Затмение (ЛП)

Материнский инстинкт был у Элизабет силен, но по определенным причинам младший сын не вызывал у нее такой же глубокой привязанности, как старший. Джеффри Чарльз всегда был к ней настолько близок, что расставание с ним поначалу вызывало настоящую муку, и за два года почти ничего не изменилось. Валентин занял его место, но не отнял материнскую любовь. Но по мере того как он рос и начал говорить, а в его темных глазах мелькало озорство, когда он стискивал ручонками ее платье, волосы и лицо, Элизабет стала с радостью и удовольствием брать его на руки с осознанием, что это ее сын.

Сегодня она на время утопила прочие заботы в этом удовольствии, и когда Полли забрала мальчика, Элизабет была внешне более растрепанной, но внутренне — более собранной и спокойной. Зайдя на несколько минут к себе, чтобы нанести на губы бальзам и припудрить щеки, она спустилась вниз, пить чай с Джорджем.

Сэм снова работал в ночную смену. Он копал и отбивал породу в полузабытьи, поглощенный мыслями о том, о чем ему не следовало бы думать.

Почти против собственной воли до того как спуститься в шахту и во время небольшого молитвенного собрания он вознес молитву за благополучие Дрейка — чтобы он остался жив и здоров. Для Сэма общение с Богом касалось вопросов духовного благополучия, а не физического. Он трудился, чтобы заработать на жизнь, и побуждал и других поступать так же, но и только. Опасности жизни в этом мире заключались в искушении дьяволом, а не в риске работы на шахте, риске заболеть или пострадать от жадности землевладельцев. Важнее всего было поддерживать живой источник в душе. Вера и надежда приносили радость, которую не могли затронуть никакие материальные неприятности.

Но теперь в смертельной опасности находился его брат, которому еще не исполнилось двадцати лет. Людей вешали и за меньшее. Сэму казалось, что ради подобного случая можно сделать исключение и попросить помощи у Бога, чтобы оставил Дрейка в мире смертных, если Господу будет угодно. Мольба была срочной и вполне обоснованной, потому что Дрейк позабыл о душе, и если бы он умер сейчас, без благодати, то имел мало шансов на общение с Господом и его ангелами на том свете.

И потому Сэм молился, потому не мог найти себе места, потому работал ночью по восемь часов. Он с напарником укреплял разведочный тоннель длиной шестьдесят саженей, который пробивали на юг от основной жилы четверо других шахтеров в надежде найти новую. Это было одно из «вложений» Росса и способ нанять больше людей в это непростое время, но до сих пор этот тоннель, как и другие, не принес ничего ценного. Джек Грит, напарник Сэма, шутливо заметил, что они как раз скоро пройдут под новым молельным домом в Уил-Мейден.

Когда в шесть часов прозвенел колокол, Сэм размял спину и перекинул инструмент через плечо, пригнулся и стал пробираться обратно к главному тоннелю, а потом поднялся на три сотни ступенек по разным лестницам до поверхности, где сощурился на белый утренний туман. Он ненадолго задержался, чтобы подготовиться к вечернему чтению Библии, и пошел домой через холм. В коттедже было холодно и сыро, и Сэм разжег хворост, чтобы сделать чай, отрезал ломоть хлеба и задумчиво прожевал его, а затем лег в постель. Он лежал с открытыми глазами с мыслями о Дрейке и недавнем духовном подъеме, в надежде, что принес с собой из Гвеннапа это духовное возрождение.

Но оно куда-то испарилось. Каким-то образом арест Дрейка отравил разум и душу Сэма, изгнав чистоту и благодать. Придется снова проанализировать свою совесть и понять, какие грехи и слабости позволили этому случиться. Сэму хотелось спать, но он крепился. Он выбрался из постели, опустился на колени и стоял так с полчаса — чаще в молчаливых раздумьях, но иногда молился вслух. Затем, наконец, он обрел покой в сердце, лег и провалился в сон.

Он проспал три часа и проснулся еще до одиннадцати, оттого что кто-то тихо ходил по коттеджу. Сэм привстал, потер глаза от яркого света и на мгновение решил, что видит сон.

— Дрейк? Это ты?

— Да, брат. Не хотел тебя будить.

Сэм спустил ноги на пол и встал.

— Дрейк! Тебя выпустили?

— Да, брат. Меня выпустили.

