Игры во Вселенную

Но иные праздники просто требуют суеты и шума! Их не испортят и мелкие шероховатости. И нужны люди, много людей. Обычно это Рождество или Хэллоуин, дух которых понятен многим и многим близок. И гости сами знают, что необходимо, а что нежелательно на таких собраниях.

Только как быть Морлену? День летнего солнцестояния - праздник для большой компании. Но кого, кого позвать? И как им всем объяснить, почему двадцать первое июня - это хороший день.

Конечно, в определённом смысле Морлену проще - он приглашает детей. Детям объяснять не обязательно - они умеют радоваться просто так.

А каких детей пригласить, спрашивал Морлен. В богатых кварталах мелькают такие миловидные личики, у них и волосы пахнут свежестью утреннего сада, и все они такие чистенькие. Но Морлен бывал на одном таком увеселении - дети богачей были скованы, им внушили множество строгих правил, движения у маленьких франтов и барышень часто неестественны, а уж какие среди них встречаются привереды и гордецы - просто ужас!

Но грязнули и забияки тоже пугали Морлена. Маленькие нищие в основном думают о том, как бы побольше съесть, стянуть и устроить проказу позалихватистей. Нет-нет-нет, так не годится! Думай, умник, думай, глупыш!

В конце концов Морлену пришла в голову идея. На плакатике он написал:

"За одну мелкую монетку я продам вам самый заветный талисман, книгу, о которой вы мечтали, или тайну, которую можете раскрыть только вы. Всё это касается только детей не старше 14 лет. Если вы боитесь обмана, приходите со взрослыми. Награда достанется только вам. Явиться нужно в день Солнцестояния по адресу...

П.с. Если монетки у вас всё-таки никакой не окажется, возьмите с собою то, что вам дорого, но что вы были бы согласны отдать взамен предложенного мною.

Морлен."

Очень хорошо, сказал Морлен. Маленькая монетка найдётся даже у бедного ребёнка, но глупцам, забиякам и гордецам не нужны талисманы, книги и тайны. А монетки я всё равно не собираюсь у них выманивать, просто без этого Объявление смотрелось бы глупо.

* * *

-Дима, ты знаешь, сколько времени?

-Я знаю, мам.

-Что ты там делаешь, сейчас папа проснётся, будет сердиться!

-Я рисую.

-Завтра порисуешь.

-Ну, мам!

-Глаза испортишь. Ложись сейчас же!

-Всё равно жарко. Я не усну.

Окно открыто. Непослушный Димка, такой примерный мальчик, склонившись над столом, рисует фломастерами и карандашами на альбомных листах. Если бы объяснить ей, думает Димка, что Он попросил меня рисовать, она бы, может, меньше сердилась... Но объяснять не хочется.

Димка знал, что рисует не очень хорошо даже для своих одиннадцати лет. Но однажды он сделал одно важное открытие - он может придумывать и рисовать, и ему, и даже другим людям будет понятно, что Димка придумал. Если, конечно, не пытаться рисовать совсем сложные вещи.

Это здорово, так же здорово, как со сказками. Димке было лет девять, когда он обнаружил, что писать сказки просто. Вот только писать было тяжело. И почерк у Димки корявый. Он тогда придумал две сказки - короткую, на четыре странички, и длинную, не законченную. Коротенькая была похожа на русскую былину про богатырей. А в длинной были приключения зверей и детей, как в историях про Винни-Пуха.

С тех пор Димка сказок не записывал. Он решил подождать, когда научится выводить слова на бумаге легко и быстро, как взрослые.

Прошла половина лета. Димка съездил в Город, на съёмки, но оказалось, что съёмки ещё только готовятся. Сделали несколько пробных сцен, и Дарнон (***) предложил Димке нарисовать по сценарию (и не только по сценарию) картинки, как он себе представляет всё это. Димка обрадовался и испугался. Он сказал, что рисует так себе.

