Страница 58 из 86
После окончания рабочего дня на улице, в трамвае, у подъездов домов все только и говорили, что о спутнике. Когда на следующее утро я вошел в цех, его было не узнать. Заводские художники трудились ночь напролет. Со всех стен в глаза бросались транспаранты, превозносившие победу, одержанную Советским Союзом в космосе. Представляю, сколько миллионов метров ткани, сколько литров краски, сколько тысяч километров шнура произвели в СССР, чтобы увешать подобными пропагандистскими транспарантами заводские цеха по всей стране.
Днем по радио объявили, что с 18:30 до 19:00 спутник можно будет увидеть в небе над Москвой. После работы я, как и тысячи москвичей, вышел на улицу и присоединился к празднично оживленной толпе, ожидавшей появления спутника. «Летит! Летит!» — закричал кто-то. Все задрали головы к небу. Сначала ничего не было видно, но через несколько секунд послышались странные звуки, похожие на пульсирующие сигналы машины скорой помощи, и в небе появилась движущаяся серебристая точка. Толпа приветствовала появление спутника одобрительными возгласами, которые не стихали до тех пор, пока он не скрылся из виду. Насладившись захватывающим зрелищем, я еще несколько минут оставался в толпе, а потом направился домой, хотя знал, что праздник будет продолжаться и ночью.
На следующее утро, во время работы, комсорг цеха Сергей, проходя мимо меня, с отсутствующим видом произнес: «Бип! Бип!» В тот день я еще раз двадцать слышал от него позывные спутника. Вечером я поехал в гости к своему хорошему другу Георгию Абрамовичу. В нескольких кварталах от станции метро развернулось настоящее гулянье. Улица была перекрыта, играл большой духовой оркестр, и множество пар кружились в лучах прожекторов. Никогда в жизни я не видел такого счастья на лицах русских — даже в тот день, когда Германия подписала капитуляцию. И повсюду красовались транспаранты — на станциях метро, трамвайных вагонах, стенах домов. Мне хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, бежать от националистической похвальбы, и я надеялся укрыться у Георгия. Антисемитизм тогда был широко распространен и поддерживался государством, поэтому вряд ли можно было ожидать, что Георгий — а мой друг был евреем — разделяет всеобщее ликование.
Георгий открыл мне дверь, обнял и похлопал по плечу. Мы были знакомы уже двадцать лет, и его восторженно-приподнятое настроение стало для меня полной неожиданностью. Космическая лихорадка заразила и его. «Мы запустили в космос первый в мире искусственный спутник, — сказал он, — это победа нашей техники и гуманизма. И это в то время, когда Соединенные Штаты заняты исключительно созданием более мощных бомб». И жена, и дети Георгия разделяли его энтузиазм. В тот вечер Абрамовичи гордилась тем, что они граждане Советского Союза, хотя в графе национальность в их паспортах было написано еврей, а не русский.
Когда Георгий взял меня по-дружески за плечо и спросил, что я думаю о фантастическом научном достижении СССР, я замешкался. Странно было услышать такой вопрос от Георгия. А не шпионил ли он за мной все эти годы? Я давно настроил себя на то, чтобы никому не доверять полностью и не терять бдительности даже с человеком, с которым нас связывала двадцатилетняя дружба. Подумав, я решил, что Георгия не стоит бояться: просто и его захватил всеобщий восторг, однако на его вопрос я ответил осторожно, — дескать, космическое достижение произвело на меня сильнейшее впечатление. Я не стал говорить о том, насколько мне претит шовинизм советского правительства и советских граждан.
Спутникомания настигла меня и в метро по дороге домой. Двое пьяных в разных концах вагона горланили патриотические песни. На остановке двое других вошли нетвердой походкой и плюхнулись на скамью по обе стороны от меня. Я чувствовал себя так, словно угодил в капкан. Один из моих соседей наклонился, посмотрел мне в глаза и спросил, говорю ли я по-русски. Я отрицательно покачал головой, но это его не остановило. Прежде всего он, как и следовало ожидать, поинтересовался моим мнением по поводу великого достижения Советского Союза — запуска спутника. Я вел себя как глухонемой. Оба продолжали одновременно со мной разговаривать. Наконец, один из них сдался: развалился на сиденье и смолк. Второй воспользовался моментом, чтобы громко, обращаясь к пассажирам, слушателям поневоле, объявить: «Мы, советский народ, обогнали Америку. Теперь мы будем первыми в мире, а американцы — вторыми!»
