Страница 8 из 79
Девушка слушала, затаив дыхание и в самых напряженных моментах восклицала, тут же одергивая себя. Это внимание не было искусственным, от него не сквозило раздражающей приторностью, которую заметит даже самый недалекий рассказчик. А когда Виктор добрался до гибели Хамзы и Анжелики, выдав эмоции дрожью в голосе, Беатрис даже всплакнула. Ему вдруг сильно захотелось погладить ее по голове, но он вел рено по тесным улочкам Ройе и боялся аварии. Хотя, чего скрывать, опасения были связаны еще и с возможностью получить хорошую затрещину и грозным требованием остановиться и выпустить попутчицу. Западные дамы не слишком любят тех, кто распускает руки.
— Виктор, ты большой молодец, — серьезно сказала Беатрис, когда Виктор завершил рассказ. — Вы, русские, вообще удивительный народ. В Париже я работала в дизайнерской фирме у одной дамы, она тоже родом из России. И как-то раз, когда мы всем коллективом праздновали Рождество, она поведала нам свою непростую историю. Рассказала, как росла в бедной семье в уральском городке, как поступала в Москву — я и не знала, что у вас все настолько сложно — и как переезжала в Париж и первое время работала на трех работах, чтобы отсылать деньги родителям. Представляешь, она больше года трудилась без выходных и спала не больше пяти часов в сутки! А выглядела потрясающе, между прочим. Если честно, я бы так не смогла.
— Конечно, не смогла бы, — кивнул Виктор, вспоминая свои первые месяцы в эмиграции, хоть они были далеки от описанного Беатрис ада. — Если бы у тебя был выбор. А когда его нет, и остается только карабкаться вверх — тогда все можешь.
Последние мгновения до неказистого дома Беатрис — старого, маленького, с узкими окнами — они преодолели молча. Девушка метнулась внутрь и вскоре вернулась с небольшим рюкзаком, явно собранным заранее. Оскар все это время терпеливо ждал — было видно, что псу не терпится снова подставить морду встречному ветру.
Оставив Ройе позади, попутчики начали раздумывать над маршрутом — не хотелось нарезать лишних километров. Остановив машину и изучив карту, Виктор счел, что теперь лучше ехать через Германию — из Парижа он выбрался по шоссе, ведущему на север, тогда как ему нужен был восточный выезд. Но и по такому маршруту путь до Могилева займет практически то же самое время, с немецкими-то автобанами. Конечно, можно было исхитриться, попетлять по небольшим дорогам и таким образом выбраться на нужную, но Беатрис убедила его, что это не слишком удачная затея.
— Что ты думаешь о новых выходках зомби? — поинтересовался Виктор, объезжая черный обгоревший автобус, занявший две из трех полос. Пустые окна с лопнувшими стеклами дышали смертью, заставляли отводить глаза прочь.
— Ты об этих штучках с телепатией? Видела. Издалека, правда, но все же.
— И о них тоже. Меня еще волнует их внезапная тяга к световым эффектам и вокальным экзерсисам.
— Мне кажется, здесь все очень просто, я все поняла сразу, как только осмелилась выползти из укрытия, — пожала плечами Беатрис с таким видом, как будто разговор шел о погоде. — Они объединяются в конгломераты, неосознанно, как эритроциты, а потом подают сигнал своим сородичам, посылая в небо луч света. Его ведь можно увидеть издалека, а особенно ночью. Такое заметишь и за двадцать километров, если не больше.
— Как ты быстро слепила теорию! Сигнал? А с какой целью? Просто сказать «привет, мы тут!»? Или это более сложное общение?
— Когда в полночь я заметила свечение на горизонте, со стороны Парижа, я почему-то сразу подумала, что зомби хотят что-то сообщить своим товарищам. И точно — не прошло и получаса, как «наши» зараженные, из Ройе и окрестных поселений, ответили тем же, а потом загорелось и дальше на севере. Это как сигнальные огни, когда в Средние Века военные оповещали своих о приближении врага. Если расположить огонь высоко, на холме, горе или башне, его увидят издалека. Так можно передать информацию намного быстрее, чем с конным гонцом.
— Какие познания, — восхитился Виктор. — И откуда ты такая умная?
— Люблю читать. А ты думал, только мужчины такие эрудированные? Сексист! — Беатрис показала Виктору язык. — Кстати, та русская женщина говорила, что слабому полу в России живется туго. Признайся, ты считаешь нас глупее?
