Судьбы изменчивые лики

— Глория я, а иначе «слава». Вот и манят меня море, стихия, простор, чтобы мир этот славить, — будто закладывая первые строки для будущего поэтического опуса и приняв соответствующую позу, ответила Глория, лукаво улыбаясь Юсуфу. В ее глазах вдруг всеми разноцветиями заискрилась бирюза, переливы которой, сливаясь с переливами зеленовато-голубых оттенков собирающегося на покой моря, излучали теплоту, умиротворенность, а золотисто-огненные, летящие на ветру волосы, перешептываясь, словно зазывали в свою стихию. Юсуф сильными руками привлек к себе Глорию. Вдыхая ароматы ее тела, он все больше погружался в струящуюся энергетику Глории, растворялся в нежной ауре, сливался с ее миром и шелковистым бархатом тела. Ничто не могло удержать его страсть.

В узких улочках Эфеса особо ощущался зной. Он преследовал повсюду, обхватывал со всех сторон, исходил, казалось, даже от древних плит, булыжника, которыми была вымощена дорога. Она то уходила вверх, то неожиданно за поворотом резко меняла свое направление в сторону моря. В нижних этажах плотно прилегающих, теснящих друг друга домов местились лавки, магазинчики, продавцы которых бойко завлекали туристов и просто прохожих. Пройти мимо, обойти их своим вниманием было просто невозможно. Кругом все сияло, блестело, искрилось разноцветием красок, которые напоминали один огромный яркий турецкий ковер. Особые ароматы благовоний, традиционного для этих мест кофе, сандалового масла, гранатового чая стойко повисали в воздухе, дополняя общую картину этого экзотического уголка.

Глория, переходя от одной лавки к другой, ведомая Юсуфом, просто не успевала разглядеть все великолепие многочисленных предметов. Да и не старалась этого сделать. Ее узкая ладошка мерно покоилась в его широкой ладони, и ей нравилось улавливать, ощущать биение его сердца, реагировать своим сердцем на все посылаемые им импульсы. Ей нравилось просто бродить по этому миру, наслаждаясь тем, что так неожиданно послала ей судьба. Глория никогда не думала, что в ее жизни наступит момент, когда она не будет задумываться над тем, какой человек вдруг оказался рядом, просчитывать варианты возможных отношений, определять степень его интеллекта, социальное положение, а будет просто наслаждаться красивой внешностью, восхищаться его силой, упиваться тем, что ты все еще нравишься. Она ловила себя на мысли, что это состояние вовсе не было женским тщеславием. Ей действительно было хорошо, необыкновенно хорошо, непривычно легко и даже беззаботно, совсем как в юности, когда приходит вдруг увлечение, и ты думаешь, что впереди долгая жизнь, в которой ты будешь парить над миром в этом никогда не проходящем состоянии любви. Ей даже не было грустно от того, что значительная часть этой долгой жизни уже прожита. Она наслаждалась до упоения жизнью сегодняшней.

Глория любовалась статью Юсуфа, его сильным телом, лицом с легкой улыбкой и бархатистыми бордово-вишневыми глазами. Крепко держа ее за руку, легко подхватывая там, где надо было преодолеть сложный участок, Юсуф уверенно вел ее только ему ведомыми маршрутами, чему Глория вовсе не сопротивлялась. Иногда она мило грозила пальцем ватаге ребятишек, которые бежали за ней, показывая на ее волосы, бурно обсуждая необычный для здешних женщин играющий в лучах летнего зноя их рыже-золотой цвет. Иногда кокетливо подмигивала очередному излишне любопытному торговцу, который, откровенно рассматривая ее, посылал знаки восхищения. Ее летящие одежды нежно-бирюзового цвета приоткрывали силуэт красивого тела, легкие сандалии с плетением, уходящим вверх, подчеркивали стройность ног. Она походила больше на греческую богиню, грациозную и утонченную.

Над Эфесом уже опускалась вечерняя мгла, которая незаметно укутывала путников своим ласкающим южным теплом. А они все бродили и бродили по его узким улочкам, переходя от одной лавки к другой, иногда останавливаясь, чтобы полакомиться восточными сладостями или же насладиться ароматным гранатовым чаем.

Заиграла тихая мелодия волшебной флейты, загорелись приглушенным светом лампады, на небе вспыхнула звезда, покровительница этих мест, рядом с горящим полумесяцем. Разместившись на ярких подушках, разбросанных на огромном восточном ковре, Глория вместе с Юсуфом вслушивалась в звуки наступающей южной ночи, в биение сердец, погружаясь в манящий мир таинств и любви турецкой ночи.

