Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 12



Однажды Джордж видел, как Боб шёл босиком по шоссе. Май месяц, тепло. На школьном автобусе Джорджа и его класс зачем-то повезли куда-то в район Пулковских высот. Скорее всего, Боб уже учился в 239-ой, в физико-математической. С другой стороны, с таким же успехом это могло произойти в те патриархально-кремовые времена, когда Борис ещё учился в 429-ой школе. Джордж говорит, что когда автобус с ним и с его одноклассниками ехал по шоссе, то он вдруг увидел в меру длинноволосого парня, который шёл босиком по шоссе. Это было дико круто. Джордж даже что-то крикнул! Его за это осудила учительница. Автобус проехал дальше, тогда Джордж увидел, что этот длинноволосый, босиком идущий по шоссе парень – так похожий на хиппи, про которых в те годы говорили много и часто – это Боб! Джордж, наверное, крикнул снова, и опять был осужден учительницей. Непонятно только следующее: если Джордж тогда учился в школе, то и Боб, стало быть, тоже. Причём Боб ведь учился на класс ниже, чем Джордж. Каким же тогда образом Боб умудрился идти босиком по шоссе в районе Пулковских высот? Тем более, что шёл он не ночью, не поздним вечером, а либо в праздничный, либо в выходной день, когда вокруг было много автобусов. И машин. И даже людей.

Нет, не всех своих школьных учителей забыл Джордж. Кого-то и запомнил. Само собой, Асю Львовну, и других учителей. Например, был такой пожилой учитель рисования, самым главным занятием которого было требовать от учеников, чтобы они рисовали газеты. И вот, на каждом рисовальном уроке, всем ученикам приходилось в своих альбомах изображать макет титульного листа какой-нибудь газеты. Раскрашивать его. Придумывать заголовки. Это продолжалось несколько лет подряд. Бесконечная газета. Вечная газета. Охренеть можно было от уроков постоянного рисования газеты

Среди педагогов доминировали Ивановичи и Израилевны. Учительница пения вдруг однажды стала ещё и учительницей истории. Её звали Дина Израилевна Кицис, на её уроках было приятно, она никого не давила и не унижала. Как это иногда делали иные учителя – например, учительница химии, рассказывавшая старинные дурацкие скороговорки про соли со щёлочью, а потом впадавшая в трубно-истерическое состояние и с размаху лупившая указкой по кафедре. У Бори и у Толи был в старших классах общий учитель физкультуры, узколобый, здоровенный, высокий громогласный тип, который умел шумно и не к месту смеяться, что-то даже слышал про битлов, но его потом попросили уйти из школы за то, что он слишком активно пытался общаться с девушками – старшеклассницами, причём прямо в женской раздевалке.

Директора школы звали Арон Давыдович. В одной из юношеских пьес Джорджа он, наряду с Битлами, был действующим лицом. Быть может, эту пьесу Джордж написал вместе с Борисом? Иногда происходили у них подобные литературные jam-sessions.

Арон Давыдович – строгий, властный и суровый мужчина, в голубоватом костюме. Лысый. За что преданные школьники ласково называли его Фантомасом. Галстук у Арона Давыдовича тоже, видимо, имелся, однако фактуру, цвет и прочие признаки-качества директорского галстука Джордж не запомнил. Но было, было, чёрт возьми, в облике Арона Давыдовича нечто неизъяснимо совдеповское, по-армейски строгое, казённое и душное.

Невозможно проигнорировать тот факт, что потом Джордж, много лет спустя, встретил Арона Давыдовича. Это произошло осенью 1982-года. Когда он работал монтировщиком в Оперной студии Консерватории. Или зимой 1983-го. Когда уже перестал работать в оперной студии и уныло трудился художественным руководителем в кошмарном ДК «Кировец». И вот, однажды, в позднее зимнее время суток, Джордж шёл по Невскому. В поисках тепла. Захотелось ему приобрести некоторую дозу в меру горячительного напитка, чтобы потом без маяты и душевного уныния провести здоровенный кусок ночи в лёгком алкогольном трансе. За приобретением горячительного Джордж направился в гостиницу «Балтийская», был прежде такой суперотель на Невском. Джордж открыл дверь, к нему подошёл швейцар. Джордж заявил, что не прочь купить портвейна. Швейцар привычно кивнул, назвал цену, исчез, появился, и тут же в его ловких, но совсем не в натруженных руках уже нарисовалась заветная бутылочка. Которая вскоре, после совершения бесхитростного акта купли-продажи переместилась в руки Джорджа. Ничего удивительного в этом не было, ведь в те блаженные совдеповские времена разве что только ленивый не умел доставать – находить – приобретать – покупать спиртное поздно вечером, ночью или даже рано утром..

