Рожденная революцией

– Ну, идиоты это сказали. – Зина пыталась успокоить Витьку.

– Идиоты? – Витька вскочил. – У этих идиотов – права! Власть! Говорят, чтоб в двадцать четыре часа собаки не было. Отдали мы Пуха. Мать все время плачет, а фотографию снимать не велит…

– Эх, Витька-Витька, – Зина подошла к нему, придвинула стул. – Давай прямо сейчас поедем и привезем Пуха назад.

– Нету Пуха, – хмуро сказал Витька.

– Как это нету?

– Нету, и все, – обозлился Витька. – Неделю целую мы пытались его пристроить – никто не берет. В газете один знаменитый фельетонист статью против собак написал. Наш сосед после этого свою кошку с восьмого этажа сбросил. От них, говорит, одна зараза. Я Пуха в ветеринарку отвез…

Зина долго смотрела на Витьку и молчала. Вошла мать.

– Случилось что-нибудь? – тревожно спросила она.

– Зачем вы так? – Зина положила фотографию на стол. – Гадко… это.

– Не нужно, Зиночка, – остановила ее мать. – Осуждать всегда легко. А меня участковый предупредил: «Еще раз жильцы пожалуются, я вам на работу письмо напишу…» Что оставалось делать?

– Не знаю. Но я бы не отдала.

– А я знала, что будет, если мы не отдадим. – Мать горько улыбнулась. – Пришло бы письмо на работу. Разве хватило бы у меня нервов? А конец все равно один. Общественность есть общественность. Ее не переспоришь.

– Я пойду. – Зина остановилась на пороге. – Вы об уродстве каком-то говорите. Все у вас, как в кривом зеркале!

– Я ведь не обобщаю, – тихо сказала мать. – Просто нам не повезло, вот и все.

Зина вышла из подъезда Витькиного дома и нос к носу столкнулась с Эсадзе. Эльдар был одет подчеркнуто элегантно.

– Караулишь? – зло спросила Зина.

– Почему? – примирительно улыбнулся Эсадзе. – Просто жду.

– По-моему, я тебя не просила. – Зина с трудом взяла себя в руки.

– Зачем просить? – удивился он. – Я, как человек и как твой секретарь, кстати, – он поднял палец, – обязан заботиться о тебе.

– Спасибо, – Зина подняла глаза вверх: было темно, но все же ей показалось, что за Витькиным окном мелькнуло чье-то лицо. – А теперь – тебе направо, мне – налево.

– Подожди, – он удержал ее. – Зачем к нему ходишь? Его давно гнать пора – с работы, отовсюду! Фарцовщик он!

– Ты мне мораль читаешь как секретарь комсомольской организации или как отвергнутый… ухажер?

– Глупо. – Эсадзе побелел от обиды. – Я тебя предостеречь хочу как твой друг. Им милиция интересуется. Сегодня я на работу иду – встречается участковый. – Эсадзе улыбнулся. – Я во-он в том доме живу… Приходи в гости.

– И что он? Участковый?

Эсадзе оглянулся, увидел зеленый огонек такси:

– Алё, шеф! – крикнул он. Распахнул дверцу: – Садись, Зина. Ты ведь на другом конце города живешь. Позволь, я провожу тебя. По дороге все расскажу…

Зина заколебалась. Но желание узнать, что же именно сообщил Эсадзе участковый, пересилило.

– Хорошо. Только я сяду сзади, а ты рядом с шофером.

– Как скажешь, – помрачнел Эсадзе.

Такси уехало. Следом за ним двинулся «Москвич»-фургон…

Витька уже ложился спать, когда позвонил Бородаев.

– Витя, – сказал он и замолчал. В трубке слышалось только прерывистое дыхание. – Витя, – повторил он. – Я тебя предупреждал. Ты помолчи, ничего не говори. Час назад ухожу с завода – Эсадзе маячит… Отутюженный… Прыщ.

– Видел, – хмуро сказал Витька. – Зина с ним в такси уехала. От меня вышла и… Чего тебе? Я спать хочу.

– Нет, правда, – вздохнул Бородаев. – Обидно мне. За друга.

– Ну и будь здоров. – Витька хотел было повесить трубку, но отчаянный крик Бородаева остановил его.

– Витя! – завопил тот. – Я из автомата звоню! Я их в окошечко вижу. Сквозь стекло! Не чужой ты мне, и больно мне за твою поломанную жизнь! Садись в такси и пулей сюда! Он надругается, а мы молчать будем? Жми!

– Денег ни копья, – заколебался Витька. – Да и что мы ему сделаем? Руки коротки.

– Не скажи, Витя, – с тоской произнес Бородаев. – Не скажи. Я тебе друг или как?

Витька заглянул в комнату матери. Мать спала. Он лихорадочно оделся и выскочил на улицу…

…Бородаев ждал около будки телефона-автомата.

