Страница 87 из 230
-- Какой там невежа осмелился ходить у меня на балконе? что за человек? послать, спросить его! --сказал царь, не шутя рассердившись. Пришли посланные от царя спросить Делибашталу, что он за человек. Делибаштала отвечал, что хочет видеть царя и что только царю скажет, что он за человек. Посланные испугались и воротились. Царь велел позвать его и спросил: кто ты такой? Разумеется, Делибаштала объявил ему, кто он (такой, то есть назвал себя по имени и сказал, что прислан послом от такого-то царевича, который просит руки его дочери. Царь, посмотревши на голого, засмеялся.
-- Ну, хорошо,-- говорит,-- скажи твоему царевичу: если пришлет он мне пятьсот девушек и пятьсот мальчиков, так чтоб все они были одного роста и пятнадцати лет, ни больше ни меньше, да,-- говорит,-- если будут они одеты в богатое платье и принесут мне на головах золотые блюда с разными фруктами, тогда, пожалуй, я отдам за него дочь мою".
-- Ну, у этого царя, как я вижу, был чисто восточный вкус; зачем ему нужно было пятьсот мальчиков?
-- Такая уж это сказка! -- наивно возразил мне Моисей Соломонович.
В это время мы подъехали к оврагу; дорога стала спускаться вниз каменными, неровными уступами. Я вспомнил, что седло мое без подхвостника, что оно легко может съехать на гриву лошади, и так как голова немного дороже сказки -- я остановился и соскочил на землю. Все сошли с лошадей и, хватаясь за древесные сучья, под уздцы, осторожно стали сводить их под гору. Внизу шумел поток и пропадал в изворотах темной балки.
Переправившись и поднявшись на другую сторону, мы отдохнули немного, раскурили трубки и поехали. Из нас всех смешнее был мой переводчик из татар. В одной осетинской деревушке он прилег было заснуть на земле, под навесом сакли, как вдруг почувствовал озноб и головную, боль; испугавшись лихорадки, он взял мою старую серую студенческую шинель, уже без капюшона, й надел ее в рукава; сверх шинели повесил свою, никуда не годную, шашку, а горло обмотал моим же красным шарфом. Чтоб еще более разогреть себя, он начал скакать взад и вперед, выхватывал шашку, наскакивал, замахивался и делал вид, будто рубит нашим провожатым головы. Но как только услыхал он, что сказка снова начинается, вложил свой победоносный меч в ножны, присмирел и поехал сзади. Солнце сияло ярким вечерним блеском, облака не мешали светить ему,-- тихий ветер шелестел сухими буковыми листьями, и пахучие теплые пары едва заметно поднимались с увлажненной почвы. До Душета оставалось не более семи верст. Едва заметные следы арбы сквозь лес указывали нам дорогу. Все были расположены молчать, ехать шагом и слушать.
"Делибаштала,-- начал Моисей Соломонович,-- Делибаштала, не сказавши ни слова царевичу, сейчас же пошел на ту гору, где, помните вы, он убил трех девушек.
Забрал там, в их пещерах, бесчисленное множество денег -- золота, серебра, каменьев драгоценных -- и пошел в соседние государства. Там, не жалея денег, накупил он 500 девушек и 500 мальчиков, нарядил их в богатое пурпуровое платье, велел им нести на головах золотые блюда и чаши, а вместо фруктов насыпал на них драгоценные камни и повел их в город, к тому царю, у которого дочь красавица. Царь, увидевши такие сокровища, сам не знал, верить ли ему глазам... и когда Делибаштала сказал ему, что все это ему в подарок прислал царевич, который сам остановился в гостинице отдохнуть с дороги -- и, между прочим, велел спросить, исполнит ли царь свое обещание и выдаст ли за него дочь свою, царь послал просить к себе царевича. Делибаштала побежал в гостиницу.
-- Ну,-- говорит,-- царевич, так и так, одевайся скорей и иди к царю. Царевич не знал, что и подумать, оделся в богатое платье и поехал во дворец. Когда явился он во дворец, царь ласково его встретил, познакомился с ним, благодарил его за подарки (а за какие подарки, тот и сам не знал); потом велел позвать дочь свою, для того, разумеется, чтоб представить ее царевичу как невесту. Только что вошла царевна,-- царевич только что успел взглянуть на нее, как сейчас же упал в обморок".
