Нефор

Француз осклабился во всю ширь, рот его стал похож на трупную акулью пасть.

– И какие выводы из своей боли сделал ты?

– Я всегда исходил и буду исходить из свободы.

– Всадить нож в того, кто убил твоего друга и спит с твоей женщиной – это твоё свободное желание?

– Он не мой друг, а она – не моя женщина. Поэтому моё желание – свободно.

– То, что происходит в тебе последние полгода, ты объяснить не в силах, не так ли? – Он скинул с себя злобную маску и снова стал похож на доброго экзаменатора.

– Я этого даже осознать не в силах.

– Твои перемены – это жажда её.

Гарик поднял глаза и вопросительно сдвинул брови.

– Свободы, – проникновенно уточнил француз. – Всё, что тебе нужно в городе, где серьга в ухе – как прыжок на амбразуру, – свобода. Ты хочешь убить не из мести, ты убьёшь его потому что считаешь это правильным. И ещё потому, что так велит тебе твоя жажда свободы и генетическая склонность к убийству. Ведь в Бога ты не поверил, несмотря на доказательство?

Гарик помотал головой.

– Тогда, скорее всего, ты убьёшь даже с удовольствием. Ведь ты спланировал всё так, словно это не убийство, а отпуск.

– Потом я действительно уеду, – напомнил Гарик.

– Конечно. И я знаю куда. Туда, где улицы не пестрят полосками спортивных штанов и не глазеют на тебя полными варварства лицами. Всё за свободу. Сладкая перспектива, правда? Гляди, в главном не ошибись.

Гарик встал на ноги и последний раз окинул взглядом завораживающий пейзаж. Над ним голубело небо, под ним белела царица гор, осаждённая карабкающимися друг на друга кудрями облаков.

Француз блеснул стёклами, прощально улыбнулся и дважды хлопнул в ладоши.

Тьма с проблесками тусклого света окружила Гарика. Будто подталкиваемый кем-то, он прошёл по коридору мрака с вытянутыми вперёд руками. Нащупал знакомую дверь и потянул за ручку. Ручка песком рассыпалась в ладони, дверь растворилась в нарастающем свете. Темнота, окружавшая Гарика, сжалась в спичечный коробок с надписью «JPS». Свет заполнил всё, и коробок стал отдаляться, обращаясь в точку, и, в конце концов, пропал.

На Гарика наваливался последний день в Градске.

17

Утро 23-го сентября началось с визита Загорской, владелицы агентства недвижимости. Эта монументального роста, высеченная из гранита дама учтиво улыбнулась заспанному Гарику и пробасила:

– Доброе утро. Игорь – это вы?

Гарик утвердительно тряхнул всклокоченной шевелюрой и жестом пригласил гостей в дом. Загорскую он узнал без представления: её мясистое лицо взывало к доверию с каждой рекламной страницы единственной газеты Градска.

– Это ваш покупатель.

– Игорь, – протянул руку Гарик и приветственно сжал сбитые пальцы краснолицего парня в кожаной куртке. На его плече висела спортивная сумка. Профессия парня сомнений не вызывала.

– Валера, – сообщил покупатель. – Решётки у тебя на всех окнах?

Гарик кивнул. Валера прошёл на кухню, затем бегло окинул взглядом комнаты и произнёс:

– Нормально. Беру. Тебе зелёными или деревянными?

Не ожидая от покупателя, который даже не заглянул в ванную с туалетом, такой прыти, Гарик слегка растерялся. Вот уж над чем он совсем не задумывался.

– Давайте пятьдесят на пятьдесят, – решила за Гарика Загорская. – Вас устроит?

Гарик согласился.

– Тогда будем оформляться. Я правильно понимаю: вы готовы освободить квартиру хоть сейчас?

– Вечером.

– Слышь, братан. Давай я тебе сотку накину, и ты к обеду съедешь? Вот так надо! – Валера ткнул себя ребром ладони в кадык.

Гарик согласился и на это, и поинтересовался, сколько времени займёт оформление. Оказалось, что все необходимые документы у Загорской при себе, и более того – в заполненном виде. Оставалось прочесть и поставить автограф.

