Уорлегган

Больше она не могла сказать ни слова.

— Откуда же мне знать подробности?

На пару секунд повисла мертвая тишина.

— Конечно, — сказала она, — откуда тебе знать...

И выбежала из комнаты.

Демельза бросилась наверх, дрожа не то от гнева, не то от боли. Вытащила из шкафа саквояж, с которым ездила в Уэрри-хаус. Покидала туда какие-то вещи. Совсем немного. Платье, туфли, несколько монет. Демельза стала сдирать с себя платье, дергая за крючки, разрывая кружево. Переоделась в дорожное. Сапоги, шляпка, хлыст. Всё это заняло слишком много времени. Слезы капали на руки. Она глотала ртом воздух, словно во всем мире его больше не осталось. В кроватке заворочался Джереми. Придется его покинуть. Позже она за ним пришлет. Нельзя его будить и тащить куда-то в ночь.

Вечер закончился кошмарно. Дуайт и Кэролайн примирились. А они — почти. Так хорошо всё началось. Вряд ли Росс стал бы говорить что-то еще. Но вот ведь понадобилось ей добиться признания вины! Нужно же было упомянуть МакНила! МакНила! Проверка, которая в результате ударила по ней самой. Демельза оглядела свою комнату, где жила с тех пор, как они поженились. Всё кончено. Только не здесь. Конец всему. Ничего не выйдет.

Она надела шляпку, приколола ее, но не смогла найти перчатки. Ничего, обойдется без них. Схватила саквояж. Шейную косынку. Нужно уйти побыстрее, иначе шум разбудит Джереми.

В коридор и вниз по лестнице. Росс. В дверях гостиной.

— Куда ты идешь?

Демельза уставилась на него горящими, как фонари, глазами, открыла входную дверь и вышла. Спотыкаясь, обогнула дом и оказалась во дворе, у конюшни. Придется взять Брюнетку, других верховых лошадей у них нет. Гимлетт оставил в конюшне фонарь. Демельза споткнулась и выронила саквояж, чуть не упала и бросилась к седлам. Вот ее седло. Брюнетка заржала. Демельза поднесла седло к кобыле и перекинула через спину.

Она много раз седлала лошадей, но теперь пальцы блуждали, где попало. Подпруга выскальзывала из рук. Брюнетка волновалась, чуяла спешку, это ее пугало. Другие лошади сгрудились в кучу и заржали, вспорхнула потревоженная летучая мышь и тщетно билась о балки потолка. Седьмое Рождество их брака. Что там написала Верити? Они все совершили ошибки.

Послышались шаги.

— Куда ты собралась? — спросил Росс.

Демельза не оглянулась, лишь отчаянно возилась с подпругой, которая перекрутилась и теперь не отстегивалась.

— Демельза.

— Я ухожу, — ответила она. — Как еще я могу поступить после...

— Ты уходишь к МакНилу?

— Разумеется, нет.

Он шагнул в конюшню. Наконец-то она распутала шлейку, но когда стала затягивать, седло съехало набок.

— Тогда лучше завтра, так для всех будет удобнее.

— Нет.

— Позволь мне, — сказал он и встал рядом, взял из ее рук подпругу и стал затягивать. В свете фонаря его лицо выглядело каменным.

Демельза резко отвернулась, чтобы спрятать от него лицо, пошла за саквояжем и принесла его к лошади. Росс молча закончил седлать кобылу и потянулся за уздечкой. Потом остановился, держа ее в руках.

— Когда ты пошла наверх, я всё пытался понять, как началась ссора, почему навалилась на нас так быстро, понять ее причину. Наверное, ты решила, что я говорю с тобой снисходительно, будто принимаю твои чувства за само собой разумеющиеся. Это так?

— Какая теперь разница?

— В общем-то никакой. Мои чувства к Элизабет теперь не имеют никакого значения, дело совсем не в этом. Но, тем не менее, я сказал тебе правду. Когда сегодня я ее увидел, то мои чувства получили подтверждение — я увидел незнакомого человека. Как странно! Там сидел незнакомец, даже недруг. Жена Джорджа. Мне жаль, что я ее ранил, как ранил и тебя, но прошлого не воротишь.

— Да.

Он надел уздечку и посмотрел на Демельзу.

— Привязать саквояж к седлу?

— Да, будь так любезен.

— Куда ты поедешь? Уже поздно.

— Я... На ночь — к Пэйнтерам. Пруди как-нибудь меня устроит.

