Страница 73 из 86
Не дождавшись ответа, Петя принялся излагать вторую проблему. «Или возьмем Китай, который все больше наращивает силы. Ведь китайцы на самом деле угрожают будущему России — больше даже, чем в XVIII веке. На каждого русского приходится по четыре китайца. Боюсь, они обрушатся на нас, как полчища муравьев, и что тогда? Скажи, если начнется война с Китаем, США поддержат нас или китайцев? Я считаю, что нас, потому что несмотря на все различия, мы выросли из одного корня. У нас больше общего — ведь мы белые».
Петя произнес свою речь, уставившись в землю. Наконец, он поднял голову, посмотрел мне в глаза и сказал: «Не знаю почему, Боб, но с первого взгляда я понял, что могу тебе доверять. Я ни с кем в жизни так открыто не говорил. А теперь ответь, что ты обо всем этом думаешь?»
Я поблагодарил Петю за доверие, но, как обычно в подобных ситуациях, бдительности не потерял — кто знает, может, я имел дело с изощренным и хитрым провокатором. Отвечал ему в хорошо усвоенной уклончивой манере, стараясь придерживаться только всем известных и общепризнанных фактов и не отступать от официальной позиции советского руководства. Петя продолжал гнуть свою линию и пытался (если он и в самом деле расставлял мне ловушку) заставить меня согласиться с ним. Скоро наша беседа завершилась, и мы вернулись в дом отдыха.
Петя уезжал раньше меня — у него была путевка всего на двенадцать дней. По его просьбе я поехал проводить его на вокзал. Наконец показался поезд. Едва он начал замедлять ход, пассажиры, собравшиеся на платформе, как по команде, толкая и отпихивая друг друга, кинулись к нему, пытаясь забраться в вагоны. Эту картину я наблюдал не раз; пассажиры боятся, что если замешкаются и будут дожидаться остановки поезда, то не успеют войти в вагон. Пока я стоял и смотрел, Петя вдруг обнял меня крепко и побежал по платформе к вагону, возле которого пассажиров было чуть меньше. Он вскочил на ступени вагона и, когда поезд проезжал мимо меня, крикнул: «Я с тобой свяжусь!» Наконец поезд остановился, постоял секунд десять и без всякого объявления или сигнала тронулся.
Несколько дней спустя я получил телеграмму от Пети, в которой он снова приглашал меня заехать в Калинин, просил уточнить, когда именно я выезжаю, и предупреждал, чтобы я подождал его, если он задержится. Он еще в доме отдыха сказал мне, чтобы я дожидался его на скамейке под высоким деревом на площади перед вокзалом.
Именно так я и поступил, сойдя с поезда в Калинине, потому что Пети на платформе не оказалось. Скоро он появился и приветствовал меня со свойственным ему энтузиазмом. В Калинине был большой медицинский институт, в котором учились студенты из разных стран, и я спросил Петю, есть ли в городе магазин, где можно купить книги на иностранных языках. Он ответил, что есть, и я собрался было первым делом отправиться туда, а потом уж пойти к Пете, как вдруг, словно из-под земли, перед нами вырос высокий, солидный офицер в летной форме. Обратившись к Пете, он отчеканил: «Петр Александрович, вам приказано немедленно явиться в часть, к командиру».
Петя отдал ему честь: «Слушаюсь, товарищ капитан». Когда капитан ушел, Петя повернулся ко мне и бросил небрежно: «Прости, Боб, я должен идти. Тебе любой покажет книжный магазин. До свидания». Потом он побежал за офицером, догнал его, и дальше они шли вместе, пока не скрылись из виду.
Я остался стоять в полнейшей растерянности, не понимая, что бы это все значило. Было ли это спланировано органами? Если да, то с какой целью? Стоял неподвижно, словно статуя, мучительно пытаясь разобраться в происшедшем. Наконец пришел в себя и вспомнил, что нужно, не теряя времени, поменять билет. Вернулся на вокзал, подошел к билетной кассе, где в ответ на мою просьбу хмурая кассирша неодобрительно пробурчала:
— Откуда вы едете?
Выслушав мои объяснения, она внимательно посмотрела на меня и спросила недоверчиво:
— Если вы едете в Москву, зачем вы здесь вышли?