Пьянящие ароматы сладострастия, зажигательные ритмы южного танца, тихая мелодия флейты восточного волшебника и зазывный голос муллы на рассвете, напоминающий, что на смену любовной неге приходит время покаяния и очищения души, — все эти картины, сменяя друг друга, всплывали в сознании Глории, заставляя переживать их снова и снова, наполняя душу давно забытыми или доселе неизвестными чувствами.

Она все набирала и набирала темп, ускоряя свой красивый брасс. Стремительно рассекая загоревшим до бронзы телом божественной красоты водный покров так, чтобы не повредить его, Глория метр за метром оставляла позади водную гладь.

Впереди во всем великолепии ее приветствовала знакомая яхта с игривыми дельфинчиками на борту и Юсуф с неизменной обворожительной улыбкой. И до счастья оставалось всего-то ничего. Оказывается, так мало нужно для этого самого счастья. Просто надо, чтобы тебя любили, а возраст для женщины — это такая условность, на которую вовсе не стоит обращать внимания, тем более, если ты действительно Женщина.

В небесах и на земле

Не спалось… Уже которую ночь одно за другим наплывали воспоминания. Вот и теперь они растревожили сердце и теребили душу. Стас потянулся за пачкой сигарет. В его жизни было много сложных периодов, но закурил он только после их расставания. Невольно он поймал себя на мысли о том, что в последнее время у него вообще появилось много странных привычек, например, ничем не объяснимая манера просыпаться в пять утра и заполнять утренние часы информационным мусором. Стас даже пытался убедить себя в том, что это важно для его работы. Но, в сущности, она была никому не нужна, как, впрочем, и многое из того, что он делал в последнее время.

Время… За какие-то 10–15 лет он стал самодостаточен, респектабелен, приобрел уверенность в себе. В нем появилась даже некоторая вальяжность, так не свойственная ему ранее, большую часть своей жизни посвятившему армии. Путь к этому благополучию был далеко не безоблачным. Но все это осталось в прошлом. Стас пережил так много, что все события из его прежней жизни, казалось, должны были бы давно уже затеряться в глубинах памяти.

У него были женщины, разные. Он даже не пытался вспомнить об отношениях ни с одной из них. Они просто приходили в его жизнь, уходили, потом опять возвращались. Все такие предсказуемые и до простоты понятные. Стас давно был в разводе, но восстановил отношения с бывшей супругой. Зачем? После всех обид этого можно было бы и не делать. Но так было нужно для его нового имиджа благородного, участливого к судьбе близких людей человека.

Бесконечные встречи, поездки. На какое-то время все эти события, казалось, стерли из его памяти прошлое. Но последнее время было для него просто невыносимым. Это уже начинало походить на какое-то наваждение. Ее образ преследовал его повсюду. Он, который не мыслил свою жизнь без комфортабельного авто, бродил вечерами по городу, вглядываясь в лица прохожих с надеждой встретить ее. Он знал, что она уже давно живет в этом городе, может быть где-то совсем рядом с ним. Стас ложился с мыслью поскорее погрузиться в принадлежащий только ему мир воспоминаний. Над ним довлело какое-то непонятное состояние. Это вовсе не было отчаянием, безысходностью. Глодало ноющее чувство утраты, чувство, что когда-то он потерял что-то очень важное в жизни и теперь без него она теряет всякий смысл, превращается в существование.

Стас ловил себя на мысли, что ему ничего не надо, он имел все. Но это «все» в последнее время отзывалось какой-то глухой пустотой: пустой дом с массой, наверное, нужных и дорогих вещей; пустой город с суетой снующих людей; пустая душа при обилии друзей. Если бы он мог тогда знать, что наступит иное время, неужели бы он принял такое решение. Он знал, что для него оно будет трудным. Но разве он мог представить себе, как может плакать душа зрелого мужчины. Ему хотелось уйти от всех: от назойливого внимания неожиданно появившихся многочисленных знакомых, каких-то женщин, видевших в нем удачную для себя партию. Чтобы хоть как-то оградиться от реальности, в кругу своих знакомых Стас методично внушал мысль о том, что его кайф — это аналитика, он весь в ней. Он больше не собирается создавать семью, ему не нужна никакая женщина. Боже, как нужна была ему женщина, именно его женщина, та, которая жила в его памяти, присутствовала в подсознании все эти годы и вернулась к нему в его мыслях именно сейчас. Как много он отдал бы сегодня за то, чтобы не было между ними этих долгих лет.