Страница 4 из 21
Хоть и не намного, но нас стало больше — и теперь это уже сила, с которой вынужден был считаться даже Святоша, по-прежнему, претендовавший на первую роль в долине. Скрепя сердце, он уступал, когда мои охотники выходили в степь, в поисках добычи, и приглашали с собой тех из мужчин и женщин, в поселке у озера, которые хотели идти вместе с ними. Многие еще помнили нашу удачную охоту до появления банды. Тогда люди долгое время не знали голода… Он только недовольно бурчал, укоряя их за то, что мы распугали весь скот — хотя это являлось неправдой и обыкновенным наветом. Лучше наших, в ближайших степях и лесах не охотился никто. Напротив, Святоша и его люди сами разогнали всех окрестных животных, и теперь перешли на рыбу, предпочитая более спокойный промысел, рискованному.
Ната, в первый раз за все это время, сделала попытку самостоятельно подняться. Она с трудом переносила то, что не могла, как Элина, уходить, когда нужно, по надобности, в сторону от наших землянок — ей было мучительно стыдно, что я ухаживаю за ней, как за маленьким ребенком, не могущим сдержать естественных физиологических процессов.
— Уйди! Не могу я при тебе! Ну, уйди же!
А так, как самостоятельно сидеть она еще не могла, то каждое такое состояние превращалось для нее в муку. На помощь приходила Элина, но той не всегда оказывалось рядом. Девушка совсем захирела в четырех стенах и с радостью уходила в степь, вместе со всеми. Ната, как ни терпела, не всегда могла ее дождаться…
— Да уйди же!
— Я не буду смотреть… Не держи в себе — нельзя! Так Док говорил! Дотерпишь, до уремии!
— Ох…
Было и смешно, и грустно… И все же, она постепенно поправлялась. День, когда она самостоятельно поднялась с лежанки и сделала пару шагов, для нас превратился в праздник! Я, как очумелый, прыгал возле нее, крича во все горло — так что на шум прибежали все жители поселения. Мы с Элиной помогли ей дойти до высокого берега реки — Ната могла наблюдать, как пенные барашки волн стремительно исчезают вдали.
— Что там, за Синей?
— Степи. Такие же, как и здесь. Я видел, давно, пока там не поднялись деревья. А сейчас…
— Я не о том, — она досадливо повела плечами. — А есть ли там люди?
Теперь я сам повторил это жест:
— Возможно, что и есть… Но, до сих пор, мы еще ни разу не видели никого, кто появился бы на том берегу. Впрочем, увидеть человека на таком расстоянии, сама понимаешь, непросто. Река стала еще шире, чем была, и лишь немного спокойнее — там, где разлилась до еле заметных черт противоположной стороны. Чер, когда искал следы уголовников, уходил очень далеко вдоль берега на север, почти до города — а потом рассказал, что воды затопили даже остатки той станции, где я когда-то нашел щенка…
— Стало быть, мы — единственные?
Иногда Ната задавала вопросы, которые я раньше от нее слышал только во время проживания в нашем подвале — задолго до встречи с обитателями долины.
— Не думаю… Помнишь, как мы гадали об этом, пока не повстречали Сову? А потом, всех остальных? Вот и там, на той стороне, должна быть жизнь. Только она, наверное, очень далеко… Или, их так мало, что они не добрались еще до этих мест.
— Хотелось бы увидеть.
Я с любопытством посмотрел на Нату. Она возлежала на предусмотрительно положенной шкуре — давний подарок Совы все же сохранился среди пожарища!
— Ты раньше не была так заинтересована в чужих судьбах…
Она прислонила ко мне свою голову, ответив еле слышно:
— А знаешь, почему?
— Нет.
— Я боялась… Того, что ты станешь вспоминать и надеяться. Ты понимаешь?
Я промолчал, поняв, о чем намекала Ната. Нет, надежды у меня уже давно не осталось. Выжить в таких, нечеловеческих условиях, когда из сотен тысяч — а может, миллионов, смогли только единицы? Нет, мои для этого не были приспособлены. Они бы просто не смогли уцелеть…
— Тебе больно? Прости меня, любимый.
— Ничего. Ты жива… И это сейчас важнее.
— Нет. Не говори так. Я от всего сердца хотела бы, что б ты их нашел. Это они — твоя настоящая семья. Не я, не Элина — они!
