Страница 50 из 230
И я ей-богу не шутил.
Однажды, мучимый тоскою
(От лихорадки праздных сил),
Я вдруг старухе объявил,
Что сам поеду за княжною
И привезу ее.
Она
(Хоть и была изумлена)
Спокойно на меня взглянула
И равнодушно протянула
Мне руку с тем, чтоб я ее
Поцеловал, — прошу покорно,
Какая милость! Я проворно
Впился в нее губами. О!
Теперь и сам я начинаю
Смекать, зачем и отчего
Я эту руку вспоминаю
Живее вдвое, чем черты
Ее поблекшей красоты.
—-
Тогда я жил, как подобает
Жить юношам холостякам,
Жил, где придется. — Куликам
Там и уютно, где к водам
Камыш болотный прилегает;
Где можно в тину запустить
Свой длинный нос и угостить
Себя на славу. — Не мешает
Сказать, что истинный кулик,
К какой бы кочке ни приник,
Нигде крыла не замарает.
Я помню — разгорался день,
Но облака ходили низко,
А на Москве лежала тень.
От нас Москва была не близко,
Хоть и мелькали с двух сторон
Ее макушки. Ранний звон
Колоколов ее в тумане
Носился смутно над землей.
На первом плане над рекой,
У ближней рощи, на поляне
Сидели кучками цыгане;
Дымился табор кочевой.
В кустах посвистывали птицы;
Вдоль серых грядок свекловицы
Тянулся низенький забор;
За ним ряды фабричных зданий,
Сушильня, кузница, две бани
Глядели окнами на двор;
Косую тень бросали трубы
На дерн покатого двора;
Из темной пасти их с утра
Выбрасывались дыма клубы,
Столбом тянулись в облака,
Потом на запад уходили
И там терялись в тучах пыли.
За банями текла река;
Там раздавался стук валька;
Фабричные белье там мыли;
Налево — шел сосновый лес,
А я под небольшой навес
Присел на пыльные ступеньки
Избы, что с краю деревеньки,
Где я в то время нанимал
Чулан с окном и сеновал.
Что вам сказать о сеновале?
Он был мой маленький эдем,
И что там было — и зачем
Туда сквозь кровлю мне мигали
Ночные звезды, говоря:
Ты, брат, блаженнее царя, -
Зачем ты полуночной тенью
Следил мой глаз — и отчего
У изголовья моего
Так пахло свежею сиренью? -
О, пусть перо мое молчит!
К чему дразнить мне аппетит,
Когда желудок мой набит
Непереваренным обедом?
Мне только следует сказать,
Что я княгине был соседом -
И мог старушку навещать.
Старушка к своему соседу
Хоть недоверчива была,
Однако иногда звала
Меня по праздникам к обеду;
Но рано утром никогда
Ни для варенья, ни для чтенья
Не получал я приглашенья.
А в это утро, господа,
Ее посланница кривая
Явилась вдруг передо мной,
Как будто лист перед травой.
— А! вы уж встали! Вишь какая
Погода! Птички как поют!..
Она болтать со мной пустилась
И наконец договорилась:
— Вас просят на десять минут
Пожаловать.
— Что это значит!
Уж не больна ли?
— Нет, все плачет…
—-
Княгиню я застал одну
В каком-то шлафоре, с букетом
Фиалок и в чепце, надетом
Немножко на сторону.
— Ну,
Любезный мой! — не осудите
Старуху — послужите ей,
— Все, что прикажете!
— Сходите
В Москву, мой милый. От моей
Княжны, вот видите ли, нету
Совсем известий. Я боюсь:
Он там сживет ее со свету…
Ей-богу толку не добьюсь…
Сходите, милый.
— Что ж, могу я…
Скажите…
Плача и тоскуя,
С лицом измятым, раза два
По комнате прошлась старуха:
У ней качалась голова,
У ней недоставало духа
Со мной беседовать…
— А вот.
