Из церковной хроники

Кто даст тебе работу, если у тебя будет ребенок? Придется уехать из страны, зарабатывать себе на хлеб. Что с тобой тогда будет? Послушай-ка меня: твой первейший долг выйти замуж за этого человека, если его вообще можно заставить жениться, хотя, должен сказать, - добавил он и тряхнул своей тяжелой головой, - я в этом сильно сомневаюсь.

- Честно говоря, я сама в этом сомневаюсь, - сказала она, пожав плечами. Этот жест ясно выразил, что она думает о своем Терри, и едва не доконал отца Кассиди.

Он смотрел на нее еще секунду или две, и вдруг в его многострадальной старой голове шевельнулась совершенно невероятная мысль. Он вздохнул и прикрыл глаза рукой.

- Скажи мне, - глухо спросил он, - когда это случилось?

- Прошлой ночью, святой отец, - ответила она кротко, словно почувствовав облегчение оттого, что он наконец пришел в себя.

"Боже, - подумал он в отчаянии, - я был прав!"

- Значит, это произошло в городе? - продолжал он.

- Да, святой отец. Мы встретились в поезде по дороге в город.

- Где же он сейчас?

- Сегодня утром он поехал к себе домой, святой отец.

- А ты почему этого не сделала?

- Не знаю, святой отец, - ответила она озадаченно; видимо, этот вопрос раньше не приходил ей в голову.

- Почему ты сегодня утром не поехала к себе домой? - гневно повторил он. - Чем ты весь день занималась в городе?

- Кажется, гуляла, - неуверенно ответила она.

- И, разумеется, никому ничего не рассказала?

- Мне некому было, - уныло отозвалась она и добавила, пожав плечами, так или иначе, о таких вещах людям не рассказывают.

- Нет, конечно, - сказал отец Кассиди и мрачно добавил про себя, только священнику.

Теперь он ясно видел, что его одурачили. Эта маленькая потаскушка слоняется по городу сама не своя от восторга и жаждет выболтать кому-нибудь свой секрет, а он, как последний дурак, по доброте душевной покорно подставляет ей собственное ухо. Шестидесятилетний философ готов слушать, что наплетет ему девятнадцатилетняя Ева о яблоке. Никогда он этого себе не простит!

И тут в нем заговорила горячая кровь рода Кассиди.

Ну нет, не все еще потеряно! Сам он яблока никогда не пробовал, по ему было известно о яблоках вообще и об этом яблоке в частности кое-что такое, чего иной мисс Еве не узнать никогда, даже если она будет кушать яблочки всю свою жизнь. Наверное, теория не всегда хороша, но случается, что она лучше практики.

"Прекрасно, голубушка, - с ожесточением подумал он, - посмотрим, кто из нас окажется умнее!"

Небрежным тоном он начал задавать ей вопросы. Они были весьма интимного свойства, такое мог себе позволить только врач или духовник, но, почувствовав себя, благодаря недавним событиям, женщиной искушенной и без предрассудков, она отвечала мужественно и прямо, стараясь побороть смущение. Лишь раз или два она не совладала с собой и запнулась, прежде чем ответить.

Отец Кассиди взглянул на нее украдкой: ему было интересно, как она это выдерживает, - и не мог сдержать восхищения. Но все же надолго ее не хватило. Сначала она смутилась, потом встревожилась и принялась хмурйться и ерзать, словно под платьем ее что-то кусало.

Он же делался все более мрачен и настойчив. Девушка не понимала, к чему он клонит, только чувствовала, что он один за другим срывает покровы с романтической истории и преподносит ей бездушное, грязное и циничное приключение, словно застывший кусок жирного мяса на тарелке.

- И что же он сделал потом? - спросил он.

- Ах, - с отвращением пробормотала девушка, - я не заметила.

- Ты не заметила! - язвительно повторил он.

- Да не все ли равно! - выпалила она с отчаяньем, пытаясь спасти последние уцелевшие обрывки иллюзий,

- Когда ты шла сюда исповедоваться, ты, кажется, думала, что не все равно, - сурово ответил он.

- Да, только после ваших слов все кажется просто отвратительным, взмолилась она.

- А разве это не так? - зашептал он, наклоняясь ближе к ней; теперь его губы были поджаты, брови сдвинуты. Он знал: она у него в руках.

- Ах нет, святой отец, - серьезно ответила она, - видит бог, нет. По крайней мере тогда я так не думала.

- Да уж, - сказал он безжалостно, - ты думала, что это замечательная история, и тебе не терпелось выложить ее сестрице. Теперь ты не будешь так спешить.

Прочти покаянную молитву.

Она повиновалась.

- Во искупление твоего греха прочтешь три раза "Отче наш" и три раза "Богородицу".

Такую епитимью он мог бы наложить на провинившегося ребенка, это был, конечно, удар ниже пояса, но искушение стегнуть ее еще раз напоследок было слишком велико. Он догадывался, что все его предостережения выветрятся у нее кз головы, но воспоминание об этой минуте будет надрывать ее мечтательное сердечко.

Потом он задернул шторку, но другую отодвигать не стал. За нею стонала от переполнявшего ее раскаянья какая-то шумная женщина. "Пьяна", догадался отец Кассиди по тому, как оглушительно она голосила. Он почувствовал, что должен глотнуть свежего воздуха.

Пол заскрипел под его ногами, когда он шел к дверям по проходу между скамьями своей тяжелой походкой полицейского, Смеркалось. Опустив голову и сцепив.

руки за спиной, он принялся расхаживать взад и вперед fro дорожке у домика священника. Он видел, как девушка вышла из церкви и спустилась по ступенькам, пройдя между тяжелыми резными колоннами портала, маленькая, сникшая и потерянная. Ступив на тротуар, она выпрямилась и беспечно передернула плечами, но тут же опять вся сжалась. В городе зажигались огни, цветные шары света расплывались в тумане. Когда он входил обратно в церковь, у него вдруг вырвался благодушный утробный смешок, и, проходя мимо статуи святой Анны, покровительницы девушек на выданье, он поймал себя на том, что чуть было ей не подмигнул.