Страница 16 из 17
Понять, что случилось, тоже не пытался. Ядерная бомбежка, чудовищное землетрясение, падение астероида, наконец — да мало ли… Подойти могло любое объяснение, годное по своим масштабам к тому, что ежечасно видели мои глаза. Хотя видели они лишь то, что находилось совсем рядом — все, далее сорока-пятидесяти шагов, уже терялось в плотном тумане. Если, конечно, Это можно назвать туманом…
Что-то необъяснимое случилось и с солнцем. Оно исчезло совсем. Сквозь нависшую над городом пелену из пепла и пыли не просматривался ни единый луч света. И это странно сочеталось с тем, что творилось на поверхности города: от земли во многих местах шло тепло, а уже на высоте человеческого роста — пронзительно холодно. В итоге — постоянный сумрак, уменьшающий и без того ограниченные пределы видимости. Все стало одинаково — ни дня, ни ночи. Иногда падающая с неба грязь светилась сама по себе — это могло быть даже красиво, если бы не было так жутко. Зато отсутствовал снег — его как раз заменяли те самые хлопья.
Выживших, подобно мне, не встречались. Наверное, я в основном бродил в центре бывшего города, где возможность уцелеть равнялась одному шансу из миллиона. На окраинах, где высотки еще не заменили собой скромные одно и двухэтажные постройки, этих шансов оставалось не в пример больше. Может быть, люди и уцелели… Вернее, доказательства этого иной раз и попадались — но лучше бы я продолжал думать, что ошибся. Два или три случая убедили в том, что люди — если это так! — опасны не меньше, чем так и не опознанный хищник, утащивший остатки моей кровавой трапезы… Однажды я наткнулся на двух женщин, лежавших на покосившейся плите. Обе уже не дышали — но следы стекающей крови с перерезанного горла одной и размозженная голова второй не оставляли сомнений — обе убиты. Причем не далее, чем пару часов назад. Зверски и скорее всего — без причины. Хотя, причины могли быть самые простые — те же самые, какие сводили с ума меня самого. Голод. Беспрестанный и невыносимый. Но одно дело, терпеть ноющую пустоту в желудке, и другое, понять, что люди — даже после всего! — продолжают зверство, с себе подобными. После увиденного, я перестал нестись, сломя голову, если мне чудились звуки человеческого голоса… Впрочем, опоясывающие темным покровом облака, свисавшие сверху, не давали возможности увидеть даль — а на расстоянии, доступном взору, мне никто не попадался. Наверное, таких, как я, осталось совсем мало… Очень мало. Почти никого. Или — никого? Я бродил по руинам один. Никто больше не взбирался по холмам из зданий, не копался в кучах, как я. Не было вообще никого, с кем бы я мог перекинуться словом, броситься в объятия, попросить о помощи или оказать ее сам. Хотя бы спросить — что же это со всеми нами случилось? Это был город мертвых и я — чуть ли не единственный его обитатель. В какой-то мере, это стало для меня открытием — я вдруг понял, что быть одному плохо… и страшно. Но изменить что-либо я не в силах. Где бы ни пролегал мой путь, еще ни разу он не пересекался с чужим. Сколько раз мне приходилось читать описания подобного в книгах, смотреть в кинофильмах — но ни разу я не мог представить, что такое произойдет именно со мной. Будь над городом яркое солнце, может, стало бы легче. Но мрачная туча, которая давила и пригибала, одним своим видом уничтожала всякую надежду. Привыкнуть оказалось очень просто — достаточно не обращать внимания. Не имелось никакой определенной цели — вообще ничего. Есть, пить, спать. Идти. Куда — кто знает… И — дожидаться. Чего — неизвестно. Может быть — людей. Может — что все изменится само собой. Или я смогу хоть что-то понять во всем этом безумии. Будь я религиозен — наверное, обратился бы к небу, моля о снисхождении. Но я не верил. Воспитанный скорее в духе отрицания, я лишь впитывал в общие понятия о вере, не поддаваясь им полностью. Слишком много было сомнений, которые не позволяли просто, только — верить… К тому же, я считал, что вера, как и безверие, не должна возникать по принуждению. И даже тогда никто не смог бы меня убедить в обратном. Тем более, когда душа покрылась коростой, содрать которую стало очень трудно…
А потом я наткнулся на руины, где, по некоторым характерным обломкам, догадался, что это не просто два стоявших почти друг с другом здания. Наполовину лопнувший купол мечети привалился боком к маковке с крестом — единственным уцелевшим фрагментам этих культовых сооружений. Я стоял возле них и думал о том, что многовековой спор о главенстве одной из конфессий над другой разрешился самым простым способом — разметав их обе. И никто из тех, кто искал себе спасение внутри этих помещений, не нашел его — здесь все было перемолото и превращено в труху, как и везде.
