Страница 75 из 101
Росс был склонен с этим согласиться. Джордж тщательно проработал это дело. Особенно хорошо поработал над слабыми местами. Танкард топтался с ноги на ногу, и Росс гадал, как ему удается стоять на таких тощих ногах.
— Полагаю, Джеффри Чарльза вызовут свидетелем обвинения?
— Он еще мал и склонен к истерикам. Твоему приятелю это не принесет ничего хорошего.
— Моему шурину.
— Да, если ты хочешь его так называть. Твоему шурину. Я его не знаю, но вероятно, он тоже по натуре истеричен, как часто бывает с методистами. Возможно, украл Библию в порыве мести за то, что в этом доме так противятся его дружбе. Подозреваю, что он повинен и в других наглых выходках этого лета. Но не будем об этом. Это не повлияет на исход дела.
— Юный Карн, похоже, весьма привязан к Джеффри Чарльзу, а мальчик к нему.
— Он попытался влиять на впечатлительного ребенка. Какая наглая самонадеянность.
— Полагаю, ты имеешь в виду неравенство в положении?
— Да.
— Но многие люди желают возвыситься над своим классом. Ты, например.
Росс тут же пожалел о своих словах, потому что тем самым отрезал всякую надежду на компромисс. Хотя разве Джордж уже не показал со всей ясностью, что надеяться не на что?
Джордж побелел.
— Проводите этого так называемого джентльмена.
— Минутку. Я еще не закончил.
— Нет, закончил. Ты обещал не прибегать к насилию, и надеюсь, что сдержишь слово и покинешь этот дом, не оказывая сопротивления.
— Я пришел, — сказал Росс, — в надежде на примирение. И в духе примирения беру свои слова назад и прошу у тебя прощения. Ты мне не нравишься, Джордж, а я не нравлюсь тебе. Но пусть и невольно, мы связаны родственными отношениями. Я не стремился к этим отношениям, да и ты наверняка принял их с неохотой, но таковы обстоятельства. Сын моего кузена — твой пасынок, и он стоит в центре всей этой заварушки. С любой другой семьей графства, смею заверить, я бы решил эту проблему в дружеском ключе, самое большее — с парой крепких выражений. И надеялся, что так будет и между нами, хотя бы ради наших достойных жен, мы урегулируем это дело, не доводя до суда и избежав неприятных сплетен.
— Боюсь, чувства твоей жены меня не заботят. Тебе бы следовало это знать.
Росс пытался держать себя в руках.
— А Элизабет? Она тебя заботит?
— Ей это дело не интересно.
— А должно бы, потому что речь идет и о ее кузине, мисс Чайновет.
Джордж похлопал себя по подбородку.
— Танкард, спуститесь вниз и скажите миссис Уорлегган, что я присоединюсь к ней через пять минут. И пришлите братьев Харри, чтобы проводили этого человека. Мы же не хотим, чтобы он шлялся по окрестностям.
Когда поверенный ушел, Джордж сказал:
— Раз у ж ты решил приплести имя мисс Чайновет, то могу заверять, что и это не принесет ни тебе, ни твоему шурину ничего хорошего. Я буду охранять ее репутацию, но не до такой степени, чтобы отозвать обвинение, так что можешь забыть о шантаже.
Некоторое время они молчали, и наконец Росс сказал:
— Ты надеешься найти мисс Чайновет достойного мужа. Ведь так? Уитворт, хотя мне он не нравится, будет для нее хорошей партией. Неужели ты готов разрушить этот брак, а возможно, и ее жизнь в попытке наказать юношу, который не сделал ничего дурного, разве что слишком много о себе возомнил?
— Помолвка мисс Чайновет с мистером Уитвортом не состоялась. Я посчитал своим долгом сообщить ему, что она скомпрометировала себя с другим мужчиной. Разумеется, конфиденциально, и он будет хранить это в тайне. Но в конце лета мисс Чайновет отправится к матери в Бодмин. Ее будущее мне больше не интересно. Как и моей жене. Мы ничего не потеряем из-за твоих неджентльменских разоблачений. Пострадает только мисс Чайновет.