– Она тебя с потрохами продала, – Бородаев вздохнул: – Эх, Витька-Витька… Поживешь с мое – поймешь: баба есть баба. Она только на одно способна…

Витька шагнул вперед и замер. В глазах потемнело от ненависти и отчаяния. Зина сидела на скамейке рядом с Эсадзе и о чем-то разговаривала.

– Можно, конечно, поближе подойти, – сказал Бородаев. – Хочешь?

– Незачем, – Витька сжал кулаки. – И так ясно.

Эсадзе снял пиджак и набросил его на плечи Зины.

– Ишь, талант, – хмыкнул Бородаев.

– Что решим? – Бородаев тронул Витьку за плечо.

– Убью, – Витька побелел, шагнул вперед, но Бородаев удержал его за руку:

– Э-э, брат, так не пойдет. Ты ему в глаз, а он завтра дирекции пожалуется, тебя и выгонят. Да еще так, что никуда больше не поступишь!

– Плевать, – Витька рвался из рук Бородаева, хрипел: – Не прощу. Я ее… Она мне… Как же это, Бородаев…

Эсадзе и Зина встали, медленно двинулись к дому.

– Пошла, – с сожалением сказал Бородаев. – Да-а-а. Зачем ей ты? Ей с усиками надо. Темперамент опять же.

Витька присел, увернулся от рук Бородаева и бросился на него. Бородаев подставил ногу. Витька грохнулся, разбил нос.

– Эх, сынок, – как ни в чем не бывало продолжал Бородаев. – Людишки. Ты к ним с добром, они к тебе – с ядом. Ты вот сейчас лучшего друга убить хотел. А за что? За правду! Кому мстишь, Витя? Раскинь мозгами: он с ней сейчас любовь изучает, а ты где?

Витька снова бросился на Бородаева, но и на этот раз Бородаев увернулся.

– Вот что, парень, – сказал он хмуро. – Шутки в сторону, давай о деле…

– Давай, – машинально повторил Витька.

– Конечно, можно по-простому, по-деревенски. Скажем, он от нее сейчас выйдет, а мы его – раз! И под колеса! Ничего?

– Пусти за руль, – Витька закусил губу. – Я сам…

– Значит, можешь его убить? – с интересом спросил Бородаев.

– Да не лезь ты мне в нутро! – закричал Витька. – Можешь – не можешь. Не пойму я, что тебе-то надо? Темнишь, гад!

– Чего темнить? Помоги мне, а я помогу тебе, вот и вся темнота.

– Чем это ты мне поможешь? – усмехнулся Витька.

– Грязную работу за тебя сделаю. Кокну этого Эсадзе и весь сказ. Раз ты такой из себя Ромео – будет тебе Зинка. Куда ей деваться? А ты мне за это в одном деле поможешь. Ну, как?

Витька повернулся и молча пошел прочь. Бородаев посмотрел ему в спину и сплюнул:

– Кусок навоза ты, а не человек. Ну и пропадай, как падла. – Бородаев прыгнул на сиденье своего фургона, включил зажигание. Взревел мотор, автомобиль скрылся за поворотом улицы.

Витька долго стоял у подъезда Зины. Чего он ждал? На этот вопрос ответа не было. Просто стоял и ждал неизвестно чего. Стоял, потому что не было сил идти.

Из подъезда вышел Эсадзе, закурил. Огляделся, плотнее запахнул плащ и, насвистывая, зашагал по тротуару. Витька подумал мгновение и двинулся следом за ним. Приближалась полночь, фонари светили вполнакала, прохожих почти не было. Впереди, у столба, мелькнула ярко освещенная табличка стоянки такси и несколько зеленых огоньков. В ожидании пассажиров шоферы сгрудились у передней машины и коротали время в разговорах. До Витьки донеслись голоса, смех, Эсадзе ускорил шаг. Витька опустил руку в карман, нащупал рукоятку складного ножа. Это был подарок Зины, и Витька горько и обреченно подумал о том, что все складывается словно нарочно, по чьей-то злой воле. «Судьба у меня такая, вот что», – тихо сказал он и начал догонять Эсадзе. Тот шел, по-прежнему насвистывая, и ничего не слышал. На ходу раскрыв нож, Витька в несколько прыжков настиг соперника и ударил.

– А-а-а-а, – на одной нескончаемо высокой ноте закричал Эсадзе, и его крик эхом отлетел от черных домов и повторился где-то вдали, замирая…

Витька повернулся, побежал. Он слышал позади возбужденные голоса таксистов, трель свистка, вероятно, это звал на помощь милицию кто-то из них. Страх прибавил сил. Витька свернул в один переулок, потом во второй и остановился только тогда, когда увидел перед собой знакомый дом.