Страница 27 из 35
И Сара прервала затянувшуюся паузу, сказав: «Это я, Сарра, и я, кажется, сегодня приглашена на обед. Но так как предложений все не поступает, я позволю себе пригласить вас, уважаемый архитектор, к нам. Олней уже ждет и готов встречать всеми своими красотами».
Горьковатый аромат цветущих вишен заполнял кабинет Моисея. В столовой хлопотала прислуга, заканчивая последние приготовления к, пожалуй, самому важному обеду в его жизни. Еще было немного времени, когда он мог побыть один и когда никто не смел нарушать его покой. Теперь эти любимые с детства запахи Моисей вдыхал полной грудью, стоя у распахнутого окна. Весна, эти ароматы… Он всегда ждал прихода этого времени года. Оно приносило какую-то легкость, ощущение близких перемен и обязательно к лучшему, надежду. Сегодня за долгие годы он наконец-таки почувствовал, что к нему возвращается давно забытое чувство. Оно уже было когда-то в его жизни. Моисей ощущал его там, в любимом городе его далекого детства, когда пробирался путаными бобруйскими улочками сначала до рынка, затем до Белой церкви, а потом, растворяясь, сливаясь с бело-розовым светом цветения вишневых садов, вдыхал полной грудью нежно-горьковатые ароматы города-сада, сада-рая, наслаждаясь истинной свободой.
Опять про этот старый новый водевиль
Это для Светланы, это для Татьяны, это для Алины, это… По нервно заходившим желвакам на лице шефа Микки понял, что речь идет о какой-то очень высокой особе и очень нужной, или же не поддавшейся на обольщение и оставшейся равнодушной к персоне Самого. Нервозность усиливалась. Нет, наверное, все-таки речь идет об очень неприятной для него особе. Видимо, в его сознании уже зреет план, как ей досадить, и побольнее. Сначала он должен расположить ее к себе, по возможности привязать, а если получится, то и влюбить, а потом бросить… эффектно, неожиданно, когда надежда уже заполнит все ее сознание. Лучше это сделать в присутствии большого количества людей. По тому, как лицо шефа приняло привычно-каменное выражение с подобием полуулыбки нэцкэ, Микки понял, что план созрел и утвержден к действию. В момент, когда одинаковые букетики, перевязанные одинаковыми ленточками с одинаковыми нежными посланиями складывались в элегантную коробку, а шеф прибывал в своем, созданном им мире, некстати зазвонил телефон.
— На проводе! У телефона! — раздраженно жестко сказал-отрезал шеф, видимо, очередной воздыхательнице. — Я же предупреждал, у меня на это время назначено важное совещание. Я занят! — и отключил телефон.
Его лицо выражало возмущение. В эту минуту он действительно был в образе руководителя очень высокого ранга и его, при исполнении ответственных поручений, осмелились беспокоить, да еще по таким пустякам, как отдых любимого чада за границей. Выражение лица несколько смягчилось, он что-то очень быстро перестраивал в своем сознании. «Любимое чадо, заграница. Это может быть интересно. Вот ее-то я и попрошу об услуге… в обмен на замолвленное словечко перед вышестоящими о ступеньке вверх по карьерной лестнице для перспективной леди. Вообще-то вопрос этот не решаемый, но будет повод потянуть время. Его с лихвой должно хватить, чтобы эта упертая идиотка наконец-таки поняла, что только с ним и только при его поддержке она сможет состояться в этой жизни, пробиться через эту чиновничью паутину. Чувство вины, нет, комплекс вины он просто обязан сформировать у этой самоуверенной, до чрезвычайности самоуверенной…» — Он подбирал слова. Она ведь действительно была хороша и, что немаловажно, умна. В этом-то вся и загвоздка.
Да, пожалуй, ни одна особа не далась ему с таким трудом. Иногда он до самобичевания истязал свое сознание. Ну что в ней такого особенного? Да ничего. И он начинал представлять ее образ, в котором ничего не должно было быть такого, что вообще могло привлекать, особенно его, светского льва и сердцееда. И вот тут-то все и начиналось. Его внутренности начинало будоражить. Почему? Этот риторический вопрос в сознании даже не мелькал. Все тело простреливала дрожь, хотелось стонать от неудержимого желания броситься в пучину ее чувств, которых все не было и не было. Он начинал строить планы, как войдет к ней в кабинет, как своим, только ему присущим, вкрадчивым голосом начнет говорить слова, которые всегда умиляли женщину, делали ее податливей. Только не ее. Он опробовал, как ему казалось, все приемы. Он, Сам, опустился даже до того, чтобы признаться ей в самом сокровенном: «Вы мне нравитесь». И что? Да ничего. Спокойна, как слон, будто ничто внутри не шевельнулось, будто не ей это говорят, будто ей это вовсе и не надо, неинтересно все это ей.
