Санктум

- Но это будет не так, как сейчас, - неожиданно она горько разрыдалась, ее плечи судорожно вздрагивали, такие хрупкие и маленькие, и мне отчаянно хотелось обнимать, ласкать ее, что я и делал, лишь бы она прекратила убиваться из-за ерунды, которую она забудет уже через несколько дней. – Не так, чтобы я могла прикоснуться к тебе. Видеть тебя…

- Пожалуйста, не плачь, - умолял я, ее слезы было невыносимо видеть и слышать, мою грудь рвало на части. – Все будет хорошо, Белла. Ты еще такая молодая. Такая красивая! Ты встретишь того, кто сделает тебя счастливой.

- Я тебя хочу, - не соглашалась она упрямо. – Тебя.

Это было не так. Она совсем не знала меня, не догадывалась, что я вовсе не ангел, а монстр, неоднократно отнимавший человеческие жизни, и столько раз бывший близко к тому, чтобы отнять и ее жизнь тоже. Даже сейчас, когда она плакала в моих руках, мой рот все еще был полон яда. Несмотря на то, что я на удивление хорошо справлялся сейчас с этой частью свой сущности, я не мог не признать, что мое тело все еще жаждет ее крови, с убийственной силой уничтожая во мне остатки человечности.

Ее слезы действовали разрушительно на меня. Я еще никогда в своей жизни не говорил столько «нет» и «нельзя», в то время, как мне с отчаянной силой хотелось орать «да» и «я буду с тобой».

Она была взрослой девочкой. Она справится с этим.

Она выберется отсюда, уедет домой и поймет, что наша встреча была бессмысленной. Она знает, что я не человек, должна же она понимать, что у нас нет причины быть вместе. Когда спустя неделю или две чары спадут с ее глаз, она продолжит свою жизнь так, будто меня никогда и не существовало. Я останусь лишь мимолетным воспоминанием, ангелом из ее снов, каким и был для нее всегда…

Она плакала. И запах ее слез сводил меня с ума.

Я больше не мог находиться близко. Мне нужно было расстояние, иначе я бы скоро сдался.

Мне пришлось силой отодрать от себя Беллу и поднять ее со своих колен. Она позволила мне это, ее тело дрожало, когда она всхлипывала, обреченно и бессильно наблюдая, как я одеваюсь.

Я же вовсе не мог смотреть на нее. Я стыдился того, что сделал с ней. Всего два дня понадобилось мне, чтобы украсть ее сердце. Как могло такое произойти? Я четырнадцать лет оберегал ее, и всего двух суток хватило, чтобы я все-таки стал ее погибелью. Это рвало меня на части с той же силой, с какой рвало желание упасть перед ней на колени и сказать о своей любви. Я мог представить, как ее печальные, заплаканные глаза светлеют, и как счастливая улыбка озаряет ее красивое лицо…

Но я бы никогда не простил себя за такой эгоистичный поступок. Я дам ей шанс забыть меня. Это будет легко. Должно быть легко.

Я ужаснулся, когда заметил, что Белла прихрамывает теперь на обе ноги, когда подвел ее, безропотную и униженную, к кромке воды. Я мог бы провести более тщательный осмотр, но для этого ей пришлось бы снова раздеться. Я бы не вынес этого вторично. Поэтому оставалось лишь надеяться, что ее просто мучает боль, а не что-то более серьезное. Смогла бы она наступать на свою ногу, если бы я сломал ее? Я содрогнулся от воспоминания, как сильно мои пальцы сжимали ее маленькое бедро. Я мог запросто раздавить ее одним неосторожным движением, и даже не заметил бы этого. Мой рай очень легко мог бы обратиться адом…

Я постарался забыть об этом инциденте как можно скорее. Важнее было вытащить ее отсюда, спасти из каменной ловушки. Другими словами, спасти и от меня. Потом у меня будет уйма времени, чтобы предаться своему страданию.

Белла не спорила, когда я надел на нее баллон и проверил все. Она будто отсутствовала – ее лицо стало безжизненным, равнодушным. Как если бы ей стала безразлична ее судьба.

Я не был уверен в том, что она в состоянии услышать меня, поэтому я взял ее лицо в ладони, приковывая ее взгляд. Мне нужно было, чтобы она сконцентрировалась. Не выйдет ничего хорошего, если прямо сейчас, в двухстах метрах от спасения, Белла прекратит бороться.

- Слушай меня, - потребовал я, зная, как мой пристальный взгляд влияет на людей, - слушай, что я скажу.

Она смотрела, не отрываясь, так доверчиво, что мое сердце снова разорвалось на части. Громадное усилие воли понадобилось мне, чтобы выдержать этот полный безграничного доверия взгляд и говорить о деле, а не о своих эгоистичных желаниях и чувствах.

Я любил ее больше собственной жизни, поэтому все, что я мог сделать для нее ради ее же счастья – это уйти и позволить ей забыть меня.

- Ты не должна удивляться. Если я вдруг исчезну, ты не должна пугаться. Так надо. Меня не было здесь. – Так и есть, я всего лишь сон, мираж, который не должен остаться в ее памяти. Я пытался внушить ей это, используя все свои способности вампира.

- Нет, это не так, - возразила она, и слезы быстро наполнили ее глаза снова. – Ты не сон!

Как будто мои способности не действовали на нее, она продолжала упорствовать, как я ни старался добиться правильного эффекта.

- Никто не должен знать, что я был здесь с тобой. - Она должна понять меня. Я не могу появиться из ниоткуда. - Ты выбралась сама.

- Я никому не скажу, - пообещала она, но я почему-то не почувствовал облегчения. Было больно и страшно смотреть на ее дрожащие губы и блуждающий взгляд. Она выглядела, как будто я убиваю в ней все живое.

- Я помогу тебе добраться. Но потом я оставлю тебя. До берега около ста метров. Сбрось баллон и плыви. Ты сможешь?

- Нет! – она начала плакать сильнее, горько, как ребенок, у которого отняли самое дорогое и заветное. Она цеплялась за мои твердые руки своими хрупкими, по-человечески слабыми пальцами. – Не уходи!!!

Она не понимала, с каким количеством трудностей связано мое появление на берегу. Яркое солнце тут же раскроет мою нечеловеческую природу. Даже если бы я согласился остаться с ней, я никак не смог бы выплыть прямо сейчас на берег. Ей придется сделать это в одиночестве, хочет она этого или нет.

- Пожалуйста… - просил я ее быть благоразумной, мое сердце болезненно пульсировало от ее слез.

- Пожалуйста… - твердила она с упрямством обиженного ребенка, ее пальцы впились в мои запястья, беспомощно скользя по ним, и не причиняя вреда.

Я смотрел на нее, молча, до тех пор, пока ее истерика не прекратилась. Решив, что она достаточно успокоилась, потянул за собой в океан. Но она не желала идти туда, упираясь ногами. Она в самом деле была похожа на капризного ребенка, и это ее упорство разозлило бы меня, если бы не причиняло столько боли. Очень трудно отталкивать от себя ту, которую любишь, тем более тогда, когда она так отчаянно не желает отпускать тебя. Я буквально готов был взорваться от избытка эмоций. Я горел от невозможности ответить ей взаимностью.