жены.
Бананов, перекупщик.
Сосед.
Неизвестный.
Красноармеец.
Ломовик.
Квартира Горбушкина. Стол. Картины на стене. Висячая лампа под шелковым абажуром. Горбушкин с женой сидят за самоваром. Горбушкин просматривает газету.
Горбушкин (читая). Ого… Эва как… Фу-ты, фу-ты… Ишь ты, как.
Жена. Ну, чего еще?
Горбушкин (читает). Фу-ты, фу-ты… Ого, ого, ого… Ух ты, ух ты, ух ты.
Жена. Да говори ты толком — чего еще?
Горбушкин (читает). Ухты… ух ты… М-да… Вот так да… Угу.
Жена. Ну, мне буквально дурно делается от твоего мычанья. Ну?
Горбушкин. Вот и ну — высшая мера наказания за расхищение народного имущества.
Жена. А ты-то при чем? Ты-то чего крякаешь?
Горбушкин. А я разве сказал, что я при чем? Дура какая. Вообще говорю: за расхищение — высшая мера.
Жена. А чего ты расхищаешь-то? Подумаешь! Раз в год какое-нибудь гнилье принесет и после этого газеты читать не может — ему высшая мера снится.
Горбушкин. Я вообще говорю. Вот, мол, говорю, вышел революционный декрет.
Жена. Декрет! Другие заведующие несут, несут, несут— ставить некуда.
Горбушкин. А я не несу — я, по-вашему, розы нюхаю? Дура какая. А это что? А это чего? А на тебе чего? (Глядит в газету.) Ух ты, ух ты, ух ты…
Жена. Немного домой принес — в этом пороку нету. Другие на сторону продают и то без криков газеты читают.
Горбушкин. А сахар? Сахар-то я на сторону продал? (Опять смотрит в газету.) Ух ты, ух ты, ух ты.
В передней звонок. Разговор.
Жена. К нам кто-то пришедши.
Горбушкин. Кто же это приперся с утра пораньше? Уж не братец ли ваш, подлец? (Прячет сыр.)
Жена. Братец попозже собирался.
Горбушкин. Ах да, это Бананов. Он мне деньги принес… за сахар… Ух ты, ух ты, ух ты.
Жена (роняет вилку). Нет, не он. Вилка упавши. Должно быть, дама сейчас явится — я в эту примету глубоко верю.
Входит красноармеец. Жена Горбушкина ахает. Горбушкин, наливая чай, забывает закрыть кран самовара. Паника и замешательство.
Красноармеец. Извините, граждане. Не пугайтесь… Я от следователя послан. Гражданин Горбушкин… который тут?
Горбушкин показывает рукой на жену. Жена показывает на мужа.
Замешательство.
Жена. Вот они… Они — Горбушкин.
Красноармеец. Тогда будьте любезны, пойдемте со мной. Только следователь велел спешно. Вот повестка.
Жена. Следователь?!
Горбушкин. Ух ты, ух ты, ух ты. (Дрожащими руками берет повестку, читает.) Бре… бре… кру… Не могу глядеть, буквы прыгают… Бре… бре… кру… П… п… п… по… делу… по делу…
Жена. По делу?!
Горбушкин. Вот я тебе говорил… я тебе говорил. А ты не верила… (Смотрит на газету.) Ух ты, ух ты… (Мечется по комнате.)
Красноармеец. Велели к десяти.
Горбушкин (торопливо одевается. Сует руку не в тот рукав.) Ух ты, ух ты…
Жена. Возьмите хотя немного несъеденных продуктов. Кулек-то захватите.
Горбушкин (застегивает пальто — верхнюю пуговицу на нижнюю петлю.) Я г… г… готов… Ведите меня, товарищ. (Идет к выходу.)
Жена (одна). Что ж это, батюшки-светы!.. (Мечется по комнате, вытаскивает сверток из-за картины, опять прячет.) Куда ж это я теперича дену?
Телефонный звонок.
Где ж это опять звонят?.. Ах да… Але… я… але… Это, братец, вы стоите у телефона? Гришу-то это самое, понимаете… Да нет, хуже… Ну да, да… Только сейчас. Не знаю. Ничего не знаю. Только скорей являйтесь. (Снова берет сверток из-за картины.) Ну куда ж это мне деть? (Убегает.)
Входит перекупщик Бананов с деньгами в руках.
Бананов. Эва, собака, как роскошно живет. А плачется, ворюга. Деньги ему — вынь и положь. Сам небось хапнул сахар, а мне за него плати. Обидно. (Кашляет.) И ждать заставляет по полчаса. (Присаживается на стул.) Продуктов-то, продуктов-то насыпано! Мать честная! Небось трескает без устали… А мне деньги носи. (Подходит к столу. Кушает, осторожно озираясь.) И таким иродам письма пишут. (Читает брошенную повестку.)
«Срочно. Гражданину Горбушкину… Прошу вас явиться для дачи свидетельского показания по делу Щукина. Следователь Кемин». Скажите, пожалуйста, такого арапа еще в свидетели вызывают… А я ему зря ходи… Пущай тогда сам приходит. (Идет к выходу. Возвращается.) Продуктов-то! (Снова ест, снова идет к выходу и опять возвращается, намазывает хлеб маслом. Запихивает в рот.)
Входит жена Горбушкина со свертком и руках.
Жена (испуганно). Ах!.. Это кто?.. Кто это?!
Бананов (жуя бутерброд). Кхм… кхм…
Жена. Кто это? Я кричать буду.
Бананов (прожевывая). Кхм. Извиняюсь… Это самое… сейчас скажу… Комок в горле застрял…
Жена. Что вам надо?
Бананов. Извиняюсь. Комок в горле — нервная спазма схватила… Я к Григорию Иванычу — Бананов… Но поскольку Григорий Иваныч…
Жена. Ах, вы знаете… Да, да… арестован Григорий Иваныч.
Бананов. А-арес-тован… Как арестован? Ну… Я уж пойду тогда… Я думал совсем напротив. Я думал по делу… свидетель… Ох ты черт…
Жена. И что теперича делать — ума не приложу.
Бананов. Да, это у них бывает… Сначала, знаете, свидетель, а после и не свидетель… Это часто бывает… Ну, я пойду, пойду. Ох ты черт… (Поспешно уходит.)
Жена (ставит стул на стол. Прячет сверток за лампу.) Сюда, что ли, деть…
Входит сосед.
Сосед. Кхм, кхм…
Жена. Ктой-то? Кто это?
Сосед. Да что вы, Анна Васильевна, пужаетесь. Соседа уж своего узнавать перестали?