Через некоторое время – неделя, месяц, полтора – два месяца, а то и три – Джордж вновь решил ночью приобрести очередную бутылку вина в той же «Балтийской». Решил – и приобрёл. Самое удивительное, что швейцаром в гостинице «Балтийская», у которого Джордж ночью покупал выпивку, был бывший директор 429-ой школы Арон Давыдович. Он постарел, усох, уменьшился, и всё-таки ещё немного походил на себя прежнего. Нет, Арон Давыдович не узнал Джорджа.

Быть может, только сделал вид, что не узнал?



Джордж сказал мне, что если так, то и чёрт с ним. Не брат он Джорджу, не друг и даже не дальний родственник. Продал в ночное время выпивку – и спасибо, thank you, а ведь мог бы, и подешевле портвейн продать. Если бы Арон Давыдович даже и узнал Джорджа, который во времена обучительства своего в среднем учебном заведения нумер 429 был ещё Толей, то и это не стало бы для него поводом для обкрадывания самого себя на небольшое количество мятых рублей.

Джордж после приобретения у бывшего директора школы спиртного напитка, не преисполнился тёплых и нежных чувств по отношению к нему. Которого ох не зря! Совсем не зря! – называли Фантомасом. Ведь он и был по сути своей внутренней настоящим педагогическим совдеповским Фантомасом.

Наверное, в году 1965-ом или в 1968-ом, – подумал однажды Джордж, – дальнейшие жизненные перспективы представлялись Арону Давыдовичу несколько в другом свете, нежели позже, в бездонной пучине середины восьмидесятых, когда пришлось ему на пороге гостиничном, во времена закономерного распада Совдепии, не в костюме и без галстука, приторговывать всякой бормотушной дрянью.

– Интересно бы у него вот что спросить – в другой раз подумал Джордж, когда уже в самый полный рост был Джорджем, а не Толей. Подумал он об этом, соответственно через два с чем-то десятка лет после того, как купил у швейцара Давыдовича порцию дешевого alco. – Нравилась ли ему киноэпопея с Фантомасом? Смотрел ли он её целиком? Какая из серий приглянулась более всего?

Но, увы, не спросил тогда у него Джордж, и уже едва ли удастся ему это сделать. Тем более, что потом на месте гостиницы «Балтийской» появился на Невском в меру навороченный отель «Невский Палас». А теперь – снова что-то вместо «Паласа» наворотили. Ничего не попишешь, Петербург строится и строит.

В середине восьмидесятых Джорджу с Бобом немного доводилось общаться. Боб жил-сидел тогда на крыше, на улице Софьи Перовской. И был оченно рад, и по уши погружён в создание золотой альбомной аквариумной серии – «Радио Африка», «Треугольник», «Табу» и прочие «Дети Декабря». Ну, а Джордж – тот своими делами занимался. Постигал основы роковой журналистики, резвился в ленинградском рок-клубе, ездил по бездонным просторам российским с мелкопрагматической целью рассказов о ленрок-музыке и показов в меру паршивых видеоматериалов жителям провинциальных советских полу и четвертьмегаполисов типа Перми, Тулы, Братска, Хабаровска, Ангарска или Жданова. Страстно жаждущим как можно больше и как можно глубже пропитаться вибрациями столь сладостного для них питерского рока. Иногда Боб и Джордж встречались на рок-фестах в других городах; правда, не слишком часто: в Вильнюсе в одна тысяча девяносто шестом, во время самой первой «Литуаники»; в Москве, когда Сантана и DOOBIE BROTHERS приезжали – правда, это был не фестиваль, а большой, длинный, здоровенный концерт. Ещё они виделись в Северодвинске и на Соловках – впрочем, и это был не фестиваль, а «аквариумно-трилистниковский» малый северный тур.