Страница 13 из 70
Мир и благословение! Шалом увраха.
Ваше письмо от 9 Ияра и посылки с книгами (одна на адрес университета, две — на домашний) получил. Праотец Авраам отказывался от подарков, а я, его дальний потомок, принимаю их без зазрения совести. И открыто говорю: Вы — Авраам, обогащайте и обогащайте меня! Нету меня слов, чтобы отблагодарить Вас и нет возможности оплатить этот материальный и моральный долг. Поэтому уповаю на Господа Бога — он оплатит Вам сполна по щедротам Вашим.
Ваша исследовательская работа о школе реб Давида Нагида очень заинтересовала меня. Правда, исследования литературных древностей — не моя специальность, но поскольку я когда-то изучал Талмуд (право исполнять обязанности раввина я получил, достигнув жениховского возраста, затем посмотрел и передумал), — я всю жизнь интересовался талмудической литературой и ее создателями. Это наш не раскрытый еще клад. Большое Вам спасибо за оттиск.
* * *
Конечно же, все, что из моих трудов появится в печати, вышлю Вам с радостью, но это не так скоро. Первый том энциклопедии увидит свет приблизительно через полгода, все же остальные известные Вам мои работы — еще позже. В государственной библиотеке имени Ленина обещали мне выполнить все Ваши просьбы.
Я получил приглашение в Иерусалим, на Третий международный конгресс по иудаистике. Поехал бы с большой радостью, но по двум причинам мне придется отказаться: семейной и по состоянию здоровья. Сообщите мне, пожалуйста, отправитесь ли Вы на конгресс?
Пожалуйста, все, что будете посылать мне, шлите на мой домашний адрес.
Мои добрые пожелания Вам и Вашей семье к празднику дарования Торы нашей.
С приветом и добрыми пожеланиями
Ф. Шапиро
ПРИЛОЖЕНИЕ №2
После смерти отца Абрам Иосифович Рубинштейн уже самостоятельно преподавал иврит и продолжал работу отца в Институте международных отношений.
Абрам Иосифович обратился ко мне с просьбой о том, что он хочет быть похоронен рядом с могилой Феликса Львовича. Это было очень сложно, но все же я очень счастлива, что мне удалось это сделать. Могила Абрама Иосифовича, его верного Санчо Пансо, находится рядом с могилой отца на еврейской части Востряковского кладбища.
Позволю себе опубликовать последнее письмо Абрама Иосифовича нашей семье, полученное в 1979 году, где он прилагает и последнее письмо отца к нему. Оно проливает свет на его отношение к большой работе «Курс древнееврейского языка». Оказывается, отец не положил в свой архив эту работу, как мы решили вместе с ним на семейном совете, а продолжал над ней работать и мечтал об опубликовании.
К курсу иврита должна была быть приложена и хрестоматия. Частично об этих текстах и шел разговор в письме Феликса Львовича.
Письмо Абрама Иосифовича:
«Дорогие друзья!
Состояние моего здоровья не дает мне возможности совместно с Вами отметить столь знаменательную дату — 100-летие со дня рождения дорогого и незабвенного всеми нами Феликса Львовича. Наша совместная работа по внедрению языка иврит и над словарем оставила глубокий след во всей моей дальнейшей жизни. Мне посчастливилось много лет быть учеником и ассистентом дорогого Ф.Л. и по мере сил и возможностей продолжать начатое им дело. С гордостью могу сказать: «Мы были первыми». В одном из ближайших номеров «Советиш Геймланд» будет моя статья о научной деятельности Ф.Л. Для краткой характеристики наших дружественных отношений прошу зачесть сохранившееся у меня одно из последних писем (на языке иврит), написанное Ф.Л. 14.06.1961 г., находясь на даче.
«Абрам Иосифович, дорогой друг!
