Страница 7 из 12
Первый опыт
Хмурая осенняя суббота. Ветер гуляет над полями, дождь стучит по асфальту. На улице никого, и лишь изредка проезжает случайная машина. С моего первого дня в приемном покое больницы миновало больше года. За это время я стал опытным санитаром, прошел обучение и с сегодняшнего дня имею право оказывать пациентам неотложную помощь. Я иду на работу – на свою первую смену, иду пешком. Мерзкая погода меня нисколько не волнует, как и то обстоятельство, что по рассеянности я забыл дома не только зонт и непромокаемые ботинки, но и завтрак. Впрочем, идти недалеко, и ничто не в силах помешать моему воодушевлению.
С радостным нетерпением я ожидаю своей первой смены на «Скорой помощи». Как это будет? Все время в пути, голубая мигалка, сирена, абсолютная концентрация на несчастных случаях, болезнях, авариях, и все это наперекор природной стихии? Я готов. Я еще не подозреваю, что в этот день не только пошатнется моя уверенность в себе, – мое решение стать врачом тоже подвергнется серьезному испытанию.
После короткого приветствия в диспетчерском пункте «Скорой помощи» я получаю униформу. Она сидит как влитая, и меня распирает от гордости. Мне вручают портативный радиоприемник[13], который будет издавать громкий писк, оповещая о вызове. И под конец – инструктаж о различном оборудовании в автомобиле «Скорой помощи».
Я беседую с коллегами в гараже, когда туда с кислой миной входит начальник поста:
– Здравствуйте, господин фон Борстель, хорошо, что вы здесь. Похоже, вы прошли инструктаж и завязали знакомства.
– Да-да, я очень рад возможности здесь работать!
Он окидывает меня спокойным взглядом, его губы медленно расплываются в улыбке, и он говорит, что у него есть для меня важная и ответственная задача. Десять минут спустя я всеми силами противостою природной стихии. С метлой в руках. У ворот на въезде.
Это что, проверка? Или своего рода обряд посвящения? Мне все равно. Я с гордостью несу светящуюся униформу сквозь дождь и сметаю листву, как приказано. Не проходит и часа, как я заканчиваю борьбу с порывами ветра и возвращаюсь в комнату отдыха. Там есть диваны, телевизор, маленькая кухня и полка с книгами, которой я тут же воспользовался. Время идет, но мой приемник не издает ни единого звука. И хотя коллеги с приемниками на поясе сидят рядом со мной абсолютно спокойно, я то и дело проверяю, не села ли батарейка. Где же срочные вызовы? В полдень мы готовим суп. Я мою посуду. И больше ничего не происходит.
Странно, когда на протяжении двенадцатичасовой смены ничего не происходит. Еще пара часов – и смена окажется совершенно пустой.
Несколько разочарованный, я спускаюсь в гараж и открываю боковую дверь машины. Я еще раз смотрю на все эти ящики, стараясь запечатлеть в памяти систему расположения рюкзаков с предметами для оказания скорой помощи.
И вот когда вера моя иссякает, случается то, чего я так ждал. Я чувствую вибрацию у пояса, и сразу же раздается назойливый сигнал. Вызов! Коллеги сбегают по лестнице, и спустя несколько секунд мы мчим по улице с голубой мигалкой и громкой сиреной. Нам известно только имя, адрес и то, что больной задыхается.
Штефан, Сина и я подъезжаем к одноквартирному дому. Я хватаю рюкзак для оказания скорой помощи и мобильный кислородный баллон, а мой коллега Штефан – аппарат ЭКГ[14]. Целенаправленно идем к входной двери. Я донельзя воодушевлен, и ничто меня не остановит. Почти ничто. Мой порыв чуть не обрывается, когда я, полный энтузиазма, налетаю на запертую дверь. Спокойно! Сначала позвонить. Загорается свет.
– Минуточку, – раздается изнутри пожилой женский голос.
За дверным матовым стеклом вырисовывается силуэт, который движется согнувшись и очень медленно. Мы ждем. Я стою под потоками воды, но меня впечатляет спокойствие, исходящее от женщины за дверью. Наконец замок отпирают, и перед нами предстает дама в седых кудельках.
– Заходите же, – говорит она приветливо и дает нам пройти.
– Это вы нам звонили? – спрашивает Сина.
– Да, мой муж в комнате. Он опять задыхается.