— Слава Господу! Значит, судьи опознали правду, когда ее услышали. Какую милость сотворил Господь!

— Аминь. Но судьи еще не заседали. Обвинение отозвали. Из Тренвита отозвали обвинение. Всё кончено.

— Я сделаю чай, — сказал Сэм. — Сядь и отдохни. У тебя было трудное время.

Сэм решил, что Дрейк не выглядит радостным от освобождения. Он был таким истощенным, под глазами пролегли круги. Обычно Дрейк брился дважды в неделю, но сейчас у него отросла длинная темная щетина.

— Как это произошло? Тебя просто выпустили? Ты с кем-нибудь виделся до освобождения?

— Ни с кем, Сэм. Но тюремщик сказал, что чуть раньше они заходили. Это сделал капитан Полдарк. Не знаю как, но он добился того, что они поменяли мнение, и меня выпустили. Сэм.

— Да, брат?

— Когда приготовишь чай, ложись спать. Жаль, что я тебя разбудил. Я перекушу и поеду в Нампару повидаться с капитаном Полдарком.

— Что ж, всё кончено. Забудь об этом, — сказал Росс. — Не трать время на благодарности. Просто избегай таких ловушек в будущем.

— Я говорил чистую правду, — ответил Дрейк. — Эту Библию мне подарили. Но вы так мне помогли, что я должен вас поблагодарить. Говорю это от всего сердца.

Они поднимались по Длинному полю. Съездив в Сент-Агнесс к девяти часам, чтобы встретиться с адвокатом из Труро, несносным, но умным молодым человеком по имени Кингсли, работавшим теперь с Натом Пирсом, Росс обнаружил, что обвинения против Дрейка сняты. Он заплатил Кингсли, и тот уехал, чтобы присмотреть за тем, как Дрейка выпустят из вонючей камеры. Росс развернул кобылу в сторону дома, так и не повидавшись с Дрейком. Он провел беспокойную ночь, поскольку, угрожая Джорджу, сделал ставку, которая могла бы повлиять на всё его будущее, а также будущее и процветание его семьи. Цена казалась слишком большой, риск слишком высоким ради того, чтобы выручить глупого и нахального мальчишку из той передряги, в которой тот сам частично был повинен.

Россу не хотелось этого делать, ему претила необходимость беседовать с Джорджем, этот разговор вновь всколыхнул старую вражду, как будто потер наждаком открытую рану. Но раз Дрейк был братом Демельзы, и Россу пришлось сделать это ради нее, часть ненависти, неприязни и неудовольствия перешла и на нее. Добившись своего, еще до того как почувствовать облегчение, Росс поскакал прямо домой, поскорее рассказал жене о том, что ее брат на свободе, и побыстрее прервал поток ее благодарностей и радости. Он поднялся на Длинное поле, чтобы взглянуть на траву и решить, косить ли ее на этой неделе или подождать еще. Тут прибыл Дрейк — бледный, истощенный, худой и по-мальчишески привлекательный, хотя Россу он был неприятен из-за того, что причинил столько хлопот. Дрейк поколебался, подошел к Россу и неуклюже последовал за ним вдоль поля.

— Я, конечно, оплошал, — сказал Дрейк, — что впутал вас в неприятности с Тренвитом. Я не хотел.

Он явно виделся с Демельзой, прежде чем прийти сюда.

— Неприятности с Тренвитом начались задолго до твоего приезда. Твоя единственная ошибка — увлечься девушкой, занимающей совершенно другое положение в обществе, но это скорее ее вина, чем твоя.

— О нет. Это не ее вина. Прошу прощения, но она всегда вела себя как подобает леди.

— Возможно, у нас на этот счет разное мнение, — ответил Росс.

— Нет, капитан Полдарк, нет... Жаль, что ей придется страдать.

Сейчас середина июня, думал Росс. Уже и так довольно поздно. Но если пойдет легкий дождик, а потом выглянет солнце, то трава отрастет еще на девять дюймов. Ужасно мало. Но стоит этой чудесной погоде закончиться, как на три недели могут зарядить дожди. А с ними и ветер. Тогда трава поляжет, как шевелюра только что проснувшегося пьяницы.

Он язвительно произнес:

— Что ж, теперь ты снова можешь уделять всё внимание религии. Твой брат обеспокоен. Думает, что ты оступился. Молельному дому по-прежнему недостает крыши.