Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 230

Недаром — эта блажь, бессонница, кручина,

Холодный сон души, или страстей обман,

Иль робость школьника, который перед носом

Учителя стоит, запуганный вопросом;

Недаром иногда сквозь сеющий туман

Все, чем жила душа, мне кажется хаосом.

О, где ты? где, покинутая мной

В те дни, когда я жил не сердцем, а мечтой

И к подвигам себя берег в часы досуга? -

Откликнись! воротись, утешь названьем друга! -

Но — я на севере, а ты под солнцем юга -

И мой тяжелый вздох к тебе не долетит.

1856

НА КОРАБЛЕ

Стихает. Ночь темна. Свисти, чтоб мы не спали!..

Еще вчерашняя гроза не унялась:

Те ж волны бурные, что с вечера плескали,

Не закачав, еще качают нас.

В безлунном мраке мы дорогу потеряли,

Разбитым фонарем не освещен компас.

Неси огня! звони, свисти, чтоб мы не спали!

Еще вчерашняя гроза не унялась…

Наш флаг порывисто и беспокойно веет;

Наш капитан впотьмах стоит, раздумья полн…

Заря!.. друзья, заря! Глядите, как яснеет

И капитан, и мы, и гребни черных волн.

Кто болен, кто устал, кто бодр еще, кто плачет,

Что бурей сломано, разбито, снесено

Все ясно: божий день, вставая, зла не прячет…

Но — не погибли мы!.. и много спасено…

Мы мачты укрепим, мы паруса подтянем,

Мы нашим топотом встревожим праздных лень

И дальше в путь пойдем, и дружно песню грянем:

Господь, благослови грядущий день!

1856

She walks in beauty like the night

Byron (1)

Тень ангела прошла с величием царицы:

В ней были мрак и свет в одно виденье слиты.

Я видел темные, стыдливые ресницы,

Приподнятую бровь и бледные ланиты.

И с гордой кротостью уста ее молчали,

И мнилось, если б вдруг они заговорили,

Так много бы прекрасного сказали,

Так много бы высокого открыли,

Что и самой бы стало ей невольно

И грустно, и смешно, и тягостно, и больно…

Как воплощенное страдание поэта,

Она прошла в толпе с величием смиренья;

Я проводил ее глазами, без привета,

И без восторженных похвал, и без моленья…

С благоговением уста мои молчали

Но… если б как-нибудь они заговорили,

Так много бы безумного сказали,

Так много бы сердечных язв раскрыли,

Что самому мне стало б вдруг невольно

И стыдно, и смешно, и тягостно, и больно…

Она идет, сверкая красотой подобно ночи. Байрон (англ.). — Ред.

<1857>

НОЧЬ В КРЫМУ

Помнишь, лунное мерцанье,

Шорох моря под скалой,

Сонных листьев колыханье,

И цынцырны {*} стрекотанье

За оградой садовой;

{* Цынцырна — татарское слово,

то же, что цикада. Прим. авт.)}

В полумгле нагорным садом

Шли мы, — лавр благоухал;

Грот чернел за виноградом,

И бассейн под водопадом

Переполненный звучал;

Помнишь, свежее дыханье,

Запах розы, говор струй -

Всей природы обаянье,

И невольное слиянье

Уст в нежданный поцелуй.

Эта музыка природы,

Эта музыка души

Мне в иные, злые годы,

После бурь и непогоды,

Ясно слышалась в тиши.

Я внимал — и сердце грелось

С юга веющим теплом,

Легче верилось и пелось…

Я внимал — и мне хотелось

Этой музыки во всем…

<1857>

А. Н. МАЙКОВУ

Ответ на стихи его:

"Полонский! суждено опять судьбою злою…"

Как, ты грустишь? — помилуй бог!

Скажи мне, Майков, как ты мог,

С детьми играя, тихо гладя

Их по головке, слыша смех

Их вечно-звонкий, вспомнить тех,

Чей гений пал, с судьбой не сладя,

Чей труд погиб…

Как мог ты, глядя

На северные небеса,

Вдруг вспомнить Рима чудеса,

Проникнуться воспоминаньем,

Вообразить, что я стою

Средь Колизея, как в раю,

И подарить меня посланьем?

