Страница 79 из 144
6 У храма, под тенью душистой оливы, Внезапно нарушен священный покой: То робкие жены — их взор боязливый Наполнен слезами и дышит тоской. Одна — молодая, в печали глубокой, Как ландыш весенний, бела и нежна; Другая — летами и грустью жестокой Могиле холодной давно суждена. Пред ними, закрытый волнистою тогой, В пернатом шеломе, в броне боевой,— Неведомый воин, унылый и строгой, Стоит без ответа с поникшей главой. И тяжкая мука, и плач, и рыданье Под сводами храма в отсвеченной мгле — И видны у воина гнев и страданье, И тайная дума, и месть на челе. И вдруг, изнуренный душевным волненьем, Как будто воспрянув от тяжкого сна, Как будто испуган ужасным виденьем: «Прости же, — сказал он, — родная страна! Простите, рабы знаменитой державы, Которой победы, и силу, и честь Мрачит и пятнает на поприще славы Народа слепого безумная месть! Я прав перед вами! Я гордой отчизне Принес дорогую, священную дань — Младые надежды заманчивой жизни, И сердце героя, и крепкую длань. Не я ли, могучий и телом и духом, Решал многократно сомнительный бой? Не я ли наполнил Италию слухом О гении Рима, враждуя с судьбой? И где же награда? Народ благодарный В минутном восторге вождя увенчал — И, вновь увлеченный толпою коварной, Его же свирепо судил и изгнал! Простите ж, рабы знаменитой державы, Которой победы, и славу, и честь Мрачит и пятнает на поприще славы Народа слепого безумная месть!..» 7 Протяжно гремели суровые звуки И глухо исчезли в ночной тишине, Но голос прощанья <в> минуты разлуки Опять пробудился, как пепел в огне: «Свершилось! Свершилось! О мать и супруга! Мне дорого время, мне дорог позор! Примите ж в объятия сына и друга — Его изгоняет навек приговор! Где дети изгнанника? Дайте скорее Расстаться с чертами родного лица, О, пусть лобызают младенцы нежнее Устами невинными очи отца! Пусть юные души дыханье обиды В груди благородной навек сохранят — И некогда гордо кинжал Немезиды Забвенному праху отца посвятят!» И снова рыданья!.. Горячих объятий Не слышит, не чувствует гордый герой — Свободен… и скрылся от граждан и братий, Как лев, уязвленный пернатой стрелой… Глава третьяВРАГ1 Пробудился гений славы: Из объятий тишины Потекли на пир кровавый Брани гордые сыны. Кто ж вы?.. Яростные клики Раздались, как гул морей… Не восстал ли Рим великий На народов и царей? Не во гневе ль он суровый Изрекает приговор — И дарует им оковы И блистательный позор?.. Нет! Решитель дивных боев Стран далеких не гремит — Над отечеством героев Туча грозная висит. Пали, пали легионы, Приносившие законы На булатных лезвия́х,— И бесстрашно окружила Разрушительная сила Самый Рим в его стенах!.. Кто же смелый искуситель Повелительной судьбы, Ваш опасный притеснитель, Ига римского рабы? 2 Раздавался гул громовый, Полунощная гроза Блеском молнии багровой Озаряла небеса. Над туманною рекою Древний Анциум[100] дремал И угрюмой тишиною Мирных жителей к покою Благосклонно призывал. Племя славного народа Крепкий город охранял; Там отважная свобода На границах рубежей Берегла от утеснений Кровожадных поколений Цвет воинственных мужей; Там она, на поле чести, В самой гибели жива, Разливала ужас мести За великие права. Часто сильные дружины Приходили на равнины Плодоносной стороны, Но тогда миролюбивый Обожатель тишины Покидал златые нивы И заветный серп и плуг И стремился горделиво На призывный трубный звук. Непреклонный, беспощадный, Он пришельца поражал И в тени лесов отрадной Грозный подвиг воспевал… 3 Тщетно Рим неодолимый Вызывал на лютый бой Сына родины любимой, Стража вольности святой. Лишь один герой могучий Прошумел, как вихрь летучий, На убийственных полях: Он покрыл костями долы, И упали Кориолы Перед воином во прах. Но народ самодержавный Осудил его бесславно На изгнанье и позор И без тайной укоризны Произнес красе отчизны Ненавистный приговор… Благородный победитель, Удивленье чуждых стран, Обвинен как притеснитель Легкомысленных граждан; И теперь, в суровой доле, Грустной думой удручен, Может быть, на бранном поле Ищет смерти — жаждет он Позабыть несправедливый И блуждающий ревниво По следам его закон… вернуться
100
Анциум — город вольсков, в котором Кориолан после изгнания его из дома нашел сильное покровительство.