Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 99

— Он не вооружен, но бежит быстро, — ответил Пуэртокарреро.

— Не вооружен.

— Ради бога, Пуэртокарреро! — возмутился Кортес. — Почему все должны обо всем знать? Оставь свои мысли при себе.

— Может быть, один из местных жителей жаждет Слова Божьего, — предположил отец Ольмедо.

— Скорее всего, он жаждет куска хлеба, — шепнул Куинтаваль.

— А вдруг это ловушка, сеньор? — предупредил Кортеса Исла. — И пятьдесят его соплеменников устроили засаду.

— Арбалеты наизготовку! — скомандовал Кортес.

— Арбалеты наизготовку!

— Арбалеты наизготовку!

Арбалетчики прицелились, собираясь выстрелить в одинокую фигуру.

— Обнажить мечи!

— Обнажить мечи! — передал дальше Пуэртокарреро.

Несмотря на эту демонстрацию оружия, человек продолжал бежать им навстречу. Он был почти обнажен — если не считать набедренной повязки. За спиной у него висел мешок. Незнакомец не походил на индейца, высокий и не такой коренастый, кожа да кости, а светлые волосы космами падали ему на плечи.

«Вот он, Адам, каким он был в древности», — подумал брат Франсиско.

— Стоять! — крикнул незнакомцу Пуэртокарреро. — Во имя короля Карла.

Удивительно, но незнакомец остановился.

— Подойди.

— Yo soy español[10], — промямлил незнакомец.

— Испанец!

— Испанец!

Он осмелился подойти поближе. Голова у него дергалась из стороны в сторону, как голова марионетки, плохо прикрепленная к шее. Ярко-синие глаза наполнились слезами.

— Loco, Señor[11], — сказал Кортесу Исла.

Услышав это, Пуэртокарреро передал слова Исла дальше.

— Безумец, — эхом пронеслось по войскам.

— Yo soy cristiano. Gracias, Santa María![12] — Он упал к ногам Кортеса.

— Поднимись, hombre[13], ты ведь испанец и христианин. — Кортес ненавидел раболепие. Схватив незнакомца за запястья, он поставил его на ноги. — Я капитан Эрнан Кортес, глава экспедиции.

Хотя Кортес и получил приказ искать моряков, потерпевших кораблекрушение, он не ожидал, что встретит на этих далеких берегах европейцев.

— Херонимо де Агильяр, к вашим услугам, — пробормотал бедняга.

Берналь Диас немедленно начал писать: «26 de Abril del 1519[14]. Мы повстречали верного испанского гранда, потерявшегося здесь…»

Агильяра трясло, и пришлось помочь ему забраться в лодку. Кортес думал о том, чем этот слабак может быть ему полезен, ведь он явно не годился для тяжелого труда, а ведь его придется кормить, одевать и давать ему кров. Другие лодки были нагружены бочками с водой, фруктами, освежеванными оленями, свежей рыбой, индейками, которых им дал потерпевший поражение касик, а еще рабынями. Рабынь Кортес решил разместить на палубе под парусиной. Офицерские каюты были нужны ему для совещаний.





— К кораблям, — Кортес с пафосом поднял меч.

— К кораблям!

— К кораблям!

Лошади всласть наелись травы. Они сыграли важную роль в битве у Табаско. Сейчас их переправляли на флагман. Агильяр, глядя на то, как их копыта погружаются в прозрачную бирюзовую воду, подумал о Пегасе, бегущем галопом по воздуху. Перед ними плыл Альварадо, голый и мускулистый, так что казалось, будто он лишь временно разделен с лошадьми, и Агильяр понял, почему индейцы считали всадников и лошадей одним созданием, напоминавшим кентавра. Лошадей разместили на палубе «Санта-Марии», подняв их туда специальным подъемником. Рабынь отправили на другие корабли флотилии, обустроив для них такое же место на палубе, как для лошадей на флагмане. Агильяру дали одежду и лепешку из маниоки. Он уселся, скрестив ноги, и поднес хлеб ко рту двумя руками, а вокруг него столпились офицеры, которым хотелось послушать его историю.

— Много años[15] назад, — начал он слабым голосом, — я плыл на борту корабля «Санто дель Ниньо» с Ямайки на Гаити.

Альварадо Красивый слышал о потерпевших кораблекрушение людях, много лет питавшихся крабами и моллюсками, разводивших сигнальные костры на побережье и строивших хрупкие хижины из пальмовых листьев. Они тихо сходили с ума от одиночества и разочарования, если их не лишал жизни какой-нибудь смилостивившийся над ними дикарь.