Мне задушевный твой привет

Был освежительно-отраден.

Но я еще не в Риме, нет!

В окно я вижу Баден-Баден,





И тяжело гляжу на свет.

Хоть мне здорово и приятно

Парным питаться молоком,

Дышать нетопленным теплом

И слушать музыку бесплатно;

Но — если б не было руин,

Плющом повитых, луговин

Зеленых, гор, садов, скамеек,

Холмов и каменных лазеек, -

Здесь на меня нашел бы сплин -

Так надоело мне гулянье,

Куда, расхаживая лень,

Хожу я каждый божий день

На равнодушное свиданье,

И где встречаю, рад не рад,

При свете газовых лампад,

Американцев, итальянцев,

Французов, англичан, голландцев,

И немцев, и немецких жен,

И всем известную графиню,

И полурусскую княгиню,

И русских множество княжен.

Но в этих встречах мало толку,

И в разговорах о ничем

Ожесточаюсь я умом,

А сердцем плачу втихомолку.

И эта жизнь меня томит,

И этот Баден, с этим миром,

Который вкруг меня шумит,

Мне кажется большим трактиром,

В котором каждый божий час

Гуляет глупость напоказ.

А ты счастливец! — любишь ты

Домашний мир. Твои мечты

Не знают роковых стремлений;

Зато как много впечатлений

Проходит по душе твоей,

Когда ты с удочкой своей,

Нетерпеливый, вдохновенный,

Идешь на лов уединенный.

Или, раздвинув тростники,

Над золотистыми струями

Стоишь — протер свои очки -

И жадными следишь глазами,

Как шевелятся поплавки.

И весь ты страстное вниманье…

Вот — гнется удочка дугой,

Кружится рыбка над водой -

Плеск — серебро и трепетанье…

О, в этот миг перед тобой

Что значит Рим и все преданья,

Обломки славы мировой!

Но, чу! свисток раздался птичий,

Ночь шелестит во мгле кустов:

Спеши, мой милый рыболов,

Домой с наловленной добычей!

Спеши! — уж божья благодать

На ложе сна детей приемлет,

Твои малютки спят, — и дремлет

Их убаюкавшая мать.

Уже в румяном полусвете,

Там, в сладких грезах полусна,

Тебя ждет милая жена

Иль труд в соседнем кабинете.

Труд благодатный! Труд живой!

Часы, в которые душой

Ты, чуя бога, смело пишешь

И на себе цепей не слышишь.

Люблю я стих широкий твой,

Насквозь пропахнувший смолою

Тех самых сосен, где весною,

В тени от солнца, меж ветвей,

Ты подстерег лесную фею,

И где с Каменою твоею

Шептался плещущий ручей.

Я сам люблю твою Камену,

Подругу северных ночей:

Я помню, как неловко с ней

Ты шел на шумную арену

Народных браней и страстей;

Как ей самой неловко было…

Но… олимпийская жена,

Не внемля хохоту зоила,

Тебе осталася верна,

И вновь в объятия природы -

В поля, в леса, туда, где воды

Струятся, где синеет мгла

Из-под шатра дремучей ели,

Туда, где водятся форели,

С тобою весело ушла.

Прости, мой друг! не знай желаний

Моей блуждающей души!

Довольно творческих страданий,

Чтоб не заплесневеть в глуши.

Поверь, не нужно быть в Париже,

Чтоб к истине быть сердцем ближе,

И для того, чтоб созидать,

Не нужно в Риме кочевать.

Следы прекрасного художник

Повсюду видит и — творит,

И фимиам его горит

Везде, где ставит он треножник,

И где творец с ним говорит.

Баден-Баден. Август 1857

НА ЖЕНЕВСКОМ ОЗЕРЕ

На Женевском озере

Лодочка плывет