Я дам вам адрес: он живет
Близ _Курьих ножек_… Вот… возьмите
Хоть это перышко… Пишите:
Дом Савиной — второй квартал…
Я взял перо; перо скрипело
И брызгало… Я записал…
— Вот видите — какое дело…
Чего я не могу постичь…
Но, впрочем, если Петр Ильич
Камков вас примет, то, быть может,
Расскажет вам. — Меня тревожит
Одно: не умер ли Камков?
Он был всю зиму нездоров;
Все кашлял — эдакое горе.
Спросите: — не было ли вскоре
После святой, как был Матвей,
Письма от дочери моей.
Пусть сходит справиться в конторе…
Мой друг, — утешьте вы меня -
Всю жизнь вам благодарна буду…
И вечером того же дня
Я шел Москвой. Не позабуду,
Как, после дождика с грозой,
Над Воробьевыми горами,
И над пустынными дворцами,
И над садами за рекой
Гас тихо вечер золотой; -
Как с теплотой боролся холод;
Как подрумянен был и молод
Маститый Кремль с его стеной…
Как горячо горели главы
Его соборов;. . . .
. . . . . . .
Как были зелены бульвары;
Как там заманчиво в тени
Влюбленные гуляли пары
(Так мне казалось в оны дни);
Как пахло хлебом из пекарен, -
И помню я, как в тишине,
Из-за гардин, в одном окне,
Я услыхал: "Зайдите, барин…"
Я останавливался… и
Усталый, мокрый, весь в пыли,
Опять шагал, как некий странник,
Как тот, кому сам черт не брат,
И пробирался на Арбат.
—-
Фантазии наивный данник,
Я представлял себе, каков
Собою должен быть Камков.
Об нем уже молва блуждала
В той бедной, маленькой среде,
Которая благословляла
Зародыши талантов, — где
Авторитеты колебали,
И критику исподтишка
Не громко, но рукоплескали;
Смотреть ходили из райка
Мочалова, — передавали
Кольцова стих из уст в уста,
И в "Наблюдателе" искали
Стихов под литерой в.
Итак, об нем слыхал я прежде.
Я думал: гений и поэт -
Синонимы? и был в надежде,
Что славой он покроет свет,
Что на святой Руси он будет
Виднее солнца самого,
И мир, конечно, не забудет
Меня, как спутника его.
Я был настолько легковерен,
Настолько зелен был душой;
А потому и не намерен
Смеяться над моей весной
Почтенной публике в угоду.
(Пора оставить эту моду!)
Я и теперь, читатель мой,
Уверен в том, что будь вы гений, -
Не внемля крику пошлых мнений,
Я был бы раньше сам собой,
И был бы выше головой.
Но что об этом…
Близ Полянки
Камков жил у одной мещанки
Во флигеле. — К его сеням
Прошел я по сырым доскам
И стал стучаться. — Оказалось,
Что дверь была не заперта
И очень просто отворялась.
Вхожу — передняя пуста.
Тут, признаюсь вам, я смутился:
Вообразите вы, — что вдруг
Я у поэта очутился
С пустою вешалкой сам-друг.
Я думал: за перегородку
Идут следы Камен — и что ж
Увидел? — половую щетку
Да пару стоптанных калош!
Я кашлянул, как будто в глотку
Мне пыль засела; — я не знал,
Войти ли мне — и - не решался.
"Я дома — дома!" — отозвался
Мне тихий голос: он звучал
Каким-то детским нетерпеньем,
Как будто звал меня больной,
Капризный друг. — С благоговеньем
Вошел я в комнату.
Худой,
В халатишке, одной ногой
Поймавши тюфлю, он с дивана
Приподнялся, — то был Камков.
Я начал: "К вам меня Ульяна
Ивановна"… — "Я нездоров, -
Он перебил, — и поджидаю
К себе давно кого-нибудь.
Вообразите, — сам не знаю,
Что делать? — Собираюсь в путь,
И обречен на злую скуку.
Лежу весь день — совсем разбит.
Бока болят и грудь болит.
Садитесь".
Протянувши руку,
Он для меня подвинул стул,
И словно в душу заглянул
Большими серыми глазами.
Я не бывал знаком с орлами,
Но думаю, что на орла
Похож он не был… Над бровями
Его, заметной складкой, шла