Страница 5 из 12
Инга протолкалась поближе, чтобы лучше рассмотреть.
Это не могло быть совпадением.
– «Не ждали», – раздался рядом чей-то голос.
– Кто не ждал? – Она обернулась и увидела, что длинноволосый молодой человек снова оказался рядом.
– Эта работа называется «Не ждали». Вы понимаете, этим названием автор отсылает к знаменитой картине Репина.
– Понимаю, – усмехнулась Инга. – Вообще эта картина очень отличается от остальных. Как будто у нее другой автор.
– Вы совершенно правы! – Молодой человек оживился. – Эта работа относится к раннему периоду творчества Милославского, когда он находился под влиянием немецких экспрессионистов со свойственной им любовью к гротеску, резким, цветовым сочетаниям, шокирующим сюжетам и деталям. Позже художник перешел к другой эстетике…
Инга его не слушала: она смотрела на картину.
Теперь она увидела то, чего не заметила издалека. Ту самую шокирующую деталь.
Грудь мертвеца была криво рассечена, как грудь Воскобойникова. Из кровавой раны, как из жилетного кармана, торчали большие, тщательно выписанные серебряные часы с массивной цепочкой.
Инге показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она вспомнила тот ужас, который пережила в пустой квартире рядом с телом Воскобойникова. Вспомнила мелодию довоенного шлягера, звучащую из рассеченной груди.
Теперь эта мелодия ассоциировалась у нее только со смертью. Со страшной смертью.
– Вы так побледнели! – всполошился назойливый молодой человек. – Вам нехорошо? Согласен, эта картина может шокировать неподготовленных. Мы даже не хотели включать ее в экспозицию, но автор очень настаивал…
– Здесь просто душно, – отмахнулась Инга. – Вас, кажется, разыскивала ваша подруга.
– Ах, Анфиса. – Молодой человек снова смутился, но тут же забормотал: – Это просто знакомая…
– Меня это не интересует, – отрезала Инга.
Она справилась с головокружением и снова пригляделась к часам на картине.
Шеф любит повторять: нельзя привыкнуть к ужасному, с которым они сталкиваются в своей работе. Если ты к этому привыкнешь, в тебе не останется ничего человеческого. Но можно научиться воспринимать ужасное с трезвым профессионализмом, а для этого нужно внимательно вглядываться в то, что тебя потрясло, подмечать каждую деталь, любую подробность, ничего не упуская.
И Инга принялась внимательно разглядывать картину.
Первое, что она поняла: рана на холсте была в точности такой же формы, как рана на груди Воскобойникова, как будто художник писал ее с натуры.
Нет, тут же поправила она себя, картина написана значительно раньше, чем убит Воскобойников. Значит, как ни чудовищно это звучит, не художник копировал убийцу, а убийца – художника.
После раны она перешла к часам, торчащим из окровавленной груди.
Часы были выписаны с особой тщательностью.
Старинные серебряные часы, какие когда-то давно мужчины носили в жилетном кармане.
В верхней части циферблата Инга разглядела слово, вероятно, название фирмы, написанное затейливым готическим шрифтом: Westgotten.
– Вестготтен, – произнесла Инга это незнакомое слово, словно пробуя его на язык.
– Что вы говорите? – удивился длинноволосый молодой человек, который все еще ошивался рядом, хотя Инга ясно дала понять, чтобы ее оставили в покое.
– Да так, ничего. А вам не пора заняться делом? Вы же вроде здесь работаете.
Молодой человек расстроенно тряхнул волосами и наконец отошел.
Инга сфотографировала картину на телефон и хотела уже уйти, когда увидела на столике в углу стопку цветных каталогов. Она взяла один, нашла ту самую картину и взглянула на репродукцию.
Есть такая детская игра – найди десять отличий, развивает память и наблюдательность. Но сейчас не нужно было долго сравнивать репродукцию с оригиналом, чтобы найти одно, зато весьма важное отличие.
На циферблате часов в каталоге не было названия фирмы. Не было загадочного слова Westgotten, написанного изящным готическим шрифтом.
Инга подошла с раскрытым каталогом к длинноволосому сотруднику.