Господи, сколько женщин были у его ног и пали пред его обольщением. Сливы, какие спелые и свежие сливы всегда за полцены продавала ему на рынке Настенька. Как щебетала на весь базарный ряд своим голоском, когда он на глазах возбужденных его присутствием барышень, со всей присущей ему строгостью допрашивал беднягу о количестве внесенного в почву удобрения, содержании и уходе за деревьями в саду, оценивая товар. Он любовался собой, своими изысканными одеждами. Ну где еще могли смотреть на него с таким восхищением и обожанием как ни здесь, между базарными рядами. А эти любопытные взгляды. Сколько читалось в них трепета, преклонения перед его достоинствами и неоспоримыми качествами. Ну где еще они могли увидеть здесь, среди базарной свары, столько достоинств, собранных в одном человеке, мужчине, для них — с большой буквы. Изыскан, холен, подтянут, строг, повелевает, а это особенно нравится женщинам, тем более этим, брошенным здесь, среди овощных куч.
А его медичка. Сколько милосердия, сострадания всегда было в ее взгляде. На все готова, дура переспелая. Неужели не понимает, что создан он совсем для другой женщины, с уровнем повыше, положением. Микки, наблюдая за ходом мыслей своего шефа, представлял, как блуждает его воображение, переходя от одного виска к другому, напрягая мышечные складки лба. Он уже знал, что это состояние было высшей степенью концентрации его ума. В мозгу рождался ни с чем не сравнимый план, стратегия.
Напряженную, уже несколько зависшую тишину, прервал очередной, видимо, вновь женский звонок. «Ждите! Я же сказал, что буду. Заканчиваю обсуждение и еду», — отрезал шеф. «Наконец-таки, — вздохнул Микки. — Вот поеду на потеху. Это даже интересно. Когда еще вот так, сразу, можно будет увидеть всех его воздыхательниц?»
Элегантная коробка, перевязанная элегантной ленточкой водрузилась на отведенное ей по предпраздничным дням место, а аккуратные букетики, перевязанные одинаковыми элегантными ленточками привычно разместились на заднем сидении. «Подъезжаю, выходите!» — сделал свой первый звонок шеф. Из подъезда выпорхнула немолодая, но моложавая кокетка в короткой юбке и с ярко-красной помадой на губах. По всему было видно, что к этой встрече готовились долго. Надежда так и искрилась из ее глаз. Но все было тщетно. Шеф так и не дал бедняге даже рот открыть. «Позвольте поздравить с вашим женским днем. Честь имею, занят, важное совещание». Ярко-красные губы еще долго посылали вслед удаляющейся машине свои чувственные вибрации. «Экономические вопросы, налоги, разрешения», — бормотал шеф, вычеркивая в своем блокноте объект № 1. Объект № 2 располагался недалеко, за углом соседнего дома. Как передают в эстафете заветную палочку стоящим по трассе бегунам, так шеф передавал очередной воздыхательнице очередной букетик. И так же, как и предыдущая, каждая последующая не смогла даже начать свою отрепетированную речь, наполненную эпитетами в превосходной степени и восхвалениями. Шеф как всегда был краток, тверд и решителен. Впереди ждали дела архигосударственной важности. А он, бросив все, мчится на встречу, пусть даже и краткую, только для того, чтобы поздравить, увидеть, оценить.
Букетики исчезали с молниеносной быстротой. В блокнотике напротив очередного объекта ставился плюс. «Медицина, образование, недвижимость, автосервис…» — продолжал бормотать шеф, систематизируя объекты. Оставался последний, видимо, самый проблемный. Перекладывая телефон из одной руки в другую, шеф напряженно о чем-то думал. По всему было видно, что он нервничает, даже попросил остановить машину. Собравшись с мыслями, он наконец-таки набрал заветный номер. На другом конце провода трубку подняли, но долго не отвечали. Скорее всего, был важный разговор по другому телефону. Шеф исходил желчью, которая только благодаря каким-то очень серьезным сдерживающим причинам, не прорывалась наружу. Наконец ответили, выслушали заранее отрепетированную речь, поблагодарили, извинились, положили трубку. Судя то тому обилию слов далеко не нормативной лексики, которые сотрясали салон машины, Микки понял, что шефа опять послали. План был сорван, настроение вконец испорчено, лицо начало покрываться ярко-багровыми пятнами, рука потянулась за нитроглицерином. «Как она могла, как осмелилась, его, Самого, который при исполнении, при исполнении таких важных задач не удостоить» — скорее всего, именно такие мысли терзали сознание шефа, терзали до такой степени, что его состояние начинало пугать. «Быстрей, в больницу, мой инсульт, я знал, он должен был вот-вот наступить. И вот теперь, сейчас, когда я… в больницу!»