— Что ты говоришь, Ната? Разве я могу разорваться надвое? Я люблю тебя, люблю Элину… Нет, не желай мне такого — этого не вынести никому! Я не расстанусь с тобой, даже если…
Она прикрыла мне ладошкой рот:
— Замолчи. Не произноси того, о чем будешь жалеть всю свою жизнь! Как бы мне не было это лестно… Но я, не раздумывая, согласилась бы отдать тебя им — даже против твоей воли! А сейчас — будем жить, как мы жили раньше. И, если уж мне суждено стать… Заменить тебе, твою семью — будем жить, как семья! Но в настоящей семье должны быть дети. А я никогда не смогу тебе подарить эту радость.
— В долине пока еще никто не понес от мужчины…
— Док говорил как-то… Такое вполне реально, если мы обречены этим излучением на вымирание. Но я не верю в это. Тогда оно должно быть даже не стихией, а чем-то, разумным. А это невозможно даже представить!
— Мы не знаем, что это. Это ведь только предположение Дока — хотя, по прошествии такого времени, все уже так прочно уверовали в его слова о комете, что стали считать их истиной. Но кто знает, так ли оно все было, или нет? Одно я знаю точно — у меня теперь иная жизнь. И я не хотел бы ее поменять, на прежнюю!
Ната искоса метнула на меня задумчивый взгляд, раскрыла рот, собираясь что-то сказать… и промолчала. Я был благодарен ей за это, понимая, о чем она могла упомянуть.
— Эх, если бы пес умел говорить!
— Да? И перестал бы тогда быть Угаром? Нет уж, не надо!
Мы все еще гадали, где странствовал наш могучий друг, но так и не могли прийти к единому мнению. Пес отсутствовал так долго, что сама мысль о том, что он мог уцелеть после падения в бездну, была недопустима… Что и говорить — в прериях, весть о его чудесном возвращении, разнеслась до самых дальних краев. Характер собаки полностью сформировался. Теперь это был взрослый, умудренный жизненным опытом, боец, способный самостоятельно принимать решения. И в этом мы убедились очень скоро…
Задыхаясь от быстрого бега, в землянку, где мы находились, внеслась Ульдэ:
— Скорее! Вставайте! Дар, бери свою скво на руки! На стены!
— Что случилось? — я подхватывал оружие и накидывал, на проснувшуюся Нату, одеяло.
— Быстрее! Собаки! Много!
Мы поднялись на стены форта. Каменная насыпь возвышалась почти на треть ранее возведенного забора, и на ней уже собрались все жители нашего небольшого поселка. Отсутствовал только Док, как всегда ушедший в степи по своим делам. Многие, как и я, оказались почти раздетыми — весть о нешуточной опасности застала всех врасплох! Но никто не вышел без оружия — и это говорило о многом!
— Кто их видел?
— Сколько их?
— А зачем мы, вообще, поднялись? Они же не перескочат через стены?
Чер, чья острота зрения лишь в малой степени уступала остроте соколиного взгляда, прищурился…
— Смотрите!
Казалась, ближайшая трава ожила и начала придвигаться к нашему холму многоголовой, визжащей и лающей массой. Это были собаки — но совсем иные, чем те, которые мы видели до сих пор. Они вовсе не походили на привычных — огромных и опасных соперников на тропах прерий. Вдвое ниже Угара — возможно, как обычные овчарки, до перерождения, с короткими, словно обрубленными хвостами и квадратными, почти бульдожьими мордами. Их насчитывалось не менее сотни, если не более. Столкновение на открытом месте с такой стаей могло привести любой отряд охотников только к тому, что на месте сражения останется один победитель — эти свирепые создания… При своем, более малом, по сравнению с другими псами, росте, они обладали немалой силой и яростью — мы видели, как далеко в прерии уносятся прочь перепуганные стада животных, а кое-где заметили даже спины серых хищников — волков, обычно никогда и никому не уступающих своей тропы. Я повернулся к Ульдэ:
— Как ты узнала о стае?
— Я была на реке. Уши Ульдэ раскрыты ветру прерий… Услышала вой, посмотрела с вершины — они спускались с дальних холмов на открытое место. Ульдэ не могла больше ждать — ворота форта открыты! Едва успела добежать…