Долина Моленклоу

*

Сложно описать, что я чувствовал в тот момент, когда увидел уничтоженное поселение перед своими глазами. Оно больше не было похоже на живой организм, где каждый человек был словно клетка, помогал выживать, создавал и делал все ради общего блага. Теперь оно было мертво. Обгоревшие ворота и дымящие обломки, что еще тлели на воздухе красноречиво говорили только об одном. Путь был проделан зря. Здесь не было ни еды, ни воды, никакой помощи, что могла быть нам оказана по прибытию в это место. Уже потом я узнал, что все это было сделано заранее, когда под натиском врага "Закат" был вынужден отступить вместе с жителями этого маленького города. Люди начали потихоньку сходить с ума. Обездоленные они уже не могли нормально соображать и кидались один на одного как кровожадные звери, впиваясь зубами в друг другу в горло. Попытка остановить все это безумие ни к чему не привела. Обвинив меня во всех смертных греха, двое самых сильных набросились на меня и попытались убить. Из последних сил я смог отбиться от них и бросился бежать, пока в один момент, не заметив под ногами резкий обрыв, не упал в него, где после длительного падения, потерял сознание, ударившись о что-то тяжелое"

На этом записи обрывались. Страница, на которой были записаны последние буквы, оказалась испачкана каплями крови, которые тянулись от самого центра и до оборванного края. Бессвязные слова перемежались с религиозными текстами, но как мне не хотелось, я не мог вырвать суть из этих строк, понять, чем же закончилось все то, что было описано в этой книге. Неужели это был он? Моленклоу? Он рассказывал мне об этом месте, говоря про самого себя. Но чего он боялся?

Узнать это было сложнее всего. Перевернув книгу обратной стороной на сиденье, я устремил свой взгляд на дорогу. Она заканчивалась и впереди, словно памятник всем тем событиям, что произошли здесь, начала виднеться долина. Путь сюда был проложен уже очень давно. Я мог бы закрыть глаза и все равно не пропустил бы дороги. Не съехал бы в кювет, случайно повернув не в ту сторону. Нет, здесь это было невозможно. Будто сама долина вела машину к себе, как мощный магнит, притягивавший все мене слабое, так и она манила и ждала, когда я окажусь на месте.

Вскоре цель была достигнута. Остановив машину у самого начала, я вышел наружу и посмотрел вперед. Среди всего множества могил, тянувшихся до самого горизонта и прятавшихся за ним, я вдруг увидел одну пустую. Раньше мне не доводилось видеть ее, но сейчас, глаза сами упали на нее, а любопытство заставило подойти ближе. Осыпавшаяся по краям, она была вырыта уже давно - ждала своего часа. Как знамение, эта мысль влетела в мою голову и повела обратно к машине. Нужно было действовать.

Она все еще была теплой. Сняв с себя старую потрепанную куртку, ту самую, что дала мне Сара в медицинском помещении. Я обмотал ею тело убитой, а затем, аккуратно опустив в яму, стал закапывать. Лопата была рядом. Воткнутая возле самой могилы в огромной куче песка, она все также находилась здесь.

Больно было смотреть на все это, а еще больнее - участвовать. Здесь не было никого, даже ветер, появившейся было на короткое время, внезапно пропал, оставив над моей головой полный штиль. И когда работа была закончена, я медленно побрел обратно в машину.

Взяв в руки книгу и провернув несколько запачканных страниц, я вдруг наткнулся на старую фотографию, где был запечатлен Роберт вместе со своей женой, они стояли как раз на этом самом месте, где сейчас, в окружении тысяч могил и крестов, находилось огромное кладбище. Их улыбка и то настроение, с которым они встречали рассвет, поразило даже меня. На нем было шляпы, а лицо было совершенно другим. Лишь некоторые очертания были похожи, но само по себе оно мало чем походило на ту изуродованную физиономию, что так старательно скрывал старик за своей шляпой.