— Все, кроме нас четверых, погибли.

Пока Агильяр описывал свою судьбу офицерам, корабли снялись с якоря, а солдаты с моряками заняли свои посты, поскольку на палубе было так людно, что некуда ногу поставить. Много места занимали толстые пеньковые веревки, свертки парусины, бочонки с сушеной свининой, вином и рассолом, на треножниках стояли большие аркебузы, готовые к обстрелу, на колесиках — огромные бронзовые пушки с ядрами весом в тридцать фунтов и фальконеты, пушки поменьше. Стояли там и плотно закрытые бочки с порохом, а также коробки с дешевыми бусами из зеленого венецианского стекла. «Санта-Мария» была большим трехмачтовым галеоном, нао. Кормушка для животных находилась рядом с каютой капитана, неподалеку от камбуза. Зловонные помещения под палубой были разделены на два сектора — каюты для офицеров и солдат. Впрочем, члены экспедиции могли считать себя счастливчиками: когда Христофор Колумб путешествовал из Испании в Индию, его матросам приходилось спать на палубе, да и камбуза у них не было, а пищу они готовили на кострах.

— А что вы везли? — спросил Кортес у Агильяра, так как не мог понять, что можно вывозить с Ямайки.

По слухам, Ямайка была холмистым, покрытым лесом островом, где золотом и не пахло.

— Рабов-индейцев. Мы перевозили их на Кубу. Они были скованы вместе и все погибли. Четырех белых взяли в плен майя. Эти два года я был рабом у касика, но глядите, глядите, что у меня есть. — Он вытащил из своей потрепанной хлопковой сумки Псалтырь в кожаном переплете с золотым тиснением. — Вот оно, мое спасение!

— А три других испанца?

— Один стал военачальником у майя. Он покрыл себя татуировками и проколол свое тело, теперь он носит кольца в губах и носу, его жена — майя, и дети тоже.

— Поразительно! — удивился Пуэртокарреро. — Как белый человек может отказаться от благ цивилизации?

— А двое других? — уточнил Кортес.

— Их принесли в жертву.

— Что ж, им не повезло, — поспешно сказал Кортес. Он не хотел, чтобы его офицеры (а главное, солдаты) думали о ритуале жертвоприношения. — Вам нужно нормально поесть. Una comida[16], и побольше. К счастью, с нами священник, отец Ольмедо, который может вас исповедовать. А еще есть францисканский монах, брат Франсиско.

— Ах, bueno[17], и как только мы вернемся в Испанию, я отправлюсь в паломничество в честь Сантьяго де Компостела, того самого, что выиграл решающую битву с маврами у Гранады.

Агильяр перекрестился, но, хотя он и сохранил свою веру, в паломничество идти не собирался. Теперь, когда его спасли, ему хотелось только одного — поспать в хорошей кровати, спать, спать, спать.

— Но мы не возвращаемся на Кубу или в Испанию. — Повернувшись, Кортес взглянул в его водянистые голубые глаза. — У нас здесь, в этой стране дикарей, очень важная задача, mi amigo[18]. Скажите мне, сеньор Агильяр, вы говорите на языке индейцев?

Агильяр трусливо оглянулся. Задача?

— Я говорю на наречии чонталь — это язык большинства племен на юге, но языком империи — науатлем — я не владею.

— Империи?

— Знаете ли, дон Эрнан Кортес, мой Псалтырь — это не новая отпечатанная копия. Это манускрипт. Мне нужно знать время моего освобождения, чтобы я мог помолиться должным образом. У вас есть часы?

— Нуньес, который час?

Нуньес вытащил маленькие настольные часы из рюкзака.

— Десять часов, господин.

— О господи, что это? — опешил Агильяр. — Похоже на дело рук дьявола.

— Успокойтесь, Агильяр. Это не дело рук дьявола и не чудо. Это часы, сделанные человеком. Настольные часы. В большинстве городов Европы такие часы висят на главной башне и называются башенными часами, а наши — их маленькая копия. Нуньес со своими часами, так сказать, у нас на должности городского глашатая. Ходят слухи о том, что сейчас уже изготавливают часы на цепочке, похожие на маятник, а также наручные часы, которые можно носить как браслет. Пришло новое время, время чудес. Но к делу, Агильяр. Что вы знаете о золоте?