«Однако, как всё схвачено у тётки!» – подумал Гарик и, не вчитываясь, размашисто подписал бумаги одну за другой. Загорская вручила старому хозяину его экземпляры, а новый хозяин снял с плеча сумку и водрузил её на стол. Далее произошло подсчитывание и конвертация валюты, что оказалось самым долгим в процессе сделки, после чего Валера повесил полупустую сумку обратно на плечо и сказал:

– У тебя же дверь захлопывается? Будешь уходить – ключи в почтовый ящик кинешь, лады?

– И с выпиской не сильно затягивайте, – добавила Загорская, и оба удалились прочь.

Гарик смотрел на бумажные стопки и начинал, наконец, просыпаться. Полгода назад то, что произошло сейчас, было бы событием, достойным многомесячного пересказывания его разными словами всем подряд. Но в эти минуты Гарик просто потёр лицо ладонями, вытряхнул из головы остатки сна, сгрёб деньги в рюкзак и бросил его, как грязную тряпку, в тёмную прихожую.

Через два часа в прощальном зале городского морга он встречался с Марком.

Хорошо понимая, для каких целей так срочно понадобилась такому конкретному Валере его квартира, Гарик решил из неё не выписываться. Как бы ни сложился сегодняшний день, поступить наоборот было бы глупо. Если всё пойдёт по плану, то собственник квартиры пропадёт в день продажи её сомнительным людям с густым криминальным запашком. В случае сбоя ситуация может пойти в любую сторону, и о наспех принятых решениях, возможно, придётся жалеть.

Прощание с Наумовым напоминало сбор неформалов у «Поиска» или «Кубы» перед сейшном. Казалось, внутри Марк заканчивает настройку звука, и вот-вот раздадутся возгласы: «Впускают!», «Начали!», или душевное «Допивай уже, заебал! Глухой что ли? Не слышишь – начинают?!».

Гарик, с перекинутой через плечо квартирой, подошёл позже всех. Обменялся десятком молчаливых рукопожатий и вошёл в тесный зал.

Из колонок двухкассетника, в углу пространства, Шевчук надрывался про то, как он «вчера похоронил корешка, а он, подлец, да помирать не захотел». В центре зала, на двух табуретах, лежал в деревянном ящике Марк. На его обескровленном лице застыла спокойная улыбка. Руки сжимали гриф старой, покрытой паутинками трещин, двенадцатиструнки. Вокруг, выстроившись в два ряда, всматривались в пол живые люди.

«Расплылись закаты

На моём лице.

Как начинали крылато мы,

Какими станем в конце».

К горлу Гарика подкатил ком, ноги окатило дрожью. Он подошёл к сутулым спинам. Живые тихо зашептались и расступились. Гарик приблизился к Марку и всмотрелся в спокойствие лица. Никогда не видел он в нём такого умиротворения. Вечный борец, умело выдававший за просветление предел жизни, в искренности своей могущий поспорить с тысячей Будд, смотрел на Гарика сквозь сомкнутые веки. Такими хоронят героев, возложивших на алтарь жизни собственную смерть. Беспокойное, ищущее сердце, жаждущее ответов на все вопросы разом, покоилось под гитарным грифом.

Гарик опустил ладонь на холодную кисть учителя и вложил в неё медиатор с буквами «БС». В этот момент он навсегда похоронил свою давно умершую страсть и понял, что никогда больше не возьмёт в руки инструмент.

«А вот пришла погодка – чего хочешь, выбирай.

Постой с тюрьмой, да с сумой не рядись.

Не зарекайся, прости да подай.

Оглянись…»

С мокрыми глазами он отошёл от гроба. Знакомая рука опустилась тяжёлым теплом на плечо:

– Держись.

Зи-Зи-Топ – видавший виды афганец – едва сдерживал слёзы, тускло поблёскивая золотым зубом.

Он вывел Гарика на улицу и протянул ему початую склянку. Гарик заглотнул добрых граммов двести. Ком не проглотился. Он вернул водку Зи-Зи-Топу, который тут же осушил бутылку. Они закурили и выдохнули.

– Это ты всё организовал? – спросил Гарик, зная ответ.

Зи-Зи-Топ кивнул:

– В «Поиске» поминаем, после… – Он влажно шмыгнул носом. – Наумыч тебя любил очень. Приходи обязательно. Хорошо?

После этих слов Гарик ощутил заторможенную пустоту, что всегда нападает в такие минуты, и сдавленно прогудел: