Рожденная революцией

– Дадим решительный и беспощадный отпор контрреволюционным бандам погромщиков! – что было мочи заорал Вася.

Толпа поддержала его возмущенными выкриками. Рабочие окружили Сергеева. Бушмакин и Коля подошли к нему вплотную. Он узнал их и улыбнулся. Потом развернул на столе план Петрограда:

– Вот Малая Нева. Вот здесь, у Биржевого моста, Ватный остров, а на нем – казенный винный склад номер два. Охрана поручается вашему заводу. Выступать немедленно.

– А оружие? – спросил Бушмакин.

– Вы считаете, что против обманутых людей нужно оружие? – удивился Сергеев.

…Построились в колонну. Так уж получилось, что впереди, рядом с Сергеевым, оказались и Коля с Бушмакиным. Молча вышли за ворота завода и направились к набережной Невы.

У Летнего сада колонну догнала Маруська. Через плечо у нее висела огромная санитарная сумка военного образца.

– Женщинам в таком деле места нет, – сказал Сергеев.

– А где женщинам есть место? – ехидно осведомилась Маруська. – В двуспальной кровати?

– Ну и язычок, – покрутил головой Сергеев.

– Она теперь не уйдет, – сказал Бушмакин. – Бесполезно.

Маруська пристроилась рядом с Колей и старалась шагать в ногу.

– Горемыкинская Виолетта дала, – она похлопала по сумке. – Шептуну старому, Горемыкину, еще когда он председателем был, такая сумка по должности полагалась. В коридоре на вешалке висела. Мало ли… А вдруг они себе бо-бо сделают? Не просто ведь шептун. Пред-се-да-тель совета министров…

Впереди, слева, открылся Ватный остров. Он сплошь был застроен одноэтажными, барачного типа складами. К острову вел утлый деревянный мост.

Сергеев остановил колонну. Вдалеке тускло маячил купол Исаакия, ближе виднелась Ростральная колонна. Слева, в Петропавловке, слегка дымили высокие трубы Монетного двора…

Коля вертел головой во все стороны и восхищенно цокал.

– Переполняют впечатления? – улыбнулся Сергеев. – Наш город красив…

– Я так мыслю, – подошел Бушмакин. – Все сосредоточиваемся на острове. Если что – мост аннулируем.

– Как?

– Выкатим на середину бочку спирта, подожжем и – покедова! – весело сказал Бушмакин.

– Складской скрылся! – подбежал Вася. Рядом с Васей – статный голубоглазый парень в порванной студенческой тужурке. – А это, – Вася весело улыбнулся, – Никита, сын нашего мастера.

– Вы что, студент? – с сомнением посмотрел на него Сергеев.

Никита оглядел свою форму, пожал плечами:

– Нет… Это я купил по случаю, чтобы утешить отца. Он, видите ли, мечтал, что я стану студентом. Ну и пришлось притворяться. Из человеколюбивых побуждений, так сказать. Год сходило, а перед самым двадцать пятым октября отец увидел меня на Сытном рынке – я дрова таскал – все понял и выгнал из дома.

– Как он? – спросил Сергеев у Бушмакина. – Ничего?

– Отец – колеблющийся, – сказал Бушмакин.

– А Никита – свой в доску! – вдруг заявил Вася. – Я за него ручаюсь!

– Ручаешься? – усмехнулся Бушмакин.

– Между прочим, напрасно смеетесь. Никита уже давно и прочно стоит за народное дело. Так, Никита?

– Подтверждаю, – кивнул Никита. – Я всем нутром за революцию!

– Он, когда выбивали юнкеров с телефонной станции, помогал большевикам, – сказал Вася. – Включал-выключал телефоны.

– Умеете? – спросил Сергеев.

– Сестра у меня там работала, – тихо сказал Никита. – Убили ее… Юнкера…

– Понятно… – кивнул Сергеев. – Ломайте замки, берите себе в помощь людей и катите сюда бочки со спиртом. – И ты, Коля, давай с ними.

Коля, Никита и Вася убежали. Бушмакин достал кисет, протянул Сергееву:

– Одалживайтесь.

Скрутили цигарки, закурили.

– Из каких будешь? – спросил Бушмакин. – С первой встречи стараюсь, а определить не могу! А у меня глаз на человека острый.

– Механик я, – сказал Сергеев. – Работал в Пулковской обсерватории, ремонтировал телескопы. Но это больше для прикрытия основной работы.

– А основная?

– Революция, – просто ответил Сергеев.

