Повторение пройденного

* * *

— А вы, товарищ старший лейтенант, все эти церкви наизусть знаете, какая и где, и когда построили? — спросил Жгутов. — А ведь религия — это, между прочим, опиум для народа!

— Э нет, — улыбнулся Лебедев, — не так все просто! Долго мы были Иванами, не помнящими родства, на старину нашу, которой гордиться надо, внимания не обращали, ломали, портили, сносили. Не до нее, говорят, было. Но теперь, когда народ наш на такую войну поднялся, и выигрывает ее, — а это уже видно, что выигрывает, — теперь просыпается в людях такая тяга к собственной истории, культуре, к искусству народному, какой не было до сих пор никогда.

— Что ж вы думаете, немцы просто так наши старинные дворцы да церкви взрывают? Ради развлечения города сносят? Они нашу культуру уничтожить хотят. И не только русскую, вспомните, как они бомбили Роттердам! И Мадрид! Пока существует культура, история, пока стоят церкви древние, от красоты которых дух захватывает, пока стоит Ленинград, Москва — ничего они с нами сделать не смогут. Это они нас варварами представить хотят, а за нашей страной тысячелетняя культура.

— Вы историю преподавали? — спросил Белов.

— Нет. Математику и физику. В истории я дилетант, — улыбнулся Лебедев. — Здесь, на псковской земле, — продолжал он, — издавна селились русские. Форпост России, так сказать. Дальше была Прибалтика, латыши, литовцы, эсты, Пруссия.

— Здесь бы не с автоматами, а с лопатами ходить, — сказал Белов мечтательно. — Столько здесь бесценных сокровищ лежит — от Игоря Святославовича до наших дней...

— А ведь Александр Невский, он тоже отсюда! — сказал Матросов.

— Отсюда, — кивнул Белов. — Трудные времена были. На востоке монголы жгли и резали, а с запада немцы зубы точили.

— Семьсот один год назад и случилась битва на Чудском озере. Была тогда суббота. И писал летописец, что, когда взошло солнце, сошлись оба войска. И была злая сеча, и раздавался такой треск от ломающихся копий, и звон от мечей, будто замерзшее озеро двинулось. И не видно было льда, потому что покрылся он кровью. И разгромили рыцарей, а многих в плен взяли.

— Хорошо вы все это знаете, — с уважением сказал Лебедев. — В институте проходили?

— Интересовался, товарищ старший лейтенант.

— А знаете вы, что в этих краях еще одна славная битва была? — сказал Лебедев. — Двадцать третьего февраля восемнадцатого года — двадцать пять лет назад — в бою с немецкими захватчиками родилась Красная Армия.

— Вот здорово, — сказал Матросов, — может, и мы в этот день в первый бой пойдем!

— Может, раньше, может, позже, — сказал Лебедев. — Но ударить надо так, как всегда их здесь били.

— Эх, товарищ старший лейтенант, знали бы вы, как руки на них чешутся, уж очень медленно идем!

— Дойдем, — спокойно сказал сержант Донской, — и возьмем его, как куру, за шею. — Он стиснул свой огромный кулак так, что пальцы побелели.

* * *

Мы притащили из ангара два тяжелых мотора — «Нептун» и «Вихрь», и Вячеслав, радуясь свиданию с ними, улыбался и похлопывал по крутым бокам.

— Залежались, голубчики, застоялись в стойле!

Мы оттолкнулись, загребая веслами, сплавились вниз по течению. Там нас ждали остальные члены экипажа, шофер Коля — высокий, могучий парень, который играючи взял «Нептун» на плечо; худенький и чем-то озабоченный слесарь Валерий и его жена Люда. Валерий с Людой только что поженились и не расставались теперь ни на шаг.

Вечером собрались все снова испытывать моторы. На набережной, увидев нас, нагруженных туристской амуницией, собралась толпа, под шуточки которой Валерий со Славой возились внизу с моторами.

— На водных лыжах сейчас будут кататься, — предполагали в толпе.

— Какие сейчас лыжи, лед еще идет!

— А я вам говорю, на лыжах, они летом все на лыжах гоняли, я их знаю.

Подошел кто-то знакомый, поздоровался, крикнул:

— Куда идете?

