Страница 25 из 108
Полный ревнивой досады, все время повторяя себе, что теперь можно положиться на Марту, но так и не умея убедить себя в этом окончательно, чувствуя, что его и без того раздраженные нервы снова нестерпимо напряглись, он вытащил из кармана пачку сигарет, положил ее перед собой на столик, взял одну и закурил, не переставая глядеть в окно, откуда в наступившей тишине стал снова явственно доноситься смешанный шум дождя и ветра. Он слишком ясно понимал, что Боссо увлек Марту прочь для того, чтобы беспрепятственно поговорить с нею о своих намерениях, предугадывал, что старания Боссо изо всех сил поддержит Нора, но не знал, до какой степени Марта, с ее слабостью и пассивностью, способна сопротивляться этому двойному натиску. Эти мысли причиняли ему такую боль, что хоть кричи, однако он сдерживался и продолжал курить. Так он выкурил все пять сигарет, которые оставались в пачке, потом разорвал обертку, бросил клочки на пол и посмотрел на часы: он ждал уже сорок минут.
В ярости он поднялся с места и принялся расхаживать по комнате. Он испытывал непреодолимое желание сейчас же отправиться на поиски тех троих, надавать пощечин Боссо, надавать пинков Норе, завладеть Мартой и увести ее прочь. Но он сдерживался из боязни обнаружить свою слабость и нетерпение, испортить ситуацию, которая сейчас, может быть, складывалась для него благоприятно. Вдруг из радиоприемника раздался смешно искаженный голос диктора, медленно читавшего сводку сегодняшних биржевых курсов. Тогда, не в силах больше подавлять нетерпение, Лука вышел из комнаты.
Он направился наудачу в глубь коридора, услышал звук голосов за одной из полированных черных дверей и отворил ее. "Есть три слова: тебя я люблю", - фальшиво напевала Нора, сидя перед зеркалом за туалетным столиком в углу большой комнаты, где вся обстановка, от широкой двухспальной кровати до шкафов, стульев и столиков, была выдержана в том же трубчатом, подчеркнуто-современном стиле, что и мебель гостиной. На Норе было длинное вечернее платье из черного шелка, оставлявшее открытыми ее пышные плечи и полные руки; заметив в наклонно поставленном зеркале, в которое она гляделась, отворенную дверь и появившегося на пороге Луку, она не обернулась и не перестала петь, а, наоборот, запела громче, как бы желая таким образом предупредить кого-то о приближающейся опасности. Лука сделал шаг вперед и увидел за кроватью Марту и Боссо, сидевших рядышком на узком диване. Они разговаривали; но еще больше, чем их интимная поза - рука Боссо была протянута за спиной Марты, а она слушала его, наклонив голову и почти прижавшись к нему, - Луку поразила одна деталь: на Марте было не вечернее платье, как на сестре, а только сорочка, грудь ее была полуобнажена, она положила ногу на ногу, и среди кружев видны были ее обнаженные бедра. Однако, едва завидев Луку, она вскочила.
- Уже поздно, мне пора одеваться, - сказала она в смущении, стараясь не смотреть ему в глаза, потом взяла с кровати разложенное там платье, точно такое же, как у Норы, и быстро принялась натягивать его через голову.
- Интересно, с каких это пор входят в комнату без стука? - спросила Нора довольным, легким тоном, склонившись над заваленным флаконами и щеточками туалетным столиком и сосредоточенно пудря себе щеки. Ее веселость, довольный и радостный вид Боссо, который тоже встал и, взяв с комода флакон духов, опрыскивал себе голову, подтвердили подозрение Луки. "Здесь что-то произошло", - подумал он. Однако, с усилием сдерживая накипевшее желание учинить скандал, пустить в дело силу, он отвечал тем же тоном:
- Интересно, с каких это пор гостей оставляют одних больше чем на три четверти часа?
- Гостей! - повторила Нора многозначительно, но ничего не добавила, а встав из-за туалета и напевая, принялась выделывать какие-то па.
- Итак, девочки, - отеческим тоном сказал Боссо, - идем обедать?
Теперь и Марта была готова; совершенно одинаковые платья на сестрах-близнецах только подчеркивали разницу в выражении лиц озабоченного, печального лица Марты и бездумно-веселого лица Норы.
- Пошли, пошли, - пригласила всех Нора.
Они вышли из комнаты, но на этот раз Лука каким-то необъяснимым для него образом оказался рядом с Норой, в то время как Марта и Боссо опередили их на несколько шагов.
Дверь в столовую была распахнута, щуплая черненькая горничная с испуганным лицом и большими глазами, одетая по всем правилам - в белых перчатках, в передничке и наколке, - застыла возле стола в небольшой, почти пустой комнате.
- Ну что же, значит, мы садимся таким образом, - сказал Боссо властно, - Марта со мною, а Нора с Себастьяни.
Они расселись в белом свете причудливой люстры, состоявшей из стеклянного матового шара и никелированного полумесяца. Женщины, развертывая салфетки, нашли в складках одинаковые сумочки из черного шелка с позолоченным замком, украшенным большим зеленым камнем.
- Ах, какая прелесть, - вскричала Нора, даже не пытаясь скрыть свою детскую радость и разглядывая сумочку со всех сторон. Вскочив с места, она поцеловала Боссо в лысину.
Марта тоже разглядывала свою сумочку, и хотя она не так ликовала, как Нора, но было ясно, что в глубине души она тронута, сознавая, что все эти знаки внимания предназначены ей одной, и в то же время стесняется в присутствии Луки.
- Я хотел сделать вам сюрприз, - сказал Боссо, усиленно двигая бровями и губами и пытаясь изобразить скромность. - Надеюсь, они вам нравятся...
- Это как раз то, что нужно к нашим платьям, - порывисто ответила Нора и добавила, подталкивая сестру к Боссо: - Ну-ка, поцелуй его... Уж это по крайней мере он заслужил!
Лука, полный самых мрачных мук, увидел, как Марта вытянула шею и коснулась губами красной, щетинистой щеки Боссо. Между тем горничная поставила на стол тарелки с супом, и все четверо принялись за еду. Обе женщины кушали чинно и жеманно, Боссо без церемоний демонстрировал свой прекрасный аппетит, Лука ел неохотно с печальным видом. Эта печаль, эта неохота не ускользнули от Боссо, который был чем-то очень доволен и хотел видеть вокруг только довольных людей.
- Может быть, я ошибаюсь, - начал он неожиданно, вытерев рот салфеткой, - но у вас, наверно, очень меланхолический темперамент!..