Страница 51 из 85
Итак, Юсеф Конрадсен пребывал в чистилище, но лишь в том смысле, что горел в огне. Ведь он не хотел смириться и платить добром за зло. Он сидел в чистилище и с горечью думал о своей старости и о молодости Аннелизы, брошенной под ноги недостойному дельцу.
И вот именно из этих горьких раздумий и родилась спасительная идея. В один прекрасный день Юсефа Конрадсена словно озарило: Аннелиза не будет вечно молодой. С каждым годом она становится на год старше.
Эта мысль, сияющая, как новенькая игрушка, немало его утешила. Ведь прежде чем он напал на нее, прошло уже почти три года. Три года назад Аннелиза позорно сбежала с коварным дельцом.
«Ха, — с восторгом думал он. — Аннелиза становится старше с каждым прошедшим годом. Ха! Настанет день, когда ей стукнет шестьдесят, если не посчастливится умереть раньше». Все планы убийства были забыты. Пусть узнает, каково это быть высохшей, сморщенной шестидесятилетней старухой. Ха! У нее уже не будет таких соблазнительных бедер, такой легкой, танцующей походки. Ха! С каждым днем она будет становиться на день старше. Уж он, Конрадсен, об этом позаботится — именно такое у него было чувство. «Тебе будет шестьдесят лет, голубушка, и ты будешь ковылять, как утка. Так тебе и надо. Ха!»
После своего замечательного открытия Конрадсен стал даже праздновать рождество. Раньше он, будучи по натуре материалистом, рождество не праздновал. Он, конечно, не переменил своих убеждений, но дело в том, что как раз на сочельник приходился день рождения Аннелизы. В самом этом факте не было ничего примечательного. В северном полушарии на декабрь падает самое большое количество дней рождения; это совершенно естественно, достаточно вспомнить, как бурлят в человеке жизненные силы весенней порой. Аннелиза родилась как раз в сочельник, и отныне этот день стал для Конрадсена самым важным днем в году. Уже в ноябре предвкушал он радостную дату, когда Аннелиза постареет еще на один год. А что ей оставалось?
В канун первого рождества, которое Юсеф Конрадсен праздновал дома, его экономка, ее звали фру Халворсен, решила, что он либо влюбился, либо повредился в уме. Ее не устраивало ни то ни другое, ибо она была дама с твердыми принципами и лошадиными зубами. Кроме того, она была почтенной замужней женщиной и жила в доме напротив. Это было удобно, поэтому ей не хотелось бы потерять работу, но, с другой стороны, работать у человека, который то ли влюблен, то ли вообще рехнулся, она не могла. Она убирала только в порядочных домах.
Задолго до рождества Конрадсен начал таскать в дом самые неожиданные вещи. Он набивал шкафы фруктами и вином, а однажды потрясенная фру Халворсен услышала, как он что-то мурлычет себе под нос. А еще через два дня у нее выпал из рук хлебный нож и отвисла нижняя челюсть: она отчетливо услышала, что господин Конрадсен поет. Не сказать, чтобы это звучало очень музыкально, но сам он, несомненно, считал, что поет. И добро бы еще это был рождественский псалом — как-никак рождество на носу, — но она расслышала совершенно ни с чем не сообразные слова:
Для фру Халворсен это была совершенная бессмыслица, да и вряд ли кто смог бы уловить здесь какой-нибудь смысл. Но о смысле фру Халворсен и не думала. Главное, что господин Конрадсен запел. Она слушала:
А она-то всегда думала, что господин Конрадсен суровый и достойный уважения человек, которому не придет в голову прятать в укромном местечке бутылку вина или петь непристойные песенки. Но таковы мужчины. Вечером дома, когда дети легли спать, она рассказала обо всем своему мужу.
— Подумать только! А я была уверена, что он порядочный человек!
— А что? — спросил Халворсен, сидя в кальсонах на кровати и держа в руках подтяжки. — Разве он не порядочный?