-Но Димка, у тебя это всё-таки получится. Рисуй фломастерами. Не страшно, если река будет одинакового синего цвета. Когда я пытаюсь рисовать, я, считая себя взрослым, пытаюсь учесть слишком много вещей. Конечно, занимайся я ими лет пять или десять, я овладел бы всей этой белибердой, но я не художник, и желания год учиться рисовать воду в стакане у меня нет. Вместе с тем, как человек опытный, я не могу себе простить рисование "по-детски" (и это плохо). Всё это вместе (то, что я знаю, как, но не умею так) ужасно мне мешает. А ты - ты можешь просто рисовать, пока никто не вправе требовать от тебя мастерства художника.

Я видел слишком много картин. Рисуя дом, я вижу, что он нарисован плохо. Как бы я ни старался, я всё равно буду это видеть. А человек должен верить, что создаваемое им - гениально. Тогда оно будет гениальным - что бы по этому поводу ни думали всякие умники-разумники.

Димка рисовал закат в океане и темные черточки птиц над клыками чёрных скал. Красные краски сменялись синими и фиолетовыми, появлялись цвета, названий которых Димка не знал. Димка не думал о названиях красок, он не думал, что к горизонту волны как бы сглаживаются на картине, и граница воды и неба должна быть ровной. Когда он смотрел на свою картину, он видел гораздо больше, чем рисовал.

Он рисовал планеты. Планеты, на которых свет дальних звёзд играет в радуги, и сверкают ледяные торосы; планеты, где оранжевые барханы пустынь распластались под громадным, на полнеба, светилом; джунгли, в которых люди кажутся сами себе муравьями, и лепестки фантастических цветов кружатся, когда пролетает буря.

Рисовал ущелья, казавшиеся пустыми и безжизненными. Но в тени, в пещерах, меж камней затаились они - те создания, чьё существование - удивительная и мрачная тайна.

И подводные чудовища в гротах с фосфоресцирующими стенами, и коралловые рифы. И развалины замков, и далёкие холмы на рассвете. И ярко-зелёные речные берега.

Мир больше, много, много больше, шептал Димка, остановив взгляд на белой стене комнаты и не видя её. Ведь я ещё не знаю (нет, я догадываюсь, но это, конечно же, всё не то), каким его видят птицы. Я не знаю, как чувствуют его бестелесные духи, о которых написаны самые таинственные сказки. Я могу только гадать, есть ли мысли у камней и громадных деревьев, а ветер и огонь - ведь Серёжа говорил, что в них тоже живёт какое-то сознание, и я верю этому, все эти стихии - у них ничего общего с тем страшным, что вползает в душу, когда ночами думаешь...

Ночь растягивается и уползает, глухая и чёрная, в бесконечность. Димке кажется, что если не ложиться спать, утро не наступит никогда, и можно очень много успеть - если, конечно, сонная одурь не удушит пылающий в голове огонь.

Можно выбежать в ночь. Иные миры и сказочные пространства, днём такие зыбкие, совсем рядом. Но - один на один - с великой и жуткой Ночью Димка чувствует себя слишком маленьким мальчиком.

-Если бы ты был здесь, - шепчет он, запрокинув лицо. - Я ничего же не боялся бы!

Небо отодвигается всё выше, а звёзды заполняют, теснясь, пустоту, - и снова - Димка, не двигаясь, смотрит.

Димка не замечает, как уходит в дом и опускается на кровать. Перед глазами всё так же мелькают огни, чьи-то размытые лица, глаза. Димка засыпает, и ему чудится, будто весь мир опускается в туман, мелькают те, кто не желает ему зла, хотя они, возможно, не люди, они там, за прозрачно-дымчатой стеной, играют, суетятся, поглядывая порою на Димку - "что же ты, мальчик, не идёшь к нам?"

...И увидел лицо Старухи.

Заорал Димка - её невозможное лицо - из мягкой резины - перекрутилось.

Старуха отдёрнула ладонь (она касалась Димки, пока он спал - нет, не спал, а был в другом, до невероятности странном месте!)

Старуха наставила на Димку палец - костлявый, длинный и кривой.