Нефор

Придя в себя, интурист простонал: «уот зэ хэл…» и зажмурился от боли. Панки, заботливо прикладывая к американской голове холодное пиво, гладили иноземца по плечам и просили прощения глазами. Глядя на правдоподобность их раскаяния, добродушный американец смягчился и через завуча широко распорядился подать всем виски. Нашлась водка.

Пили все четверо, и много. Американец оказался с Манхэттена. Вышатываясь из «Поиска», он спросил у завуча, что означает надпись при выходе. Тот кое-как перевёл смысл стишка. Гринго пришёл в восторг и поведал, что в легендарном нью-йоркском клубе «CBGB», завсегдатаем которого он был в юности, на выходе висит надпись «No drink beyond this point». Выпив по такому случаю за Тайный Разум Вселенной, американец, наконец, собрался покинуть «Поиск», но не успел коснуться двери, как кто-то с ноги открыл её снаружи. Интурист свалился и снова потерял сознание. На сей раз приводить в чувство его не стали, а просто отвезли в гостиницу. Утром он ничего не помнил. А директор «Поиска» после тех событий почему-то поверил в реинкарнацию.

Барный ассортимент клуба не ограничивался пивом. Но напитки крепче четырёх градусов, как правило, были не по карману обычному «поисковому» конгломерату. Даже сигареты там продавались поштучно.

Наумов рассказывал про питерский клуб «TaMtAm», в котором наркотики стоили меньше алкоголя, а мордобой и ментовские налёты были естественным завершением девяти из десяти сейшнов. Говоря это, он гордился градской молодёжью, редко баловавшейся чем-то серьёзнее канабиса. (Хотя, на самом деле отсутствие тяжёлых наркотиков в неформальной тусовке было лишь следствием тотального безденежья, а драки внутри среды случались редко потому, что всем с головой хватало бесконечных стычек на улицах). Но, несмотря на неуёмную критику, с которой Марк отзывался о «Там-таме», в голосе его с лёгкостью угадывались нотки жгущей тоски.

Наумов вообще любил вспоминать столицу русского рока. Каждый раз, когда в его руке оказывалась рюмка, он пускался в долгие рассуждения о самобытности Петербурга с населяющими его, как пчёлы улей, гениями андеграунда всех мастей, которые в умах наумовских слушателей рисовались фигурами равнозначными, как минимум, Фредди Меркьюри. После подобных экскурсов Марк моментально напивался.

В «Поиске» он вообще был редким гостем. А если и захаживал на какой-нибудь сейшн, то ограничивался кружкой пива и умиротворённо уходил, перезарядив батарейки созерцанием поколения lost. Сегодня же, едва переступив порог, Наумов принялся любезничать с молоденькой барменшей, похожей на певицу Линду, с кольцами в обеих губах. (Через год, после выхода альбома «Ворона», вообще добрая половина тусовщиц Градска окрасилась в чёрные цвета и полюбила марихуану).

Очень в тему звучала «Love Buzz». Впервые видя, как Марк подкатывает к девушке, Гарик умилённо улыбнул краешек рта и, минуя бар, утянул Катю к сцене.

Пробираясь между бесчисленными Кобейнами и языкастыми смайликами, Гарик поймал два округлившихся в изумлении глаза. Огненно-рыжая девица в кожаной юбке, раскрыв рот резиновой порнокуклой, порывалась в его сторону. Он притормозил и нацелил на неё вопросительный взгляд. Девица подбежала и завопила, ещё больше выкатывая и без того огромные глаза:

– Катюха?!

Катя радостно взвизгнула и повисла на пучеглазой. Гарик облегчённо почувствовал себя обманутым.

– Инга!

– Здесь я Клюква! – сморщила нос рыжая.

Катя звонко расхохоталась.

– Почему?

– «Cranberries» люблю потому что.

– Ха-ха-ха! Но это же ужасно!

– Хорошо не Зомби, – заметил Гарик.

Теперь сморщилась Катя.

– А мне нравится, – завиляла бёдрами Клюква, – ягодка же!

Ей не нравилось.

– А это Игорь.

– Да я зна-а-аю, – искушённо протянула Инга. – Это же Бес.

Она протянула руку.

– Это ты – Клюква, а он – Игорь.

Гарик пожал руку. Крепкая. Почти мужская.

– Катюха, ты как тут оказалась? Бес дёрнул что ли? Ха-ха!

– Дёрнул, дёрнул.

Катя прижалась к Гарику и светящимися глазами посмотрела на подружку. Та распахнула резиновый рот, будто собралась запеть что-то из «Aerosmith».