— Ты вернешься за остальными вещами, или прислать с ними Гимлетта?

— Не знаю. Я сообщу.

— Прежде чем ты уйдешь, я бы хотел, чтобы ты знала — я не принимаю всерьез то, что произошло между тобой и МакНилом. Твой рассказ застал меня врасплох и поразил, меня тут же охватил гнев — или можешь назвать это ревностью. Но, разумеется, я не хочу, чтобы ты думала, будто я продолжаю чувствовать то же самое.

Демельза наугад повернулась, схватила поводья и повела Брюнетку к двери. Росс не сразу последовал за ней, а остался в конюшне, подбирая какие-то предметы, упавшие с полки. Она замешкалась, положила руку на стремя, чтобы его поправить, но не села в седло. Подошел Росс. Брюнетка сделала несколько шагов вперед и энергично дернула уздечку.

— Ты должна знать и кое-что еще, — продолжил Росс. — Как глубоко я сожалею, что ранил тебя тогда, в мае. Ты не заслужила подобного. И все эти месяцы... Представляю, что ты, должно быть, чувствовала. Хочу, чтобы ты знала. Если ты кинулась к МакНилу, я могу винить только себя.

Демельза бросила поводья и закрыла лицо руками во внезапном порыве отчаяния. Ей хотелось что-нибудь сказать, но ничего не приходило в голову.

Через пару минут Росс произнес:

— Если я скажу, что люблю тебя, тебя это расстроит? Ты по-прежнему предпочитаешь МакНила? Он еще здесь? Я бы заехал к нему завтра.

— Нет, Росс, он уехал, и мне на это плевать, совершенно плевать.

— Так почему ты уезжаешь? Ты не хочешь просто забыть мои слова?

— Не могу.

— Почему?

— Потому что это правда! Только я никогда этого не осознавала, пока ты не произнес. Ох, не знаю я, почему. Просто какая-то слепота. Просто невозможно об этом подумать... Невозможно с этим жить! Не знаю, что мне теперь делать.

Росс подошел ближе и привязал поводья к крючку.

— Может, обсудим это дома?

— Нет! Я не могу!

— Значит, ты не можешь меня простить.

— Я не могу простить себя.

— Полдарки вечно этим страдали, но я считал тебя слишком мудрой, чтобы подхватить эту заразу. Послушай, давай дойдем хотя бы до кухни. Не вижу причин не пойти на такой компромисс.

Он взял фонарь и подождал Демельзу. Она колебалась.

— Если хочешь, ты можешь уехать и через пять минут.

Она последовала за Россом на кухню.

Он открыл створку фонаря и зажег от него еще одну свечу. Огонек был слабым, но всё же что-то освещал. Демельза поежилась.

— Не так давно я дал одной паре хороший совет, но себе советовать всегда труднее. Если... — он запнулся и посмотрел на дверь в кладовку. В свете разгорающейся свечи они заметили под ней темное пятно. — Что это?

— Ой... это пиво! Я разливала его утром.

Демельза взяла у Росса свечу. Стоящий в кладовке бочонок покрывала пена, растекающаяся по полу. Демельза охнула и вернулась в кухню.

— Ты слишком рано его закупорила? — предположил Росс.

— Не знаю. Брожение закончилось, как мне показалось.

Она вернулась со шваброй и ведром. Россу хотелось сказать — брось это, испортишь платье, но он сдержался.

— Наверное, хмель, — сказала Демельза. — Помнишь, тебе показалось, что он не так пахнет.

Росс потянул пробку, и та с хлопком выскочила. Он ее понюхал.

— Мне следовало дождаться твоего приезда, — сказала Демельза.

Они убрали беспорядок. Всё провоняло пивом. Росс дважды вынес и опустошил ведро и, осмотрев бочку, вернул пробку на место. Теперь брожение закончилось. Можно ли употреблять пиво, станет ясно позже.

Когда они покончили с работой, казалось, им было уже нечего сказать друг другу. Кошмар ссоры испарился — естественным образом.

Росс передал жене полотенце, и Демельза вытерла руки. На манжете и подоле её платья остались следы пива. На мужа она не смотрела.

— В Корнуолле не найдется пьяницы, который бы вонял отвратительнее, чем мы сейчас.

Демельза вытащила носовой платок и вытерла нос, скрывая за ним лицо дольше, чем требовалось. Затем подошла к окну и распахнула его.