Ночь печали

— Так значит, они поклоняются дьяволу?

— Они ничего не знают о христианском боге.

— Вы хотели сказать — «Боге». Бог есть Бог.

— Ну, конечно же, я имел в виду Бога.

— Могу я довериться вам, сеньор Агильяр? — Кортес пододвинулся поближе, и Агильяр почувствовал его зловонное дыхание, увидел потемневшие неровные зубы и язык, покрытый белым налетом.

— Конечно же, вы можете довериться мне, команданте, то есть Кортес. Вы спасли мне жизнь.

— Каким было ваше положение в обществе до того, как майя взяли вас в плен, Агильяр?

— Я был священником, команданте Кортес.

— Вы не похожи на священника и не говорите как падре.

Агильяр пожал плечами.

— Однажды став священником, останетесь им навсегда. Это как с еврейством, Агильяр.

— Вот как? Я не считаю себя достойным.

— Неужели? Что же вы сделали?

— Я возлег с женщиной, команданте Кортес.

— А кто этого не делает?

— Она не была крещена.

— Вот оно что… Почему же вы сначала не окрестили ее? У вас была власть.

— Я торопился.

— Почему?

— За это они пощадили меня. Я стал рабом касика. Если вы не возражаете, я предпочел бы, чтобы вы и все ваши соратники считали меня обычным человеком. Я даже нечто меньшее, чем человек. Я ваш покорный слуга.

— Слуги тоже люди, и мои слуги верны мне, но я понял вас, Агильяр. Итак, могу ли я сказать вам кое-что?

Агильяр не знал, собирается ли Кортес исповедоваться, и хотел предупредить его, что уже не чувствует себя способным отпускать грехи и не желает слышать о бедах и прегрешениях других. Он никому не может отпустить грехи, в первую очередь самому себе.

— Губернатор Кубы Веласкес отправил нас в разведывательную экспедицию. Если уж на то пошло, мы можем заняться торговлей и заработать немного золота, без особых амбиций.

— У вас одиннадцать кораблей.

— Да, часть из них я финансировал лично.

— У вас много оружия.

— Вы весьма наблюдательны, сеньор. Что я собираюсь сделать — и мои солдаты должны смириться с этим, те из них, кто еще не смирился, — так это построить поселение, основать город во имя императора Карла Пятого, а затем от имени императора заявить о своем праве на эти земли и завоевать эту страну.

— Вы и впрямь амбициозны, господин, — опешил Агильяр.

— Это единственное решение проблемы, так как вскоре всех индейцев объявят официальными вассалами короля Карла, а восстание будет караться смертью. Такова воля Бога, воля Папы Римского.

— А губернатор Кубы, который прислал вас, знает о ваших намерениях?

— Этот глупый, недальновидный, толстый, мерзкий подлец, неспособный управлять собственными чреслами, этот Веласкес, что управляет Кубой, ничего не знает о Судьбе. Он будет завидовать нашей славе, он будет жаждать военных трофеев. Он не заслуживает ничего, кроме неповиновения.

— Я понял.

— Поняли? Мелочное недовольство Веласкеса может привести к тому, что он пошлет свои корабли, дабы остановить нас и привезти обратно, закованных в цепи. Несмотря на все препятствия, мы верны королю Карлу, Папе Римскому и Богу. Вы готовы к этому?

Сейчас Агильяр был готов лишь к тому, чтобы улечься в постель и поспать, а затем поесть за столом, почитать книгу при свечах и прожить остаток жизни, работая школьным учителем в приходе какого-нибудь заброшенного сонного городишки. Сбежав от своего хозяина, он и не думал, что окажется вовлеченным в заговор, грабеж, казни и предательство межконтинентального масштаба.

— Я восхищаюсь вами, команданте, но я не достоин этого. Видите ли, мне не хватит таланта. Вы, почтенный господин, и ваши отважные капитаны больше подходят для этой священной задачи.

— Верно. Мы как раз те люди, которым это по плечу. Experiencia es todo[20]. Бог, слава и золото — других альтернатив в этом мире нет, если вы не хотите марать руки земледелием. — Кортес, принявшийся было расхаживать по каюте от волнения, вновь уселся. — Расскажите мне еще об этом воинственном народе.

Агильяр вздохнул.

