Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 230

Облекается в сияние добра,

Если ей грозит насилья острый нож,

А не сила неподкупного пера?!.

Я вчера еще перо мое точил,

Я вчера еще кипел и возражал;

А сегодня ум мой крылья опустил,

Потому что я боец, а не нахал.

Я краснел бы перед вами и собой,

Если б узника да вздумал уличать.

Поневоле он замолк передо мной

И я должен поневоле замолчать.

Он страдает, оттого что есть семья

Я страдаю, оттого что слышу смех.

Но что значит гордость личная моя,

Если истина страдает больше всех!

Нет борьбы — и ничего не разберешь

Мысли спутаны случайностью слепой,

Стала светом недосказанная ложь,

Недосказанная правда стала тьмой.

Что же делать? и кого теперь винить?

Господа! во имя правды и добра,

Не за счастье буду пить я — буду пить

За свободу мне враждебного пера!

<1866>

ДЕТСКОЕ ГЕРОЙСТВО

Когда я был совсем дитя,

На палочке скакал я;

Тогда героем не шутя

Себя воображал я.

Порой рассказы я читал

Про битвы да походы -

И, восторгаясь, повторял

Торжественные оды.

Мне говорили, что сильней

Нет нашего народа;

Что всех ученей и умней

Поп нашего прихода;

Что всех храбрее генерал,

Тот самый, что всех раньше

На чай с ученья приезжал

К какой-то капитанше.

В парадный день, я помню, был

Развод перед собором -

Коня он ловко осадил

Перед тамбур-мажором.

И с музыкой прошли полки…

А генерал в коляске

Проехал, кончиком руки

Дотронувшись до каски.

Поп был наставником моим

Первейшим из мудрейших.

А генерал с конем своим,

Храбрейшим из первейших.

Я верил славе — и кричал:

Дрожите, супостаты!

Себе врагов изобретал -

И братьев брал в солдаты.

Богатыри почти всегда

Детьми боготворимы,

И гордо думал я тогда,

Что все богатыри мы.

И ничего я не щадил

(Такой уж был затейник!) -

Колосьям головы рубил,

В защиту брал репейник.

Потом трубил в бумажный рог,

Кичась неравным боем.

О! для чего всю жизнь не мог

Я быть таким героем!

<1866>

СПУСТЯ 15 ЛЕТ

Там, где на каменные мысы

Буруны хлещут, а в горах

Сады, плющи и — кипарисы

У светлых лестниц на часах,

Там, где когда-то равнодушный

К весне моих тридцатых лет,

Я не сносил ни лжи бездушной,

Ни деспотизма, ни клевет, -

Не благодатный ветер южный,

Не злого моря бурный вал

Остепенял мой жар недужный,

Мне раны сердца врачевал,

Нет, — я встречал людей с душою,

Счастливых, добрых и простых,

За них мирился я с судьбою

И сердцем счастлив был при них;

Я отдыхал в их тесном круге,

Их ласкам верил как добру,

Я видел брата в каждом друге

И в каждой женщине сестру.

Но и тогда, как будто скован

Их сладко дремлющим умом,

Я втайне не был очарован

Их счастья будничным венцом, ~

Иных людей я жаждал встретить,

Иные страсти испытать,

На зов их трепетом ответить,

Торжествовать иль погибать.

Пора титановских стремлений,

Дух бескорыстного труда

Часы горячих вдохновений,

Куда умчались вы, — куда!

Новорожденные титаны,

Где ваши тени! — я один,

Поклонник ваш, скрывая раны,

Брожу, как тень, среди руин…

В борьбе утраченные силы,

Увы! нескоро оживут…

Молчат далекие могилы, -

Темницы тайн не выдают.

<1866>

ОРЕЛ И ЗМЕЯ

На горах, под метелями,





Где лишь ели одни вечно зелены,

Сел орел на скалу в тень под елями

И глядит — из расселины

Выползает змея, извивается,

И на темном граните змеиная

Чешуя серебром отливается…

У орла гордый взгляд загорается:

Заиграло, знать, сердце орлиное,

"Высоко ты, змея, забираешься! -

Молвил он, — будешь плакать — раскаешься!.."

Но змея ему кротко ответила:

"Из-под камня горючего

Я давно тебя в небе заметила

И тебя полюбила, могучего…

Не пугай меня злыми угрозами,

Нет! — бери меня в когти железные,

Познакомь меня с темными грозами,

Иль умчи меня в сферы надзвездные".

Засветилися глазки змеиные

Тихим пламенем, по-змеиному,

Распахнулися крылья орлиные,

Он прижал ее к сердцу орлиному,

Полетел с ней в пространство холодное;

Туча грозная с ним повстречалася:

Изгибаясь, змея подколодная

Под крыло его робко прижалася.

С бурей борются крылья орлиные:

Близко молния где-то ударила…

Он сквозь гром слышит речи змеиные -

Вдруг -

Змея его в сердце ужалила.

И в очах у орла помутилося,

Он от боли упал как подстреленный,

А змея уползла и сокрылася

В глубине, под гранитной расселиной.

<1866>

ЦЫГАНЫ

Скоро солнце взойдет…

Шевелися, народ,

Шевелись!.. Мы пожитки увязываем…

Надоело нам в зной

У опушки лесной -

Гайда в степь! Мы колеса подмазываем…

Куда туча с дождем,

Куда вихорь столбом,

И куда мы плетемся — не сказываем…

На потеху ребят

Мы ведем медвежат,

Снарядили козу-барабанщицу,

А до панских ворот

Мы пошлем наперед

Ворожить ворожейку-обманщицу.

Ворожейка бойка -

Воровская рука,

Да зато молода, черноокая!

Молода, весела…

Гей! идем до села…

Через поле дорога широкая.

Дождик вымоет нас,

Ветер высушит нас,

И поклонится нам рожь высокая…

23 ноября 1865

МУЗА

В туман и холод, внемля стуку

Колес по мерзлой мостовой,

Тревоги духа, а не скуку

Делил я с музой молодой.

Я с ней делил неволи бремя -

Наследье мрачной старины,

И жажду пересилить время -

Уйти в пророческие сны.

Ее нервического плача

Я был свидетелем не раз -

Так тяжела была для нас

Нам жизнью данная задача!

Бессилья крик, иль неудача

Людей, сочувствующих нам,

По девственным ее чертам

Унылой тенью пробегала,

Дрожала бледная рука

И олимпийского венка

С досадой листья обрывала.

Зато печаль моя порой

Ее безжалостно смешила.

Она в венок лавровый свой

Меня, как мальчика, рядила.

Без веры в ясный идеал

Смешно ей было вдохновенье,

И звонкий голос заглушал

Мое рифмованное пенье.

Смешон ей был весь наш Парнас,

И нами пойманная кляча -

Давно измученный Пегас;

Но этот смех — предвестник плача -

Ни разу не поссорил нас.

И до сего дня муза эта

Приходит тайно разделять

Тревоги бедного поэта,

Бодрит и учит презирать

Смех гаера и холод света.

<1867>

НАПРАСНО

Напрасно иногда взывал он к тени милой

И ждал — былое вновь придет и воскресит

Все то, что мертвым сном спит, взятое могилой,

Придет — и усыпит любви волшебной силой

Ту жажду счастья, что проснулась и — томит.

Напрасно он хотел любовь предать забвенью,

Чтоб ясный свет ее, утраченный навек,

Не раздражал его, подобно впечатленью

Потухшего огня, который красной тенью,

Рябя впотьмах, плывет из-под усталых век.