*

"Проснулся я тогда от страшной боли, доносившейся на моем лице. Я не знал, что происходило, но очень остро ощущал нечто, что буквально вгрызалось в мою кожу и старалось оторвать кусок побольше. Когда же пришел в себя и смог с трудом открыть глаза, то увидел перед собой целую стаю костлявых собак, окруживших меня и всеми силами старавшихся загрызть. Я отбивался, но, что я мог сделать против клыков и когтей, когда в теле не было ни единой капли силы постоять за себя и постараться спасти свою жалкую и переставшую иметь хоть какую-то ценность жизнь. Наконец, когда сил отбиваться уже не стало, я просто смирился со своей судьбой. Несколько собак, почуяв это попытались подбежать ко мне, но спустя секунду тут же упали на месте. Затем еще две. В ушах пролетел звон. Остальная стая насторожилась. Увидев как кто-то пробирается сквозь густые заросли, я повернулся к нему голову и увидел бойца, одетого в броню и державшего лающих собак на прицеле. Его лицо было закрыто маской, а дыхание, фильтруемое через специальный клапан, было ровным и спокойным. За ним появилось еще несколько, потом я потерял сознание. Сколько прошло времени сказать я не мог, но когда очутился на медицинском столе в окружении докторов, суетливо обходивших меня со всех сторон, я благодарил всех богов каких знал и тех людей, что спасли меня в том самом месте. Лечение далось с трудом, но радость выздоровления была омрачена видом моего собственного лица. Доктора долго не хотели говорить мне об этом, но когда я все же смог добраться до зеркала и взглянуть себе в глаза, боль и разочарование наполнили мою душу. Ничего общего с тем самым Робертом уже не могло быть и в помине. Даже взгляд, некогда ясный и уверенный, стал хмурым и зловещим, навсегда закрепив за мной репутацию жестокого человека. Но я не был таким. Не хотел быть таким! Однако, когда пришло время и я смог встать на ноги, передо мной предстал выбор: улететь вместе со всеми или остаться здесь. И я выбрал единственно правильный на тот момент вариант. Я не мог убежать, поджав хвост и оставить безнаказанными тех, кто был причастен ко всем несчастьям, свалившимся на мою голову. Я должен был отомстить и для этого, мне пришлось остаться. Я не виню себя за это. И пусть сейчас, прокручивая у себя в голове тот самый разговор, мне иногда приходит упрекающая мысль в неправильном выборе, я все еще остаюсь верен своим идеям и той цели, которую стремлюсь достичь. Но чтобы сделать это, мне необходимо попасть в самое логово этих наемников и оттуда вести свою борьбу.

*

Это удивительно, но меня никто не узнает. Даже те, кто когда-то разговаривал со мной, теперь косятся от одного моего вида и даже не подозревают, кто я есть на самом деле. Путь был неблизким, но он того стоил. Я смог попасть в одно поселение, которое контролируется "Рубиконом" и найти работу. Люди безмолвны. Они ничего не говорят, ничего не обсуждают. Вечерами, когда наемники делают обход по всем улочкам, практически невозможно найти хоть одного человека. Они сидят по своим домам и не высовывают носа. Законы установлены и непослушание каралось очень строго и безоговорочно. Был день, когда я стал свидетелем публичного выдворения одной семьи. Их выгнали прямо перед самым закатом, как раз в тот самый момент, когда голодные собаки начинали рыскать вдоль мест, где жили люди. Это означало лишь одно - верную смерть, которая должна была наступить со дня на день. У них не было ничего, даже еда, которую выдавали всем работающим, была изъята и отдана на хранение в специальный склад. Все остолбенели, но ничего не сказали.

*

Двумя днями позже мне все же удалось вырваться на дорогу в составе небольшой группы, в задачи которой входило обследование местности на предмет наличия отрядов "Заката". Война была в самом разгаре. Свинца никто не жалел и любое боестолкновение напоминало настоящую мясорубку, в которой изо дня в день перемалывалось все больше и больше наемников. Дороги, прилегающие территории, все было завалено обломками техники, развороченными блиндажами и телами солдат. Настоящий пир для собак которых в это время развелось невиданное множество. Мы ехали по самой обстреливаемой трассе. Но вопреки логике и здравому рассудку, именно здесь чаще всего можно было наблюдать действия воюющих сторон. Мы двигались медленно, не спеша. Даже в такие моменты. Когда наступало затишье и снаряды переставали падать на голову, я все еще ощущал чье-то присутствие вокруг меня. Наемники называли это "волчьим чутьем" и утверждали, что со временем оно может преобразоваться в интуицию, способную не раз спасти мою жизнь. Не знаю было ли это правдой или простой армейской байкой, но каждый раз, когда чувство появлялось внутри меня, я старался вести себя более аккуратно.