Его мысли, естественно, потекли в определенном направлении, ибо жена его сумела довести их супружескую жизнь до той критической точки, когда мужчина начинает поглядывать на жену соседа. К тому же мужчины воспринимают вещи только в одном плане, так как у них испорченное воображение. Халворсен в этом отношении не отличался от других мужчин. Он ничего больше не сказал, но с интересом ждал продолжения. Вот как! Значит, Конрадсен непорядочный? Сам-то Халворсен порядочностью был сыт по горло. Но Конрадсен! Помахивая подтяжками, он задумчиво глядел на жену. Он был не лишен этого… как его называют… да, оптимизма. Это когда мужчине требуется немножко развлечения. Но он остерегался выглядеть слишком большим оптимистом.
Вот жена обозвала Конрадсена непорядочным. А что он такого сделал? Подумаешь, спел несколько легкомысленных куплетов! Халворсен лично предпочел бы, чтобы все стихи на свете были легкомысленными. К сожалению, многие любят умные стихи…
Он ничего не сказал, но про себя пессимистически подумал: «Нет, нет. Что-то тут не то». Он повесил подтяжки и залез под перину.
Шли годы. Конрадсен жил, как прежде. Видимо, фру Халворсен была не таким уж плохим знатоком человеческих душ. Первое впечатление не обмануло ее. Господин Конрадсен был действительно суровым и достойным уважения человеком.
От одного рождества до другого Конрадсена частенько можно было видеть за столом с карандашом в руках решающим арифметическую задачу — впрочем, может быть, это случалось не так часто, кто знает? Задачка была не особенно трудная, к тому же он не раз решал ее прежде. Выглядела она примерно так: если человек родился в 1880 году, сколько лет будет ему в 1915-м? Последняя цифра, естественно, с годами менялась.
Он сидел с карандашом и считал, считал, делая вид, что задачка очень трудная. Ему хотелось продлить удовольствие. Он даже немного мошенничал: нарочно ошибался и пересчитывал снова и снова, но, будучи человеком достойным уважения, не отступался, пока не находил правильного ответа. Тогда он подчеркивал цифру жирной чертой. «Ага, 35!» — говорил он и аккуратно, красивым почерком выводил: 20 + 3 + 12 = 35 и еще раз говорил: «Ага!» 20 — это ее возраст, когда они поженились, 3 — годы их супружества, 12 лет прошло после ее бегства с развратным дельцом и 35 — ее нынешний возраст. Ты уже не так молода, Аннелиза. Годы берут свое!
Год за годом каждое рождество праздновал он свой праздник мести. А фру Халворсен считала, что вот теперь все идет, как положено в порядочном доме. Потому что господин Конрадсен и не влюбился, и не повредился в уме, и в глубине души он, оказывается, был человек истинно верующий. Иначе она ни в коем случае не стала бы работать у него до самой его смерти. Отныне она говорила о господине Конрадсене только хорошее.
Как читатель мог уже сам вычислить, в 1940 году Юсеф Конрадсен, подводя итог мести Аннелизе, вывел наконец искомую цифру: 20 + 3 + 37 = 60. К этому времени он уже давно покончил со всеми другими расчетами. Сам-то он в свои 80 лет сохранил здоровье и ясную голову и был в глубине души истинно верующим, как утверждала фру Халворсен.
Рождеству в этом году он радовался, как дитя. «Старая карга, — говорил он. — Тебе уже шестьдесят. Ты ковыляешь, словно утка. И никаких больше бедер, и ничего такого. А что говорит твой банкир, а? Так вам обоим и надо. Ха!»
Под окном по улице маршировали немецкие солдаты. Конрадсен не знал, что это немцы. Как-то, правда, он слышал, что кого-то расстреляли. Хорошо бы, это был тот мошенник, что в 1903 году украл у него жену.
В сочельник утром он медленно и важно шествовал по улице Карла-Юхана и поглядывал на витрины — не забыл ли он чего-нибудь купить к праздничному ужину. Товаров в магазинах было мало, и у него было какое-то неясное ощущение, будто и народ стал не тот. Наверное, потому что у них не было никакой цели в жизни. Кругом было много солдат, это ему тоже не нравилось, хотя он не понимал почему.
5
Стихи в переводе Л. Горлиной.