— К Матросову хотим сходить, — просто сказал Слава.

* * *

Уже темнело, когда они подошли к деревне Осипово. Деревни не было, они уже привыкли к этому, даже печи не торчали, как обычно, из-под снега, их тоже свалили танками, чтоб не было ориентиров. Но на командирской карте деревня была, и должны были они здесь ночевать. Еще на днях тут проходила линия немецкой обороны, вились траншеи, виднеясь холмы дзотов, повсюду валялось брошенное в поспешном отступлении снаряжение. Разведчики быстро обшаривали траншеи.

— Эй, здесь блиндажи, идите сюда! — крикнул кто-то.

— Осторожно, — предупреждающе скомандовал Артюхов, — не двигаться, пусть саперы проверят все! Блиндажи могут быть заминированы.

Саперы быстро скрылись в траншеях, разошлись по блиндажам. Роты остались стоять на ветру.

Вдруг из ближнего блиндажа выскочил молоденький сапep, бросился к Артюхову.

— Товарищ старший лейтенант, там...

Лицо его было белое-белое, а глаза пустые.

— Пятеро за мной, — сказал Артюхов и пошел к блиндажу.

Матросов, Белов, Копытов, Донской и лейтенант Королев, командир взвода, бросились за ним.

Дверь в блиндаж была узкая и заклинилась, протискивались по одному. Там было темно и холодно.

Артюхов зажег фонарь, луч упал на добротную бревенчатую стену, перешел на стол с разбитой рацией, бутылочным стеклам, скользнул к другой стене, там стояли две железные кровати со сползшими на пол тюфяками.

Луч опять вернулся, пополз на пол — опрокинутые стулья, разбросанные вещи.

Королев включил свой фонарь, направил его в другую сторону. Все вздрогнули одновременно. Босые ноги торчали из-под вздувающегося ковра.

Артюхов махнул фонарем, двое подошли и с опаской стали приподнимать ковер. Два фонаря выхватили из темноты узкое пятно света, и в этом пятне тускло блестели вытаращенные, остекленелые глаза. Много глаз. В блиндаже было очень тихо. Очень. Ковер отбросили в сторону. На застывшем земляном полу лежали женщины.

* * *

Вечером в пятницу все было уже готово, можно было выходить. Мы сели в лодки по трое, забросили снаряжение. В нашей лодке сел на мотор Слава, во второй — Валерий. На его «казанке», более устойчивой, потому что она была с булями, разместили бочку с бензином. Было холодно, натянули надувные жилеты, подняли воротники. Опять собралась толпа. Наш «Нептун» завелся сразу, и Слава, резко развернувшись, бросил лодку вниз по течению, оставив за собой сизое облачко выхлопа и пологую, тугую волну. «Вихрь» тоже заревел, и Валерий, черкнув булем воду так, что поднялся столб брызг, сделал дугу и пошел за нами.

Коля, сидя рядом со мной, устраивался поудобнее, и от каждого движения его большого и сильного тела лодка ходила ходуном. Мы на средних оборотах осторожно шли вниз по течению мимо сползающих в воду заборов, теплиц, затопленных огородов, выйдя наконец из города, прибавили скорость. Лодки, ревя, летели по реке, щедро наполненной сверх края вешней водой.

* * *

Мертвые женщины. Это было видно сразу. Они лежали голые, совсем голые, застывшие на морозе.

— Посмотри, — сдавленно сказал Донской. — Посмотри!

Матросов отвернулся, его била дрожь.

— Боже мой, — сказал Королев, — вы посмотрите! Это же еще совсем дети!

Они были убиты не сразу. Девичьи, набухшие груди изрезаны ножами. Залитые кровью животы зияли ранами — били из автоматов, в упор. Били и смотрели на агонию.

Матросов кинулся наружу. Белов за ним. Матросов стоял у края траншеи, прижав лицо к холодной земле, и рыдал, не скрываясь, захлебываясь, в голос. Белов прижался к нему, его трясло.

— Что же это, Витя, а? Что же это! Какая ж это война, Витя! Девчонок ножами по животам, Витя! Я, может, с девчонкой-то целовался раз в жизни, а они ножами по животам! Такие голые. На полу. Их накрыть надо, накрыть!