— Войны тут ведутся часто, иногда — чтобы восславить богов, иногда — чтобы преодолеть голод, а иногда просто для развлечения. Их сражения называются «цветочными войнами», так как кровь пленников служит удобрением для цветов и от нее маис и все остальное растет лучше.

— Ритуальные войны? — Кортес налил Агильяру бокал вина, но тот даже не прикоснулся к спиртному.

«Бедняга, — подумал Кортес. — Неужели майя настолько запугали его, что теперь он не может наслаждаться благами просвещения?»

— Они стараются не убивать своих врагов на войне.

— Так это игра, а не война?

— Да, это игра, но она опасна. Жертвоприношения пленников тут в порядке вещей. Они ведут пленных на вершины пирамид, и там жрецы вырезают их сердца во славу бога солнца, Уицилопочтли. А конечности пленных съедают лучшие воины. То же самое практикуют и майя.

В каюте Кортеса стояли лишь койка, кресло, стул, стол, которым пользовались в случае необходимости для проведения хирургических операций, да еще пара скамеек. Оконные стекла были перепачканы пометом чаек и солеными брызгами, их прикрывали пыльные бархатные занавески красного цвета, подбитые серебром. Кортес поспешно задернул эти дорогие занавески, поскольку не хотел, чтобы кто-нибудь подслушал этот разговор. Вездесущие, как насекомые, проклятые шпионы могут, если пожелают, сломить верность солдат, заставить их поддерживать интересы этого подлеца Веласкеса, подбить их на возвращение домой. Кортес знал, что в его окружении полно трусов и бунтарей. От одной мысли об этом его бросало в пот, а по спине бежали мурашки. Неизвестно, кто живет в его бороде. Там настоящее царство вшей. В паху у него все болело от потертостей. И какой идиот выдумал гульфик? Кортес жил в тропиках Гаити, ради бога, почему же здесь ему так плохо?

— У них долгая письменная история, и их письмена очень красивы. У майя сложная система исчисления, а еще они изобрели то, что называют нулем. Они астрономы.

— Не стоит восхищаться язычниками, Агильяр. Пока вы были в плену, в Германии объявился богохульствующий монах-еретик, подлый шарлатан по имени Мартин Лютер, призывающий к восстанию и надругательству над святынями. Несомненно, вскоре его сожгут на костре. Он считает себя просвещенным, но им управляет дьявол.

Агильяр никогда не слышал о Мартине Лютере.

— Видите ли, Агильяр, мы, жители Новой Испании, — настоящая надежда для церкви. Европу раздирают противоречия, а здесь есть множество душ, ждущих обращения и жаждущих света.

— Они и так считают себя детьми солнца, капитан.

— Что ж, значит, полдела сделано. Видите ли, я верю в человеческую природу, Агильяр. Я верю в то, что человек предпочтет только лучшее. Именно поэтому мои офицеры и солдаты идут за мной.

— Вы им доверяете? А они вам доверяют?

— Да, несомненно. Куда денется бык, который не хочет тащить плуг?

Тем не менее Кортес был вовсе не так убежден в этом, как утверждал. Кому он мог верить? Денди Куинтавалю, открывшему первую фехтовальную школу на Кубе? Нельзя было пройти по улицам Гаваны, не наткнувшись на человека с рапирой. А черный раб Куинтаваля, с огромной головой и торчащими во все стороны волосами, отчего голова его напоминала голову Иоанна Крестителя на блюде, — что он думал о своем глупом хозяине? Этих черных не понять. А Исла? Может, он человек губернатора? У Исла лицо змеи, он всегда готов к атаке. Отец Ольмедо в лучшем случае нейтрален, в худшем — бесполезен. А этот францисканец Франсиско, человек настолько толстый, что было удивительно, как ему удается пройти два шага, не говоря уже о том, чтобы путешествовать по континенту? И еще Альварадо, чьи ноги не поспевают за его беспокойными мыслями, а кожа сочится страхом. Берналь Диас — просто лакей, но как он проявит себя в битве? Нуньес очень ценен как картограф и плотник, но он еврей, а значит, в Испании ему не позволяли брать в руки оружие, так что у него нет даже элементарных навыков в сражении на мечах. У Пуэртокарреро язык без костей, а Ботелло, предсказатель и прорицатель, и еще к тому же доктор, несомненно, по происхождению цыган, неверующий. Но он тоже нужен им, так как умеет делать ампутации и зашивать раны, а как предсказатель просто незаменим. Кортес повернулся к Агильяру.