— Я хотел повидать знакомого, который отдыхал вместе со мной.
Тогда она попросила меня показать путевку. Корешок путевки у меня был с собой: по возвращении на завод нам полагалось его предъявлять в качестве доказательства, что мы провели отпуск там, где положено. Но кассирше этого показалось недостаточно, и она потребовала мой паспорт.
Я попытался было возразить и услышал в ответ:
— Если вы не покажете паспорт, я вызову милицию.
Почувствовав, что дело принимает дурной оборот, я быстро протянул паспорт. Кассирша сверила имя в паспорте с именем в путевке, внимательно изучила дату выдачи, номер, мой московский адрес. Только после этого она согласилась поменять мне билет на более поздний вечерний поезд. Удостоверившись, что перед ней не обманщик и не диверсант и что обмен билета никакой опасности для нее не представляет, женщина сменила гнев на милость.
— Как вам понравилось в нашем доме отдыха? — спросила она.
— Понравилось.
— Вы впервые были в доме отдыха?
— Нет.
— Откуда вы?
Я рассказал ей и спросил, не знает ли она, где магазин иностранной книги. Женщина набросала на бумаге план, потом вышла из кассы, проводила меня до конца платформы и указала, в какую сторону идти.
Я шел и размышлял о том, насколько ее поведение характерно для русских. Сперва она готова сдать меня в КГБ, а через минуту из кожи вон лезет, чтобы мне помочь. Грубость кассирши и вообще грубость русских по отношению к иностранцам, по-моему, объясняется желанием казаться важными. Поведение русского человека по отношению к иностранцам обычно проходит несколько стадий. Приветливость сменяется грубостью, но, если иностранец терпелив, не теряется и не раздражается, русские чаще всего снова становятся самими собой — вполне разумными людьми.
Вечером я сел в поезд и отправился, наконец, в Москву. «Интересно, увидимся ли мы когда-нибудь с Петей?» — спрашивал я себя. Ответ я получил девять недель спустя, уже в конце августа. Дело было вечером после работы. Я поднимался по лестнице к себе на третий этаж, и когда дошел до площадки между вторым и третьим этажами и поднял голову, то увидел, что наверху, прямо на ступенях, сидят двое — мужчина и женщина.
— Привет, Боб, — сказал мужчина. Женщина тоже поздоровалась со мной. Я присмотрелся и узнал Петю (он был в своей летной форме и фуражке) и Люсю из нашего дома отдыха. Поздоровавшись с ними, спросил:
— Как вы меня нашли? — ведь адреса я Пете не давал.
— Узнал в Мосгорсправке, — ответил он. Это была неправда. Несколько человек жаловались мне, что в справочном мой адрес давать отказываются. Зная, что Петя солгал, я тем не менее не мог не пригласить незваных гостей в дом. Петя обыскал глазами комнату, заглянул на кухню, в ванную, на балкон. Они расположились, как у себя дома, и вели себя так, словно мы все были друзьями. Примерно через час он сбегал куда-то и вернулся с семью бутылками пива, большим куском вареной колбасы, полудюжиной огурцов и буханкой черного хлеба. Всю эту снедь он отнес на кухню и потребовал, чтобы я достал тарелки, нож и вилки. Потом нарезал колбасу, открыл три бутылки и предложил выпить за нашу дружбу. Оба тут же опрокинули стаканы, а я к своему не притронулся. Петя удивился. Пришлось ему объяснить, что я не пью.
— Как это не пьешь! — воскликнул он. — Не может этого быть. Самое время начать.
Когда я вежливо отказался, он сделал вид, что я его оскорбил, открыл еще две бутылки и одну из них протянул Люсе. Целый час они пили, а я поклевывал хлеб с колбасой и огурцом. В какой-то момент Петя с Люсей захотели потанцевать. Я поставил пластинку. Едва они стали танцевать, как Люся закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Когда пластинка закончилась, они вышли на балкон, постояли там немного, а потом принялись снова есть, пить и танцевать. Около одиннадцати часов Петя попросил меня выйти с ним на кухню. Он закрыл дверь, обнял меня за шею и сказал:
— Боб, у меня к тебе просьба. Можно мы с Люсей останемся у тебя на ночь. Не откажи нам. Пожалуйста.
Я предвидел такой поворот.