Прикатили бочки, вышибли днища. В ноздри ударил густой запах спирта. Вася потянул носом и шутовски закачался.

– Вот благостыня…

– Ты не вздумай, – нахмурился Бушмакин.

– Да что вы, – заулыбался Вася. – Я этих пьяниц во как насмотрелся. У нас все пили: отец, братья, соседи… Выпьют и посуду бьют, то друг другу морды. Я с тех пор пьяных ненавижу.

– Причины пьянства надо ликвидировать, – негромко сказал Сергеев. – Проклятые причины, из-за которых народ пьет без просыпу. Ну, дайте срок. Разберемся.

Коля увидел Маруську. Она стояла у воды и смотрела в сторону Петропавловки. Он подошел, встал рядом. Ему вдруг захотелось сказать какие-то хорошие слова, сделать что-нибудь эдакое, удивить, – а она бы обратила внимание, ласково посмотрела… Но слов не было, а сделать… не разбежаться же и не прыгнуть в ледяную воду.

– Слышь, Коля, – сказала вдруг Маруська. – Ты знаешь такое слово: «счастье»?

– Слыхали, – смутившись, ответил Коля. – Сказка такая есть – про горе-злосчастье.

– Так то про горе, дурачок… – Она засмеялась и провела ладонью по его щеке. – А счастье – это все наоборот, понял?

– Когда хлеба много, – сказал Коля. – Дом новый, корова и лошадь. И людей бить не надо. Противно людей бить.

– Про любовь забыл, – Маруська печально посмотрела на него и вздохнула. – Человек без любви, что дерево без листьев… Нету толка в таком человеке. А ты бы мог меня полюбить? Да не красней, я так, к примеру.

– К примеру мог бы, – выдавил Коля. – А к чему спрашиваешь?

– Идут! – закричал кто-то.

Коля оглянулся. Со стороны Александровского проспекта к мостику двигалась огромная толпа. Погромщики шли медленно, молча, была в их движении какая-то уверенная, не знающая пощады сила. Передние вышли к самой воде, задние напирали, толпа волновалась.

Коля посмотрел на своих. Рабочие замерли, многие, как заметил Коля, едва скрывали страх и растерянность.

Он всмотрелся в толпу. Кривые, пьяные улыбки, остановившиеся глаза – все было видно хорошо, отчетливо, потому что защитников острова и погромщиков разделяла только узкая полоска воды.

Несколько погромщиков попытались было взойти на мост, но их остановил окрик Сергеева:

– Стойте!

Погромщики остановились. Толпа подалась еще ближе. Все ждали, что скажет этот чернобородый комиссар.

– Граждане! – крикнул Сергеев. – Вы поддались на провокацию! Если вы нападете на этот склад, многие из вас погибнут. Подумайте, сколько сирот появится в ваших, да и в наших семьях, если вы не образумитесь! Я призываю вас мирно разойтись по домам!

Из толпы вышел человек, и Коля тотчас же узнал его: это был Сеня Милый. На затылке у него по-прежнему каким-то чудом держался неизменный котелок.

– Господа свободной России! – рявкнул Сеня, обращаясь к толпе. – Инородцы препятствуют нам взять то, что завоевано нашей кровью в результате революции! Какое же это правительство, господа, ежели оно русскому человеку выпить не дает!

Толпа ответила ревом. Сеня взмахнул рукой, и рев стих.

– Когда мы делали революцию, – орал Сеня, – инородцы сидели по щелям! А как сладкое делить – так русским шиш, а им пенки? Ишь, шпионы немецкие! Продали Россию!

– Бей гадов, спасай Россию! Смерть шпионам! Долой! – начали выкрикивать в толпе.

– Надо было оружие, – с отчаянием сказал Бушмакин. – Коля! Отступай!

Толпа рвалась к мосту. Коля легко отбросил первую волну нападавших, вторую. И третья волна разбилась о него, словно о волнорез. Перед мостом осталось лежать несколько человек, остальные швыряли камни и грязь, но не решались броситься в следующую атаку.

– А ну, подходи! – орал Коля. – Кому жизнь не дорога!

– Господа! – вопил в ответ Сеня. – Неужели вы испугались этого фраера? Давите его, гниду!

Толпа снова бросилась вперед. На этот раз натиск был настолько могучим, что Колю, Васю и Никиту выперли на середину моста – словно пробку протолкнули в горлышко бутылки…

– Поджигай! – отчаянно замахал руками Бушмакин.