Росс опустил взгляд на сапоги. На выцветший турецкий ковер свалился кусок засохшей грязи. Тень дяди Чарльза, раздутого и хрипящего, с вечной отрыжкой, когда он просматривал примитивные счета поместья. Он частенько сидел в том кресле, где сейчас находился Джордж. Будучи застенчивыми юнцами, они с Фрэнсисом иногда заглядывали сюда, чтобы о чем-нибудь попросить, и Чарльз дремал — в ногах собака, под рукой графин с портвейном.
— Помнишь, когда я заходил к вам с Элизабет на Рождество девяносто третьего года? — спросил Росс. — В тот вечер вы ужинали, я вошел, и мы побеседовали о том, чтобы жить в мире. Помнишь, как я сделал несколько предложений о примирении и возможных последствиях, если этот мир будет нарушен?
— Мне неинтересны твои угрозы.
— Это были не угрозы, а обещания.
Снова настала тишина. Уже давно они не находились вот так, наедине. Всегда их взаимодействие, словесное или в виде ударов проходило в компании других людей. Росс вспомнил, когда они встретились на аукционе в Труро и вместе шли по улице, но это было давно. И теперь, наедине, несмотря на всю враждебность, они чувствовали себя скованно. В каком-то смысле враждебность удобнее было выражать на людях. И дело не в ожиданиях этих других, а в том, чего они сами от себя ожидали. Но здесь публики не было. Неприязнь лежала будто на дне глубокой реки и не могла всплыть на поверхность приемлемым путем.
— Отпусти его, Джордж, — наконец произнес Росс.
Джордж покачал головой в холодном отказе. Римский император, отклоняющий изменения в декрете.
— Сам посуди, это же буря в стакане воды, — сказал Росс. — А если заденет кого-нибудь еще, ты можешь потерять не меньше меня.
— Ему предъявят обвинения. Ты зря тратишь слова.
— Я уважаю твой ум. И знаю, что ты никогда не совершишь ошибку, полагая, что когда дойдет до драки, меня могут остановить какие-то правила приличия. Ты можешь презирать людей моего класса, но я всегда был ренегатом.
— И что с того?
— Я прошу тебя отозвать обвинения. Как судье, тебе это не составит труда. Отпусти его завтра же и забудь обо всем. Это не будет твоей или моей победой, просто здравым смыслом.
Джордж покачал головой.
— Угрозы — удел драчунов, ты ничего этим не приобретешь, я уверен. Но если дело будет завтра на слушаниях, я найму хорошего адвоката и не упущу ни одной возможности для того, чтобы освободить парня. Вызовут Джеффри Чарльза...
— Джеффери Чарльз в Кардью. Мы отослали его туда в среду. Мои родители о нем позаботятся, он совершенно истощен и болен. На его показания нельзя полагаться.
— Вызовут и мисс Чайновет. Пусть Элизабет и не беспокоится за нее, но ей не понравится то, что репутация девушки будет разрушена в глазах ваших соседей и коллег по судейской скамье.
— Она не станет к тебе лучше относиться, Росс, если ты так поступишь, но не могу тебе воспрепятствовать, если ты намерен это сделать.
Росс вдохнул и медленно выдохнул.
— Что ж, так тому и быть. Видишь ли... Меня-то это дело не особо заботит...
— Так брось его, и пусть решает закон.
— Но оно заботит Демельзу, и потому я хоть и неохотно, но глубоко вовлечен. Я виделся с Дрейком Карном и убежден, что он говорит правду, когда утверждает, что Джеффри Чарльз отдал ему Библию в подарок. Таким образом, это дело я рассматриваю как злоупотребление правосудием, осознанно сфабрикованное тобой, а также как объявление войны, которой я пытался избежать.
Джордж перевернул страницу письма, которое писал, и пошелестел бумагами, но не ответил.
— Если юношу признают виновным и приговорят, тем самым ты вынудишь меня нарушить обещание, данное тебе два года назад, хотя мне сложно его держать, — Росс помолчал, гадая, как передать свою мысль как можно более кратко. Всё в нем восставало против открытой конфронтации. Он коротко сказал: — Шахтеры могут устроить беспорядки.
— Сейчас повсюду беспорядки.
— До сих пор здесь было вполне спокойно. Я думаю... Я верю, что мое влияние на местных жителей помогает держать их в узде. Но не твое, Джордж. Уж точно не твое. С тех пор как закрыли Уил-Лежер, ты стал самым непопулярным человеком в округе.
Джордж встал.
— Убирайся из моего дома. Этот спектакль не поможет!