– Да ла-а-адно! Нет, я поняла, конечно, чего ты в универе последние дни… Но чтобы вы! Ну, вы круты-ы-ые, ребятки!

Тут Гарик ощутил на плече тяжесть чьей-то большой руки. Он обернулся: среди густых зарослей сверкал зуб Зи-Зи-Топа, кивками приглашающего отойти.

– Девчонки, вы тусуйтесь. Поделайте пого, что ли, – пошутил Гарик, – а я скоро.

Клюква компетентно подняла палец и заявила:

– Сейчас пого никто не танцует, мистер Роттен! Мы делаем слэм!

Гарик поцеловал Катю и растворился вместе с Зи-Зи-Топом.

Они прошли по коридору, через гримёрку, в служебный кабинет. Зи-Зи-Топ жестом велел Гарику запереть дверь, а сам подошёл к письменному столу у окна и вынул из нижнего ящика связку ключей. Затем повернулся к окну и засунул руку с ключом под подоконник. Прозвучал щелчок и подоконник откинулся крышкой, скрывавшей двойную стенку. Зи-Зи-Топ заглянул в открывшееся пространство и протиснул туда вторую руку. Пошебуршал, и вынул что-то, зажав в огромном кулаке. Протянув его Гарику, он разжал ладонь. Гарик застыл, уставившись в чёрные линзы очков. В руке Зи-Зи-Топа лежала граната.

– Пользоваться умеешь? – густо пробасил он.

Зрачки Гарика задвигались в замешательстве.

– Нет… А надо?

– Это РГД-5. Смотри: усики разгибаешь, рычаг прижимаешь. И…

Он дёрнул за кольцо. Гарик вздрогнул. Зи-Зи-Топ вставил чеку обратно и вложил гранату в ладонь Гарика, изучающе завертевшего боеснаряд в руках.

– Не волнуйся, не взорвётся, – щедро растянулась в улыбке густая борода. – Так, шуганёшь при случае.

– Откуда?

– Афганский сувенир. Бери, бери, пригодится. Тебя тут недавно чуть насмерть не затоптали.

– Ну что ж, спасибо тебе. А если менты…

– Не взрывоопасно. Носи спокойно.

Гарик благодарно кивнул, пожал волосатую руку и вышел из кабинета.

Девчонок искать не пришлось: они болтали у барной стойки с «отвёртками» в руках, из стаканов торчали трубочки. Клюква криком секретничала что-то Кате, и та прижимала ухо к её огромному рту. Заметив Гарика, рыжая замолкла и срочно присосалась к трубочке. Катя обернулась и, как-то по-новому окинув его взглядом, облизнула припухшие губы. Гарик взгромоздился на соседний стул. Катерина скользнула прохладной рукой под его ремень и прижала ладонь к голой пояснице.

– Ну что? О чём болтали?

– О тебе.

Она царапнула под джинсами ногтями.

– «Троечку!» – крикнул Гарик в сторону барменши-линды.

Катя поёрзала на стуле и переместила руку ему на затылок.

– Допивай скорее, – мурлыкнула она и закогтила ноготками.

– Я ж только…

Он закатил глаза. Уши заложило. Катя осторожно приблизилась и прикусила мочку уха:

– Пойдём танцевать? Начинают.

Из зала доносились активные приветствия. Катя вскочила и за руку потянула Гарика за собой. По пути обернулась и обменялась с Ингой какими-то, понятными только женщинам, взглядами.

Со сцены заходились криком: «Come on people now, smile on your brother and everybody get together, try to love one another right now!».

Взорвался ад. Трое парней в лифчиках – группа «Piss Dogs» – мочили на сцене «Territorial Pissings». Сотни тел, беснуясь, яростно толкались и прыгали; хлестались волосами, ударялись головами; поскальзывались и не падали; цепи скакали на плечах, путаясь в волосах – чужих и своих. Пульс резонировал в висках с резкими ударами бас-бочки. Воздух моментально сгустился и превратился в концентрированный пот. Дышать сразу стало тяжело.

Катя вбежала в зал и застыла. Рывком повернулась к Гарику, и он увидел её восторженные глаза с расширенными зрачками. Коброй бросившись, она впилась в него поцелуем и, не отрываясь, потащила в тёмный угол зала. Ударом прижала к стене, и Гарик ощутил на шее жаркие влажные губы. Перед ним поплыло пространство. Сквозь пелену он разглядел в полумраке миниатюрную девицу, бойко скакавшую с поднятыми руками. Маленькая грудь дерзко подпрыгивала, через тонкую маечку бесстыдно выпирали нахальные соски. Катин язык вращался у него в ухе, извиваясь как раненная анаконда. Гарик оторвался от стены и собой прижал к ней Катю.