Нагруженный, я тащусь вслед за коллегами через темную прихожую в ненамного более освещенную комнату. Ставни наполовину опущены, единственный источник света – мигающий телевизор. Обстановка в комнате симпатичная, но явно видала лучшие годы. Может, она даже старше меня. Темная мебельная стенка, книги и фарфор, рядом телевизор, перед ним журнальный столик, поверхность которого выложена коричневыми кафельными плитками. На диване лежит мужчина лет семидесяти пяти с лицом багрового цвета. Он с трудом хватает воздух.
Пока я включаю свет, Штефан представляет нашу команду и тут же переключает все внимание на пациента.
– Вы нас вызвали, потому что задыхаетесь? Как долго это продолжается?
– Я, – мужчина с трудом переводит дыхание, – я хотел встать с дивана и (задержка дыхания)… и меня будто сковало.
Между тем я готовлю кислород. Подавать спасительный газ я могу двумя способами: через маску, которую надевают на рот и нос, или через специальные «очки». Собственно, это вовсе не очки в прямом смысле, а полый пластиковый шланг, к одному из концов которого крепится кислородный баллон, а на другом находится петля с двумя расположенными рядом отверстиями. Через них кислород поступает в нос пациента. Дозировку можно установить на кислородном баллоне.
Я напряженно вспоминаю, чему меня учили. Через «очки» можно подавать максимум 6 литров в минуту, иначе пересохнет слизистая оболочка носа. А это пациенту в его состоянии вовсе ни к чему, ведь в конечном итоге кислород должен облегчать дыхание, а не создавать новые трудности. Я мог бы воспользоваться и маской. Но тогда не менее 6 литров. Я в нерешительности. Через «очки» мужчина может получить недостаточно кислорода, а маску многие не любят. Я взвешиваю все за и против и прихожу к выводу, что пациенту придется смириться с неприятными ощущениями от маски[15].
Штефан начинает с краткого опроса, так называемого анамнеза:
– Есть ли у вас боли? Если да, то где болит?
– Здесь, – мужчина, тяжело дыша, показывает на левую сторону груди.
– У вас есть аллергия на что-либо?
– Нет!
– Принимаете ли вы лекарства регулярно или принимали сегодня какое-либо из лекарств?
– Нет!
– Есть ли у вас помимо этого какие-либо заболевания?
– Да, диабет.
– Второго типа?
– Да, – кашляет он, – второго типа.
– Вы принимаете инсулин?
– Ах, ну да… маленький шприц всякий раз перед едой.
Ага! Во время обучения меня предупреждали, и вот оно – происходит на первом же вызове. А именно: то и дело на вопрос о медикаментах пациенты с полной уверенностью отвечают, что ничего не принимают. Почему? Этого я до сих пор так и не смог уяснить. Такое впечатление, будто для многих регулярный прием лекарств сродни ежеутренней чистке зубов. Очевидно, им кажется, что таблетка или даже содержимое шприца – нечто вроде сахара, добавляемого в кофе. Это ни в коей мере не намеренное введение в заблуждение, но в экстренном случае подобная забывчивость может оказаться чрезвычайно опасной.
Штефан продолжает:
– У вас уже были проблемы с дыханием или другие заболевания, кроме простуды или диабета?
Неожиданно из ниоткуда подает голос жена пациента, которая медленно, но верно приближается по коридору, чтобы ее услышали.
– Расскажи про ангину! – восклицает она. – Анги-и-ну!
Мужчина, чуть нервничая, рассказывает, что два года назад ему поставили диагноз angina pectoris[16]. Но лекарств от этой болезни он больше не принимает. Периодически у него возникали проблемы с дыханием, но они быстро проходили, и никогда не было так плохо, как сейчас.
Мой коллега разговаривает с пациентом, старается его успокоить, но мужчина почему-то фиксирует взгляд на мне. В глазах его читается крик: «Помоги мне!»
13
Разновидность пейджера. – Прим. рец.
14
Прибор для регистрации электрических потенциалов, образующихся при работе сердца, в форме электрокардиограммы (подробнее читайте в разделе «От колокольни и до кладбища недалеко», начиная со стр. 148).
15
Обычно руководствуются стандартом – рекомендацией: при удушье дается кислород, исходя из скорости потока по носовому катетеру 10–15 л/мин, и решает это не санитар, а фельдшер или врач. При использовании специального прибора, который помогает дышать как сервовентилятор (ДН), то через маску или интубационную трубку кислорода дается немного меньше. – Прим. рец.
16
Дословно «стеснение (боль) в груди» – временное нарушение сердечного кровообращения, которое часто возникает в связи с сужениями коронарных артерий.