Я стоял и смотрел, и постепенно злость стала наполнять меня без остатка. Зачем? За что? Сквозь всю мою отупелость, броню черствости пробилась ненависть, требующая себе выхода наружу. Кто дал Ему право? Подняв руки к небу и раздирая рот безумными криками, я принялся ругать того, кто, по мнению миллионов, должен был оградить их от всего. Приступ прошел быстро — на него некому ответить…
Как то, выискивая еду, я вышел на небольшую площадь, возможно, остатки былого сквера. От остальных руин он отличался лишь меньшим количеством обломков — наверное, высотных зданий, стоявших поблизости, оказалось немного, и они не смогли полностью покрыть его поверхность. Поживы не предвиделось. Я собирался пересечь «сквер» по прямой, чтобы пошарить среди битых кирпичей и стекла, на другой стороне. Глаза, приученные видеть разруху, механически перебегали с предмета на предмет, как вдруг что-то привлекло мое внимание. Заинтересовавшись, я подошел поближе.
Нет, к еде это не имело отношения. Может, для какого иного существа… Но не для меня. Пока. Я остановился в двух шагах от человеческих рук. Тление еще не тронуло их — вероятно, в силу сильного холода. Они торчали из земли, словно пытались найти опору для последнего рывка, могущего вырвать их обладателя из смертельной ловушки. Пальцы на обеих ладонях чуть загнулись, застыв в этой тщетной попытке спастись. Я смотрел на громадный кусок плиты, вдавленной в обломки на том месте, где должно находится тело погибшего… и словно видел воочию, Как это все происходило…
«…Он полз с перебитыми ногами, не чувствуя боли. Толчки закончились, земля перестала трястись. Она не смогла поглотить его, как всех, кто оказался рядом. Да, он ранен — но это поправимо. Он жив, он спасся — а значит, скоро придут спасатели, которые вытащат его отсюда. Осталось еще немного… Чуть-чуть! Еще рывок! Вот сейчас он вытащит себя из этой ямы — и все! Но что это? Земля стала оползать по краям! Ноги придавило! Нет! У него не хватит сил тащить еще и этот груз! Нет! Помогите! Не хочу! Опять толчок! Тень! Она приближается! Не-ет!..».
Я сглотнул, ощутив, как жутко пересохло горло. Видение исчезло. Заставив себя отвести глаза от рук, я обернулся — и вновь жуткий образ заслонил все…
«…Руки отчаянно цеплялись за обломки рамы. Дом больше не существовал — осталась только эта стена. Как она до сих пор не упала, он не понимал. Но стена стояла, покачиваясь и накреняясь с каждым последующим толчком. А толпы метались в разные стороны, ища спасение от огня и бесчисленных разломов, куда проваливались целые кварталы. Опять толчок! Стена словно прогнулась — и он сорвался, падая с жуткой высоты. Нет!..».
Шагах в десяти, от меня, в паре метров от поверхности, я увидел еще одно свидетельство Того Дня. Останки человеческого тела висели на частоколе из арматуры, пробившие его в десятках мест… И я видел все это Его глазами! До самого последнего мига…
Мне стало страшно. Чуть ли не бегом я устремился прочь с этой жуткой площади — и споткнулся, упав лицом в жидкую жижу из грязи и того, что могло бы называться снегом. Падение слегка отрезвило — я поднялся и в ту же секунду почувствовал на себе молящий взгляд… От ужаса свело дыхание — на меня был устремлены мертвые глаза! Девушка, прислоненная спиной к обломкам здания, словно просила меня о помощи! И опять видение заслонило собой явь…