Страница 9 из 11
Это был мой актер! Я поняла, что жизнь моя теперь изменилась навсегда. Прибежала домой, стала его копировать и приставать к маме:
– Он замечательный, неповторимый. Посмотри, похоже?
Я все время о нем говорила, а мама, смеясь, выпытывала:
– Он тебе как артист понравился или как кавалер?
Я подумала и сказала:
– Как кавалер.
Мне было 12 лет.
Появление Саркисьяна
Я на Саркисьяна сразу внимание обратила, еще на вступительном просмотре. Большие раскосые глаза, худющий, в чем только душа держится, но сумасшедший темперамент! Не очень сильное здоровье, но очень мощная энергетика. Трудоспособность невероятная, нечеловеческая. Он не замечал, сколько времени прошло с начала репетиции, и мне всегда надо было скандалить, чтобы его остановить. У него было невероятное желание танцевать. Я очень изменилась после общения с ним: Саркисьян научил меня азарту в работе, умению ставить цель и добиваться задуманного. Позже я попала на стажировку в Москву к Софье Головкиной и увидела, что там все артисты так же одержимы профессией, и не только балетные. Мы ходили на спектакли каждый вечер: на Таганку, в Ленком. Потом Витин конкурс, I Международный конкурс балета в Москве. Все стало по-другому. Я будто проснулась, и прекрасным принцем, который разбудил меня, был Саркисьян…
Он жил на стипендию в 14 рублей. Ее хватало на неделю. Еще несколько рублей присылала бабушка. Он ходил вечно голодным. Бывало, в общежитии они с мальчишками срезали чужие сетки-авоськи с продуктами, которые в то время часто висели за окнами.
Однажды после репетиции от нагрузок и голода Витя упал в обморок. Мы с подружкой проходили мимо, увидели, что с ним, привели в чувство, проводили в кабинет Клавдии Федоровны, отпаивали чаем. Потом я стала его домой приглашать и подкармливать. Витя рассказывал, как в Ростове-на-Дону они бегали после занятий разгружать вагоны, но сейчас такие нагрузки большие, что это нереально. После истории с обмороком Клавдия Федоровна потихоньку бросила клич, и мы, ученики и педагоги, стали собирать ему деньги на еду.
Витя был настоящий ростовский парень. Прямолинейный и хулиганистый, он остро реагировал на несправедливость, и, в соответствии с ростовским воспитанием, все вопросы решал просто – дракой. Его часто «разбирали» на комсомольском собрании, но весь класс и сама Клавдия Федоровна всегда вставали на его защиту.
Короче говоря, мы подружились. Когда выходили из училища, брались за руки и шли рядом. На следующий день все училище обсуждало:
– Они целовались! Ужас!
Они же разбегутся через 5 минут!
Мы поженились учащимися последнего класса, 5 февраля, накануне дня рождения Виктора, за пять месяцев до выпуска. Идея опять принадлежала моей сестре Инне, это она сказала: «Не пора ли вам оформить отношения?» Мы зашли после занятий в ЗАГС и подали заявление. После регистрации пришли домой с тортом.
– По какому поводу торт? – спросила мама, разрезая веревочку.
– Мам, сядь, пожалуйста, – сказала Инна. – Они поженились.
Что тут началось! Мама была в ужасе:
– На что мы будем жить, что будем есть? Еще один человек в семью! Вы легкомысленные!
Виктор ушел жить в общежитие, я осталась дома. Через месяц все родственники стали маму уговаривать:
– Манечка, что ты, это же дети. Ну поженились, ну что теперь сделаешь!
Мама разрешила, чтобы Витя вернулся и пришел к нам жить.
Как-то с утра телефонный звонок – это была Клавдия Федоровна:
– Марья Алексеевна, где они?
– Они спят.
И по школе разнеслось: «Они спят!»
– Спят?
– Да. Они поженились.
– Что?!!
Разразился скандал. Клавдия Федоровна бушевала. Мы знали, что та нас обожает, но тут она схватилась за голову:
– Вы что, дурачье, наделали! Вы же разойдетесь через 5 минут! Как вы жить будете? Вам же есть нечего!
Да, мы действительно тогда по-детски все решили, не задумываясь особо, мы вообще не понимали, что это такое – брак, семья. Но сколько лет прошло с 1967 года? Мы по-прежнему женаты и всю жизнь занимаемся общим делом – это важно. Мы подали «дурной» пример. Еще две пары поженились вслед за нами: Боря Марцинкевич со Светой Масаневой и Женя Минин с Ирой Кожуховской. И их браки тоже оказались прочными, они тоже всю жизнь вместе.
Мы закончили училище. Нас – все три пары – взяли в Оперный театр, мы стали вместе выезжать на гастроли. Когда меня отправили на стажировку в Москву к Софье Головкиной, Виктор остался жить у мамы, работал в театре, готовился к конкурсу, а мама откармливала его котлетками и борщами. Она у меня такой правильный человек, настоящий педагог, Виктор от нее многому научился. После конкурса нам дали квартиру, и мы стали жить отдельно. Все понемножку наладилось.
Однажды мама пришла в театр на балет «Кармен-сюита», в котором Виктор танцевал партию Тореро, и увидела, как публика стонала и безумствовала, встречая каждый выход Саркисьяна. Посреди этого восторженного ора мама тихонько сидела на своем месте и, сложив ладони перед собой, счастливо улыбалась. Я поняла, что она приняла моего Саркисьяна.
Оля Лаппо с мамой Марией Алексеевной и сестрой Инной
Оля Лаппо и Наташа Усова
Слева направо: М. Кшесинская, О. Спесивцева, А. Волынский, А. Ваганова, П. Гусев, А. Николаева, Н. Млодзинская
Ольга Лаппо – Золушка
Марсель Марсо
«В тот раз на сцене выступал худой парень в полосатом свитере и помятой шляпе, знаменитый французский мим Марсель Марсо. Лицо его скрывалось под толстым слоем белого грима, глаза были обведены черной краской. За два часа выступления, не произнеся ни слова, он рассказал про своего героя Бипа все: не слишком везучий, недотепа, немножко Дон Кихот, немножко Дон Жуан, грустный одиночка, бесхитростный мечтатель, он пробивался сквозь невидимые стены и ухаживал за невидимой дамой. Это был мой актер! Я в него влюбилась».
Ольга Лаппо
В. Саркисьян и О. Лаппо, «После репетиции»,
художник – А. Шестаков
Первый антракт
Привет, читатель. Наконец-то, я вырвался на просторы этой книги. Я – зритель, обычный любящий балет зритель. Дилетант.
Мне нравится сидеть в первом ряду сбоку. Хотя это неправильно, потому что плохо виден рисунок кордебалета. Мне нравится графичность линий танцовщиц и торжествующая энергия танцовщиков. Ласковый топоток пуантов – когда балерина бежит малюсенькими шажками – вводит в эйфорию. Мне нравится вглядываться в лица артистов. Люблю, когда в балете «Сотворение мира» выезжают задники, которые рисовал Евгений Лысик. Они те же, что и 40 лет назад, и при этом современны, люблю их запах, люблю рассматривать позабытые детали. Эти декорации культовые, а молодые зрители об этом не догадываются. Как любой дилетант, люблю долго рассуждать о том, в чем разбираюсь не очень. Я наслушался рассказов, начитался интернета, и теперь жажду поделиться информацией…