— Да нет, годы в Америке сделали свое дело — я толерантнее самого Иисуса, — Виктор поспешил спрыгнуть с совершенно ненужной темы. — Вообще, мне приходили на ум кое-какие мыслишки, что все это неспроста. Как будто ими кто-то управляет, сами они вряд ли додумаются до чего-то сложного…
— Наверное, управляет. Они ведь с какой-то целью располагаются на более или менее одинаковое расстояние друг от друга, если судить по сегодняшним огням — я ведь, собственно, потому и вышла. Невольно залюбовалась этим представлением, пошла и начала считать. Огни были и на юге, и на западе, везде. И эти их посты, как мне думается, окружают большие города. Там, где людей проживало немного, вряд ли есть и много зомби.
Беатрис ненадолго умолкла, а потом продолжила.
Знаешь, все эти новые вещи пугают куда сильнее. Когда зомби бросались на нас, это все было как-то понятнее, хоть вначале тоже в голове не укладывалось. А потом они махнули рукой на людей, сбились в кучи и занялись своими темными делами. Нам остается лишь гадать.
— Может, лучше и не знать правду, — Виктор передернул плечами.
— В любом случае, нам нужно помешать им, — Беатрис загадочно понизила голос, и Виктор не понял, шутит она или нет.
— Я видел, как ваши военные попытались это сделать, — он с сомнением покосился на девушку. — Зомби поставили щит, невидимый, верь или не верь, а потом посшибали своими лазерами боевые самолеты. Двоих сбросили, остальные убежали. Но эти твари невероятно быстро умнеют и учатся, и в следующий раз они самолеты на пушечный выстрел не подпустят, прошу прощения за неуклюжее сравнение. А ведь ваши по ним били ракетами, но без толку.
— Что ж, тогда остается ждать, — вздохнула Беатрис. — Может, получится обойтись малой кровью, пересидеть. Если им нет до нас дела сейчас, может, и потом не будет. Вдруг все разом улетят куда-нибудь…
Ее блуждающий взгляд неожиданно упал на правую руку Виктора, которая в этот момент лежала на руле. Виктору как будто дали пощечину — лицо резко обожгло, и все внутри переполнилось от досады. Попался, как горе-шпион из комедии.
— Так ты женат, — тихо промолвила Беатрис, впрочем, без тени досады или осуждения, как бы принимая к сведению.
— Вообще-то уже нет.
Пришлось рассказать ей правду. Виктор сам не знал, что в такой ситуации лучше — быть женатым и обречь себя на упреки, а то и лишиться всякой возможности сблизиться с Беатрис, или же поведать правду и оказаться в ее глазах неудачником. Выбор был невелик, и он решил все рассказать начистоту.
После признаний Виктора, максимально сжатых и сухих, состоящих сплошь из фактов без капли эмоций, Беатрис снова стихла, отвернувшись к окну. Молчание, казалось, длилось вечность. Виктор сам не понимал, отчего мнение встреченной два часа назад девчонки так много для него значит. Но ведь люди влюбляются, едва увидев друг друга, и так было всегда. Это позабытое ощущение, когда при виде женщины внутри вспыхивает искра, вернулось после многолетней отлучки, и Виктору очень не хотелось, чтобы все оборвалось сейчас, не успев даже начаться.
— Знаешь, твоя жена никогда тебя не любила, — неторопливо проговорила Беатрис, протянула руку назад и погладила черный бок Оскара.
Тот сидел с блаженным видом, ловя черным блестящим носом прохладный ветерок из окна, и ласка хозяйки в кои-то веки его совсем не волновала. Даже наоборот, она немного отвлекала.
— И ты это понимаешь, не так ли? А еще, Виктор, ты ведь тоже никогда не любил ее.
Такое заявление застало Виктора врасплох, он едва не выпустил руль.
— С чего ты это взяла?
— С того, что безответной любви не существует, — уверенно промолвила Беатрис, все также задумчиво глядя назад, на пса, и продолжая чесать Оскара за ухом. — Любовь — явление исключительно взаимное. А все, что кажется любовью и при этом остается односторонним, на самом деле не больше, чем смесь влюбленности и зависимости. Ты влюбился в свою жену, а потом сам не заметил, как очарованность перетекла в зависимость, минуя самую важную стадию. Так бывает.