Книга превращений

Все это было на самом деле.

Наконец я узрел вдали ее, столицу нашей империи. Мать наших городов, пусть и не всегда известную под нынешним именем. Письменная история – насколько ей вообще можно доверять – сообщает, что этот город сразу после его основания был назван Вилхалланом, и было это одиннадцать тысяч лет назад, до так называемого Договора Науки, когда культисты объявили себя союзниками общества, созданного королем Халланом Гинуром. Тот город в основном пал под натиском очередного ледникового периода, наступившего, как мне представляется, по вполне естественным причинам. Чего не скажешь о нынешнем… Многим ли из тех, кто ныне живет в Виллджамуре, ведома его истинная история?

Я узрел исполинские стены и черное человеческое море, плещущееся у их подножия, и грязную дорогу, прямую как стрела, – храня следы множества ног и колес, она, словно шрам, пересекала плоскую равнину. Тут и там над нею вызванными из небытия призраками вставали дымные плюмажи костров. Этот город давно не знал духовной заботы. Над ним кружили гаруды, пролетая под знаменитыми мостами, перекинутыми, как казалось мне в тот миг, с облака на облако и предназначенными для горделивой поступи богов. Шпили башен вздымались на высоту, превосходящую всякое понимание, и на многих из них развевались разноцветные знамена, колеблемые морским ветром.

Он был точно такой, каким я его помнил, каким оставался тысячелетиями. Дом наших предков, колыбель нашей цивилизации и нашей культуры, моя последняя надежда. А возможно, не только моя, но и всех, кто живет в наше страшное время.

Виллджамур.

Ах, если бы ты знал о магии, которую скрываешь…

Глава шестая

Остро отточенная бритва лежала в ведерке с горячей водой. Он запустил туда руку, вытащил лезвие и начал бриться: легкими движениями, два вниз, одно вдоль, два вниз, одно вдоль, прокладывая дорожки в густой пене. Кожа у румелей толстая, скорее похожая на шкуру, волосы на ней растут медленно, но, несмотря на то что брился он всего раз в неделю, он достиг в этой процедуре совершенства. Кончив, он тщательно прополоскал лезвие и только тогда отложил его в сторону.

В одних брюках, влажно сверкая гнедым торсом, следователь Фулкром стоял перед зеркалом. У него было узкое лицо и довольно изящная фигура, что вообще-то редкость для его расы – румели обычно приземистые, широколицые и коренастые, – а его большие черные глаза, по уверению многих дам, были просто восхитительны. Критически осмотрев себя со всех сторон, он решил, что его режим усиленных физических тренировок принес свои плоды. Не зря он по вечерам изводит себя приседаниями и отжиманиями. Он рассеянно скользнул пальцем по старому ножевому шраму у себя на ребрах.

Внимательно осмотрев свое лицо на предмет недобритых участков и не найдя таковых, он промокнул его полотенцем, а затем зачесал копну серебристых волос налево – как всегда.

Еще совсем молодой для румеля, он в последнее время ощущал растущее неудовлетворение жизнью. Ну, по крайней мере работой. Вот уже более десяти лет он самостоятельно расследовал дела, но, поработав не так давно со старым следователем Джеридом над одним из его самых запутанных случаев, он стал на многое смотреть иначе. Виллджамур был тогда – и оставался сейчас – переполнен беженцами, и кто-то составил заговор их массового убийства в тоннелях под городом – геноцид, по сути дела. Точнее говоря, этот кто-то был Уртика, он и свалил всю вину на тогдашнюю императрицу Рику. Только Фулкром и Джерид знали, что именно произошло, но, не имея доказательств, не могли рассказать об этом ни одному человеку. Все, что они сумели тогда сделать – это спасти приговоренных от гибели, выпустив их за пределы города, на мороз. С тех пор прошло время, и многие из спасенных ими беженцев, надо полагать, уже умерли от переохлаждения, голода или болезней. Тем временем императрица Рика и ее сестра, обе приговоренные к смерти, сумели сбежать из города, и никто не знал, куда они направились и что с ними случилось. Фулкром не хотел узнавать о них по официальным каналам, боясь, как бы с ним самим не стряслось беды. «Есть вопросы, которые не следует задавать никому…»

С тех пор Фулкрому стало трудно верить в то, что в Виллджамуре возможна справедливость. Все оказалось совсем не так, как в тех историях, которые вдохновляли его в детстве, или в тех листках, которые развешивал время от времени по городу Мифо Творец. Да, было время, когда он и сам любил почитать хорошую историю про ушлых следователей с гладкими румельими шкурами, выходящих по вечерам на охоту за преступниками.