– Смотрите, а репродукции у вас халтурные. Не передают кое-какие детали.
– Что вы говорите? – Парень надулся, как индюк. – Я сам делал фотографии для каталога! Они же цифровые, с большим разрешением, как это нет деталей? Вы же понимаете: фотография есть фотография, особенно цифровая. Она передает все точно.
– А вот посмотрите: на картине есть название часовой фирмы, а в каталоге нет.
Длинноволосый тип уставился на репродукцию, как баран на новые ворота, потом перевел взгляд на оригинал – и его лицо еще больше вытянулось.
– Странно, – протянул он и тут же окликнул проходившую мимо молодую женщину с бейджем на платье: – Варвара Юрьевна, посмотрите.
– Что тебе, Иннокентий? – Дама взглянула на него с явным неодобрением, видно было, что он не пользовался у нее особой любовью.
– Посмотрите, как странно. В каталоге нет названия фирмы, а на картине оно есть.
– Какое название, о чем ты? – Ей явно было не до него.
– Да вот же! – не сдавался Иннокентий. – Видите, вон там, на циферблате часов…
Варвара нехотя взглянула на репродукцию, потом на картину и растерянно опустила руки.
– Что за черт? Я прекрасно помню, что здесь не было никакого названия!..
Она подошла к картине вплотную, пригляделась.
– Эти буквы написаны совсем недавно, краска только-только высохла. И рука совсем не Милославского, другой мазок, другая проработка линии…
Она повернулась к Иннокентию и строго спросила:
– Это твои шутки?
– Варвара Юрьевна, как вы могли подумать? Я бы никогда в жизни не позволил себе…
– Да, тебе, пожалуй, слабо, – она усмехнулась, – да ты и кисть держать не умеешь.
Инга не стала дожидаться окончания инцидента. Она тихонько выскользнула из зала, вышла из галереи и направилась домой.
У нее больше не было сомнений, что надпись на картине – дело рук того же человека, который принес в галерею сердце Воскобойникова. Дело рук убийцы.
Это послание.
И это послание адресовано ей, Инге.
Но что убийца хотел своим посланием сообщить?
Дома Инга первым делом включила компьютер и задала в поисковой строке слово, написанное на циферблате.
Для начала она сформулировала запрос так: «Часовая фирма Westgotten».
Но часовой фирмы с таким названием всезнающая Сеть не обнаружила.
Тогда Инга набрала просто «Вестготтен», кириллицей и без всяких уточнений.
На этот раз улов был ненамного богаче.
Ей тут же выдали информацию о небольшой фирме, точнее, об индивидуальном предпринимателе с такой фамилией.
«Вильгельм Карлович Вестготтен. Ремонт, продажа и покупка старинных музыкальных инструментов, клавесинов, клавиров и клавикордов, а также фонографов и граммофонов».
– Вот как. – Инга зашарила рукой по столу в поисках мобильника, но он зазвонил сам.
– Приходи через час на Ипатьевский рынок, поговорим.
Инга только вздохнула – привыкла уже, что Шеф никогда не назначает встречу в обычном месте.
Ипатьевский рынок отстроили недавно – большое крытое здание было заполнено едва наполовину, народ к рынку не привык. Инга миновала мясные ряды, вошла в овощные.
– Бери помидоры, красавица! – окликнули ее.
Инга отмахнулась и свернула в проход поуже. Какой-то мужчина придирчиво осматривал яблоки. Покупатель был самого скромного, можно сказать, непрезентабельного вида: потертая кепочка, заштопанная дыра на куртке, далеко не новая сумка на колесиках. Инга прошла было мимо, но он, не глядя, схватил ее за руку. Только тогда она узнала в неказистом мужичке Шефа.
«Сумка на колесиках – это уже перебор», – мысленно усмехнулась Инга, но вслух, разумеется, ничего не сказала.
– Что узнала в галерее? – Шеф уже оторвался от яблок и подталкивал Ингу к апельсинам.
Она быстрым шепотом рассказала о картине с часами и о вписанном туда имени Вестготтен. И о том, что есть такой реальный человек и зовут его Вильгельм Карлович Вестготтен. Торгует старинными музыкальными инструментами, граммофонами и фонографами.