-- Уж не оттого ли,-- спросил я,-- что вместо красавицы царевич увидал старуху? Ведь она точно так же могла состариться, как и те господа, которые всю свою жизнь сидели в ямах, дожидаясь ее выхода.
-- Нет-с, помилуйте, совсем не оттого. Это была такая удивительная красавица, что надо было иметь привычку, чтоб только смотреть на нее.
Эти слова Моисей Соломонович произнес с видом совершенного убеждения в несомненности сказочной красавицы, и, признаюсь вам, мне нравилось, что он рассказывал свою сказку не без охоты и даже не без некоторого увлечения. Не знаю, был ли с своей стороны он доволен моим вниманием, но думаю, что любить сказки способна только простая, бесхитростная душа и спокойная совесть. Любовь простого народа к сказкам намекает больше на хорошие, чем на дурные, черты его характера.
Моисей Соломонович, продолжая рассказывать о свадьбе царевича с царевной, упомянул, что венчать их позвали священника. Этот священник так же не- кстати является в восточной сказке, как и купец первой гильдии.
Я не мог не сделать этого замечания, потому что сказка может интересовать меня только как плод чистой народной фантазии, и притом настолько, насколько она намекает на свое первоначальное происхождение. Долговечные, подобно песням, сказки ближе песен к общему источнику всех поверий -- то есть к Востоку. Уцелевшие памятники, запустелые развалины знаменуют распри и борьбу народов; сказки же и поверья, напротив, говорят нам о их дружественных, близких сношениях, о их влиянии друг на друга в мирное время. Но, извините, я вовсе не намерен писать рассуждения и потому в этих записках продолжаю припоминать себе рассказ любезного Моисея Соломоновича и записывать слова его.
-- Ну,-- сказал я,-- женился царевич, тем все и кончилось -- сказке конец. Не правда ли?
-- Нет еще, погодите! "Только что царевич обвенчался с царевной, вечером явился к нему Делибаштала и говорит:
-- Ну,-- говорит,-- вот что я для тебя сделал; благодарен ли ты мне за мою услугу?
Царевич стал благодарить его: очень, говорит, я тебе благодарен, не знаю, чем и отплатить мне за твою услугу! Проси у меня все, что хочешь, ни в чем, говорит, я не откажу тебе. Делибаштала сказал, что за услугу его, в благодарность, он должен уступить ему на некоторое время свою царевну, то есть. . . . . . . -- понимаете. Царевич никак сперва не хотел согласиться на такое предложение, плакал, упрашивал его не делать ему и ей такого бесчестия; но Делибаштала никак не хотел уступить ему. Как ни сердился царевич, но принужден был согласиться. Когда пришла ночь и царевна легла спать, Делибаштала первый вошел к ней в спальню, как вдруг выскочили из нее два злых демона, попросту -- два черта, и, полагая, что пришел царевич, хотели было задушить его; но Делибаштала начал с ними сражаться и убил их. Когда же он убил их, воротился к царевичу и сказал ему: теперь ступай -- твоя очередь, я свое дело сделал. Царевич пошел к царевне и удивился. . . . . . . . . . . . стал ее спрашивать; но царевна думала, что это он входил к ней, и сама удивлялась, отчего царевич не хотел даже обнять ее. На другой или на третий день после свадьбы, не помню наверное, царевич с молодою женой простились с царем и поехали домой. Делибаштала с ними же отправился. Когда они въехали в один лес Делибаштала опять заупрямился и стал уверять царевича, что жена его принадлежит по праву обоим и что царевич должен разделить ее надвое. Ты себе бери одну половину, а я себе другую! Царевич и спорил, и плакал, и злился, но Делибаштала был неумолим и на своем настаивал до тех пор, пока в отчаянии царевич не сказал ему: ну, делай, что хочешь!
Делибаштала привязал царевну к дереву, вынул шашку и объявил, что намерен разрубить ее надвое; одну половину себе оставить, а другую царевичу.
-- На что же, посуди сам, Делибаштала, на что же мне она мертвая! ведь ты убьешь ее! Как же это можно рубить надвое, или ты с ума сошел!