Санктум

Еще раз я вгляделась в аквалангиста напротив меня и поняла, что это не мог быть один и тот же человек. Они даже не похожи. Глаза этого парня смотрели с беспокойством, а не с ненавистью. Он протягивал руку, поторапливая меня, потому что я медлила слишком долго, увлекшись воспоминаниями. Доверчиво я вложила свою руку в его крепкую ладонь.

На этот раз Эдвард плыл первым, толкая впереди себя оба своих баллона - свой и запасной. Я поняла, почему он не пустил меня вперед. Я слышала, как обломки с грохотом скатываются вниз, когда Эдвард продолжал расширять ход. Лаз был слишком узким, я едва могла протиснуться в него с баллоном за плечами. Наверное, мне тоже стоило снять свой.

Проход был бесконечно длинным, уводящим на глубину. Попутное течение помогало двигаться быстрее, но все же нам потребовалось около десяти минут, чтобы одолеть весь спуск. Удивительно, как Эдвард смог проделать этот путь за время, в несколько раз меньше этого? Конечно, у него не было с собой баллона, но все же…

Я поняла, что застряла, примерно на середине пути. Попалось очень узкое место, и я зацепилась регулятором. Паника захлестнула меня, когда я увидела исчезающие впереди ноги Эдварда. Я знаю, что зря беспокоилась, и что он не оставит меня одну, но в этот миг поддалась чувствам, что делать строго запрещено. Дергаясь, я пыталась освободиться, но пещера крепко держала меня в своих цепких руках.

Ласты ничем не помогали, мешая упереться в стенки прохода, и тогда я скинула их. Пальцами ног я нащупала шершавый уступ и толкнула тело вперед. Дернувшись что было сил, я прорвалась, и мгновение спустя оказалась на свободе, встретив испуганный взгляд Эдварда перед собой, сменившийся облегчением.

Мы оказались в пещере огромных размеров – фонарь не показывал стен или свода, и дна. Пещера была поистине бездонной.

Лицо Эдварда снова стало взволнованным под маской, и я показала ему «окей». Он показал мне на что-то за моей спиной, указав и за свою спину, и я поняла, что что-то не в порядке с моим снаряжением. Давление падало. Стремительно. Должно быть, я повредила регулятор, когда дернулась вперед, и теперь воздух покидал баллон с огромной скоростью.

Не знаю, что на меня нашло. Я пыталась ровно дышать, но снова запаниковала. Мои глаза, должно быть, стали круглыми от ужаса. Нам не хватит воздуха, если один из баллонов поврежден. Один из нас умрет. От ужаса мне стало недоставать воздуха. Это было бедой.

Эдвард медленно приблизился ко мне, знаками показывая, что я должна успокоиться. Он обхватил меня ногами, очень крепко. Его лицо было близко. А затем он потянул из моего рта загубник, отнимая его у меня. Я в ужасе замотала головой, хотя сама видела – воздух на исходе. Мне все равно придется сделать это. И у нас есть запасной баллон. Вот только нам не хватит на декомпрессионный подъем! Мы умрем оба. Так не лучше ли дать шанс Эдварду выбраться одному?

Я попыталась отпихнуть его от себя, показывая убираться, но он и не думал уступать. Насильно выдернув мой загубник, он так же насильно вставил мне свой, чтобы я могла дышать. Жестами он не просто просил, он приказывал мне успокоиться. И я сумела. Очень трудно отказаться от собственной жизни, когда ты близок к смерти. Я прижала загубник ко рту, жадно, с благодарностью втягивая воздух. Едва ощущала, как Эдвард отстегнул мои ремни, и испорченный баллон медленно полетел на дно. Отстегнув и свои ремни, Эдвард умудрился надеть на меня свой жилет со снаряжением прямо в воде, в подвешенном состоянии.

Я мысленно пыталась посчитать оставшийся у нас запас. Один баллон мертв, во втором воздуха едва ли на час. Резервный полон. У нас есть запас кислорода на три часа – делим пополам, по полтора часа на каждого. Мы на сорока метрах, это минимум четыре остановки по пятнадцать минут, а лучше бы по полчаса, если хотим выжить. Еще проплыть двести метров неизвестно куда. Должно хватить впритык – это если точно знаешь, что делаешь. Но мы не знали. И мы все еще висели в воздухе без движения вперед.

Я показала, что я в порядке, чтобы не тянуть время. И мы поплыли.

Я несла на себе оба баллона и фонарь – Эдвард двигался налегке, сбоку от меня, чуть позади, указывая мне путь. Он дышал, используя запасной загубник, хотя я даже не могла видеть, как он это делает. Я посмотрела на манометр и поразилась тому, насколько показатель давления высок. Баллон был полон! Такое впечатление, что Эдвард из него и вовсе не дышал. Или измеритель сломался и указывает неверно? Или Эдвард подал мне загубник от резервного баллона, а я не заметила подмены? Я оставила этот вопрос на потом. Сейчас важнее было выбраться.

Наконец, впереди показалась стена. Проход в ней был широким, неопасным. Мы двигались осторожно, вполне умещаясь в нем вдвоем, приближаясь – я надеялась на это – к спасению. </p>

<p>

К счастью, пещера очень полого поднималась – это существенно сокращало время будущей декомпрессии, даря надежду на хороший исход путешествия. Вот и двести метров позади, а выхода наверх все не видно. Извилистый путь продолжался, казалось, бесконечно, и вывел нас в еще одну большую пещеру. Прошел час пути! Больше, чем мы плыли до тупика! Теперь точно нет пути назад, даже если бы мы захотели вернуться. Да и на декомпрессию воздуха на двоих не осталось. Я мысленно начала прощаться с жизнью, когда Эдвард остановился и указал мне пальцем наверх. </p>

<p>

Я посмотрела и увидела очень далеко нашу цель – воздух. Возможно, это просто пузырь, и тогда мы погибли. А возможно, это еще одна пещера. Эдвард, конечно, не мог быть здесь за шесть минут и вернуться обратно, тогда как вместе мы плыли сюда час, так что это было всего лишь предположение, что нас ждет твердая почва под ногами.

Я показала жестами время декомпрессии, и Эдвард кивнул. Я сердилась на него, потому что он игнорировал протянутый ему загубник. Он снова обхватил меня ногами и показал жестами, что с ним все в порядке. Я не поверила ему. Я злилась.

Мы зависли на двадцати метрах, и я приказала Эдварду затолкать загубник себе в рот. Он послушался, но зачем-то плавно переместился мне за спину. Я подозревала, что это для того, чтобы я не видела, если он вновь решит нарушить устав. Черт те что! Этот мальчик умрет на моих руках, когда мы поднимемся наверх!

Его ноги и руки обхватили меня сзади, и я почувствовала себя удивительно спокойно. Я прижала свои руки поверх его, боясь, что он уйдет. Не бросит меня – нет. Что он умрет по глупости, потому что не слушается правил, не понимая (или понимая?), чем ему это грозит. Бог мой, может, он пытается спасти меня ценой собственной жизни? Я не хотела принимать такую жертву. Я бы, скорее, поступила наоборот. Но я не могла заставить его дышать вместо себя. Он был сильнее меня физически, и гораздо упрямее, судя по всему.