Позволю себе возложить на тебя нелегкий труд. Сообщили мне от твоего имени, что Гранде не согласен дать отзыв о моей рукописи до того, как не закончу ее всеми текстами. Раньше дал согласие на это, а теперь отказывается от своих слов. Бог с ним! Пожалуйста, получи у него мою рукопись и привези мне ее сюда. В течение лета завершу работу над ней.
С уважением и любовью Ф.Ш.»
Из трудов Ф.Л.Шапиро
МАЛКА מלכה
(Из путевых впечатлений)
В этой моей заметке я не имею в виду касаться тех проблем принципиального характера, которые выплыли у меня во время моей поездки этим летом для обследования хедеров, предпринятого по поручению Общества просвещения. Все это я надеюсь сделать в свое время в ряде последующих статей.
Здесь я хочу лишь поделиться с читателями некоторыми впечатлениями, вынесенными мною из посещения отдельных мест, и раньше всего — тем глубоким, неизгладимым впечатлением, которое произвел на меня один женский хедер в местечке Мире Минской губ. Вплести этот хедер звеном в общую цепь вопросов о женских хедерах, уделить ему обычную рубрику в массе цифровых данных, обусловливающих собою тот или другой общий вывод — значило бы совершить крупную ошибку как по отношению к самим выводам, так и по отношению к этому хедеру. Явление своеобразное, выходящее за пределы обычного, необходимо выделить, поставить особняком. Во-первых — для того, чтобы более ярко подчеркнуть характер общего, так называемого среднего вывода, а во-вторых, чтобы освободить это среднее от примеси нетипичных элементов и представить его потом в чистом виде.
Уже через несколько часов по приезде в Мир в первом хедере я услышал имя Малка. Меламед обратил мое внимание на нее, как на «редкую» женщину, обучающую в своем хедере девочек по своеобразному, ею самой изобретенному методу. Женщин, обучающих девочек механическому чтению и письму, так называемых писательниц, я встретил много на своем пути, а потому я остался равнодушен к словам меламеда — почитателя Малки: «Она работает по своей методе».
На следующий день мне пришлось для выяснения некоторых вопросов, имеющих отношение к иешиботу, посетить Roschieschivo[10]. Делясь со мною своими мнениями и сведениями о меламедах и хедерах, старый раввин упомянул между прочим имя Малки и настоятельно советовал мне посетить ее хедер, функционирующий уже в течение 30 лет. «Все мои дочери и внучки получили свое еврейское образование у Малки», — прибавил почтенный старик, а в тоне, которым были сказаны эти слова, я почувствовал особое уважение к этой женщине.
Понятно, что после этого я немедленно отправился разыскивать пресловутую Малку. Впрочем, искать мне не пришлось: первый попавшийся ешиботник тотчас указал мне место нахождения «Малкина хедера».
Малкин хедер помещается на «главной» улице местечка, в конце длинного узкого переулочка. Уже у поворота в переулок до меня донесся характерный напев многоголосого детского хора, распевающего в унисон какую-то молитву. Было 10 часов утра. В большой комнате на скамейках школьного образца, расположенных амфитеатром вперемежку с обычными «хедерными» столами, сидело около 50 девочек. Дети, по-видимому, еще не все были в сборе. Двери поминутно открывались, торопясь входили запоздавшие девочки, но, пораженные неожиданностью присутствия постороннего человека, они сразу умеряли шаг и, пронизывая меня испытующими взорами, бесшумно занимали места. За одной скамейкой спиной ко мне стоял старик и с указкой в руках управлял хором читающих девочек. Дети обратили его внимание на меня, и он обернулся. Увидев меня, он засуетился в поисках стула и, едва отвечая на мое приветствие, изобразил на своем лице испуг и растерянность. Малки не было дома, она ушла на базар за покупками. Предо мною был ее помощник — муж. Я старался его успокоить, но он не поддался моим увещеваниям и на все вопросы отвечал только, что скоро придет Малка, жена.
Мне осталось уйти, что я и сделал, пообещав вернуться через час.