Фулкром надел сначала чистую нижнюю сорочку, потом рабочую рубашку, поверх которой накинул плащ. Он жил в квартире на верхнем этаже дома в пятом уровне, довольно далеко от самых шумных баров и в то же время почти в самом центре.

За окном пискнула птеродетта, и, когда он подошел взглянуть на город, чешуйчатая тварь расправила зеленые крылья и взмыла под облака. Вид из его окон открывался впечатляющий: башни, мосты и шпили, тысячи лет архитектуры в косых лучах утреннего солнца, не проникавшего пока в ущелья улиц, которые оставались в контрастной тени. Восьмиугольная стеклянная призма башни Астрономов сияла над крышами домов напротив.

Бросив последний взгляд в зеркало и поправив воротничок, Фулкром подхватил свой медальон следователя и отправился на службу.

С крыш Виллджамура текло после вчерашнего снегопада – впрочем, не такого сильного, как в последнее время, так что Фулкром даже усомнился в реальности Оледенения – не обычный ли это политиканский трюк. Люди привыкли годами говорить о грядущем Оледенении, его причинах и о том, как это изменит их теперешнюю жизнь. Астрономы империи давно уже сделали свои прогнозы, согласно которым температура должна была стремительно падать, но именно сейчас это падение, кажется, замедлилось. И хотя дневные температуры были все еще далеки от того, что люди привыкли считать нормой, горожане упрямо продолжали день за днем выходить на улицу, словно бросая вызов природе.

Подобно какому-то доисторическому зверю, Виллджамур просыпался ото сна. Струйки дыма поднимались над трубами. Гранит просох и, посветлев, оказался изношенным временем известняком.

Все улицы, и центральные, и боковые, были запружены народом, повсюду была пестрая толчея плащей, шуб и сапог. Заспанные торговцы, иные с головы до ног в дешевом золоте, ковыляли к иренам на Гата-дю-Оук, толкая перед собой тачки с товарами, а те, кому повезло больше, погоняли лошадей. Вдоль всей Гата-Матр кипели котлы с устрицами, клецками, жарились пирожки с требухой, а продавцы окидывали улицу ленивыми взглядами, выкликая цены. С задней площадки фургона, превращенного в палатку для гадания, жрец племени аэзов, в нарушение закона, гадал всем желающим по раковинам. На территории империи признавалась лишь одна религия – а именно Джорсалир, – связывавшая церковь и государство воедино, и потому, заметив Фулкрома, жрец, весь в мехах и зубах каких-то тварей, быстро собрал свои принадлежности и, подобострастно кланяясь и улыбаясь, скрылся в ближайшем проулке.

Звякнули цепи, и что-то взлетело к открытому окну на боковом фасаде массивного изукрашенного отеля «Виллджамур». Хорошенькая серокожая девушка-румелька в голубом плаще и платке того же цвета спустилась по линялым золоченым ступеням крыльца и улыбнулась идущему мимо Фулкрому. Промчалась стайка детей, один запустил снежком, который угодил в окно «Седла дриады», свистнув у Фулкрома над ухом, – тот, едва не потеряв равновесия, поскользнулся и поехал прямо к ступеням подвесного моста.

Мосты уже вибрировали от множества идущих по ним ног. Лед, намерзший на них за ночь, отваливался и кусками падал вниз, на город. К счастью, большая часть ледяных глыб разбивалась, ударяясь о черепичные крыши, откуда они достигали земли уже в виде мелких осколков, но иные рушились прямо на мостовую, так что люди едва успевали уворачиваться. Каждый день поступали сообщения об убитых и покалеченных пешеходах. От ледопада страдали не только люди, но и дома: удары массивных глыб ускоряли процесс старения камня, вышибали целые куски кирпичной кладки. Лед грозил так или иначе поставить город на колени.