Тут другой мой сосед вышел из оцепенения и принялся бить себя в грудь и кричать: «Да здравствует наша родина — Советский Союз! Ура! Мы перегнали Америку. Ура, товарищи, ура!» Это было невыносимо, и я, дождавшись остановки, вышел из поезда. В переходе метро несколько человек пели «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». В годы репрессий песню подзабыли, а напомнил ее чернокожий американский певец Поль Робсон во время своего первого концерта в Москве. Вскоре я увидел, что это поют подростки, скорее всего, комсомольцы; они преградили мне путь, а за ними показалась большая группа людей постарше.
Я окинул молодежь взглядом и, обратившись к одному из более симпатичных юношей, спросил, откуда они идут. Он ничего не ответил, остановился и посмотрел на меня с подозрением и враждебностью. К нему подошли трое других юношей, и он повторил им мой вопрос.
«Наверное, вы слышали о замечательном успехе нашей страны, запустившей спутник в космос, — сказал мне один из них. — Мы возвращаемся с собрания, на котором нам рассказали о всемирном значении этого события». Я поблагодарил его и пошел дальше. Тут молодые люди, оборвав песню, начали хором скандировать мне вслед: «Бип! Бип!» Весь следующий месяц Спутник-1 оставался главной новостью, о которой трубило радио и писали газеты. Сообщения о спутнике обычно сопровождались обещаниями еще более грандиозных достижений в будущем и заверениями, что Америке никогда не догнать СССР. На нашем заводе состоялись собрания, на которых кремлевские пропагандисты рассказывали рабочим о превосходстве советской науки и техники и их мирных достижениях. Количество репродукторов только в моем цеху увеличилось с четырех до семнадцати, чтобы каждый рабочий мог слушать чтение ежедневных статей из «Правды» и «Известий» об успехах советских ученых. Поскольку во мне все видели иностранца, куда бы я ни пошел в Москве, везде находились желающие пропищать мне вслед «Бип! Бип!» По-видимому, эти «бип! бип!» были частью миленькой кампании, задуманной какими-то кремлевскими пропагандистами, чтобы напоминать иностранцам о преимуществах Советского Союза в области науки. Двадцать миллионов советских комсомольцев вполне могли осуществить такой план.
На следующий год советский мыльный пузырь лопнул: Соединенные Штаты запустили свой первый искусственный спутник. И радио, и газеты сообщили эту новость вскользь, но этого оказалось достаточно, чтобы ошеломить советских граждан. Официальная пропаганда заверяла их, что США потребуется шесть, восемь или даже десять лет, чтобы повторить достижение советских ученых, которые к тому времени, в соответствии с космической программой, уже перейдут к межпланетным полетам.
В тот день, когда мы узнали о запуске Эксплорера-1, рабочие в моем цеху скорбели, как на похоронах. Меня поразило, насколько внезапно и резко способно было измениться их настроение. За несколько минут после того, как они услышали эту новость, петушиная боевитость сменилась апатией — казалось, они вот-вот заплачут. Я понял, что не услышу от них больше «бип! бип!» Коммунисты, из наиболее твердолобых, попытались поднять настроение своих товарищей, распуская слух о том, что сообщение о запуске американского спутника было уткой, но никто в это не поверил. Один коммунист, занимавший довольно высокое положение в заводской иерархии, подошел ко мне и, оглянувшись, прошептал: «Товарищ Робинсон, почему, скажите, они врали нам?»
После обеденного перерыва другой коммунист отвел меня в сторону и сказал: «Не могу взять в толк: нам говорят одно, а происходит совсем другое. Оказывается, американцы отставали от нас всего-то на несколько месяцев». Он покачал головой, помолчал, вероятно, собираясь с духом, и добавил: «Почему они нас за дураков принимают?»