Санктум

Пузырьки воздуха, занесенные сюда прибоем и перекатывающиеся по своду пещеры, подали мне отчаянную идею. Я выпустил руку Беллы лишь на секунду, чтобы собрать пузырьки ртом.

Когда обернулся к девушке, то впервые за четырнадцать лет я мысленно поблагодарил ее увлечение экстремальным спортом. Она была натренирована не паниковать! Если бы она была обычным человеком, то уже давно захлебнулась бы. Но Белла не глотала воду, держась до последнего – и этим она отличалась от большинства людей. Ее легкие были свободны, позволяя ей прожить немного дольше.

Я резко схватил ее за волосы и притянул к себе, как можно плотнее соединяя наши губы. Мне не требовался кислород – все, что я нашел на своде пещеры, я выдохнул в ее легкие.

Глаза Беллы в изумлении расширились. Ее руки конвульсивно схватили мое лицо.

Я вернулся за пузырьками и делал это, пока не убедился, что судороги Беллы прекратились, а глаза стали осмысленными. В ту же секунду, не теряя времени, я подхватил ее за талию, дергая вперед.

Десять метров.

Я останавливался каждые десять метров, чтобы передать ей кислород. Поразительно то, с каким равнодушием и спокойствием она воспринимала возможность своей смерти. Ее сердце билось лишь ненамного быстрее обычного, она не испытывала ни грамма паники.

Десять метров.

Ее глаза были широко распахнуты, а губы доверчиво открывались мне навстречу всякий раз, когда я возвращался с пузырьками, передавая ей спасительный воздух.

Десять метров.

Она ни капли не сопротивлялась, позволяя мне тянуть ее вперед и огибать острые препятствия. Это хорошо. Пока она не тратила свои силы, принесенного мной воздуха хватало ей на большее количество времени.

Я стал действовать смелее. Доверием она помогала мне, и себе тоже.

Десять метров.

Я увидел свет впереди и бросил фонарик. Теперь успеем. В моих легких был достаточный запас кислорода, чтобы в последний раз отдать Белле его и вытолкнуть ее на поверхность. Она тоже заметила свет и начала активно работать ногами. Она хотела выжить, несмотря на кажущееся равнодушие. Это меня порадовало. Должно быть, экстремальные испытания просто закалили ее характер, но это не означало, что она готова умереть.

Наш последний поцелуй. Я не мог воспринять его так, потому что это прикосновение к ее губам не было чувственным и не несло в себе любовного смысла. Этот поцелуй был ради ее спасения – последний глоток воздуха. И я оттолкнул Беллу от себя, находясь на границе солнечного света. Дальше нельзя. Она должна выплыть одна. Всего лишь десять или двенадцать метров до поверхности. Я слышал моторную лодку и мысли рыбаков на местном диалекте. Они помогут Белле добраться до берега.

Я смотрел, как она медленно всплывает, ничуть не помогая себе ногами, глядя на меня. Я боролся со страстным желанием броситься вперед, чтобы помочь ей… но свет вынуждал меня оставаться на месте.

Я хотел кричать, чтобы она поторопилась!

Нет! - Выражение лица Беллы сказало мне больше, чем ее слова, больше, чем ее мысли, если бы я мог их читать. Нет! – Она замотала головой в отрицании, протянула ко мне руки, и я пришел в ужас, поняв, что она собирается плыть ко мне обратно.

Я разозлился, скованный солнечными лучами и рыбаками, которые могли увидеть меня поднимающимся со дна. Вода была абсолютно прозрачная. Они уже с интересом поглядывали вниз, различая Беллу, гадая, откуда она появилась.

Я пришел в ярость, кивая Белле, давая ей понять, что она должна слушаться меня. Во мне не было боли или отчаяния сейчас. Все это придет позже. Сейчас я хотел лишь одного: чтобы она прекратила рисковать своей жизнью и плыла наверх. Немедленно! Мое выражение лица отразило всю степень моего гнева, когда я кивал, и сжал кулаки, и сдвинул брови, приказывая ей повиноваться.

Не знаю, что больше сработало – моя ярость, отчетливо проступившая на лице и напугавшая ее, или инстинкт самосохранения, - но Белла, наконец-то, глянула наверх и рванула туда.

Мучительное облегчение пронзило все мое тело. Я обессилено шагнул назад, закрывая глаза и прижимаясь к стене, уходя в глубокую тень, сливаясь с этой тенью. Становясь снова тем, кем был, кем должен – всего лишь воспоминанием, сном, который не был для нее реальностью. Боль, пришедшая вместе с этим чувством, была беспощадной.

Я все еще смотрел, теперь чужими глазами, как рыбаки вытаскивают Беллу из воды и помогают забраться в лодку. Сначала она будто бы сопротивлялась, но затем смирилась. Лишь горькие рыдания сотрясали ее грудь, и я не мог понять, из-за чего она так сильно расстроена.

Я сидел возле выхода из пещеры вплоть до момента, пока не приехала машина скорой помощи. Моряки оказались достаточно заботливыми, отведя девушку в тень на берегу и отпаивая ее прозрачной свежей водой, пока дожидались врача. Белла храбрилась, но была настолько слаба, что позволила им отвести себя до машины. На носилки лечь категорически отказалась.

Она время от времени смотрела в сторону океана, как будто надеялась, что я вот-вот выйду из воды, и это обеспокоило меня. Мне казалось, что мы поняли друг друга. Теперь я начал сомневаться, что это было так. Ее лицо было не просто грустным – оно было трагичным, как будто она потеряла дорогого человека. Но им не мог быть я, она знала меня всего два дня!

Я утешил себя тем, что ее обида пройдет со временем. Ну, конечно, стоит Белле оказаться в привычном кругу, и воспоминания сотрутся из памяти через пару недель. Так я думал.

Когда я убедился, что Беллу осматривает врач, а машина скорой помощи направляется в больницу, я понял, что мне необходимо немного побыть одному, чтобы привести мысли в порядок. Если я прямо сейчас появлюсь среди людей, я могу выдать себя, потому что мое сознание было неустойчивым от пережитого потрясения. Мое тело испытывало боль от потери Беллы, почти физическую. Мое сердце разрывалось на части от предательства, которое я совершил. А воспоминания терзали с неожиданной силой. Оттолкнувшись ногами, я бросил себя вглубь пещеры, собиралась проделать обратный путь. Я все равно не мог появиться на берегу днем, а уединение казалось сейчас единственным вариантом, чтобы немного опомниться.