Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 103



Я остановился, пытаясь сориентироваться, и услышал возгласы на азербайджанском языке. На том самом, который за четверть века другой, ушедшей жизни в Баку стал для меня таким же родным, как и русский. Вот тебе на! Ослышаться я не мог?

Хозяин антикварной лавки, куда я заглянул, отчитывал за что-то мальчишку.

– Сабанын хейр олсун, – произнес я. – Недча сян?[2]

– Ахабатын хейр, – ответил хозяин и вежливо добавил: – Сах ол, лап яхши-ям.[3]

Обменявшись ритуальным вежливым приветствием, хозяин разглядывал меня с пытливым вниманием темно-кофейных глаз. Мальчишка убежал исправлять упущенное, а я, подчиняясь приглашению, опустился в продранное кресло, что стояло среди разбросанных антикварных вещей. Чего только тут не было: бронза, картины, хрусталь, серебро, кожа, какие-то плетеные предметы, фарфоровые вазы и статуэтки…

– Гость чем-то интересуется? – спросил хозяин.

– Нет. Услышал знакомую речь, зашел, – ответил я, смекнув, что хозяин по национальности, видимо, турок, а турецкий язык мало чем отличается от азербайджанского, одна языковая группа.

Узнав, что я долго жил в Баку, хозяин оживился – в Баку у него жили какие-то родственники, и он подумывал наладить деловые контакты. Многие в Израиле пытаются наладить деловое сотрудничество, и особенно с Азербайджаном – может быть, из-за нефти.

Гостеприимство мусульман было мне знакомо с детства, и турок своим радушием подтверждал суру Корана о том, что гость в дом мусульманина послан Аллахом.

Турок запер лавку и пригласил меня подняться выше на этаж, быть его гостем. Случайное знакомство, как ни странно, меня затягивало. Извинившись, хозяин оставил меня в комнате: надо было дать распоряжения домашним…

Комната была обставлена с традиционной мусульманской аскетичностью. Ничего лишнего. Открытая ниша с аккуратно сложенными цветастыми тюфяками, посудой. На полу ковер. В углу кувшин из серебра. На подоконнике книги, дощечки для письма – письменный стол, как и вообще стол, в доме мусульманина не обязателен. В другом углу комнаты молитвенный коврик – вероятно, в той стороне и находится Мекка, подобно тому, как евреи молятся, обратив лицо в сторону Иерусалима…

В узком окне рисовался тонкий контур минарета.

– Это Белая мечеть, – пояснил вошедший хозяин. – Ее построили на месте старой синагоги.

– Другого места не нашли? – съязвил я.

Хозяин засмеялся.

– Наша жизнь подобна синусоиде: то евреи наверху, то арабы. Сейчас – евреи.

– Однако они не строят синагогу на руинах мечети. Строить на руинах, подобно победителю, что утверждает свою победу, насилуя женщин побежденных…

Турок кивнул и объявил, что в его роду было немало евреев, но сам он мусульманин.



– Ничего странного, – продолжал хозяин. – Вы помните притчу о пророке Мухаммеде? Как он путешествовал по небесным сферам? Архангел Гавриил знакомил пророка с его родственниками. На первом небе их встретил праотец Адам. На втором небе – Иоанн, на третьем небе Мухаммеда приветствовал Иосиф, на четвертом – Енох, на пятом – Аарон, на шестом – Моисей, на седьмом – сам Авраам, прародитель евреев. И наконец, выше седьмого неба Мухаммед встретил Лотосовое дерево рядом с престолом Аллаха, который и утвердил Мухаммеда своим пророком и наместником на земле… Об этом ночном путешествии мусульманские богословы написали тома с массой подробностей. Вообще-то, если бы не ваши пророки, мусульманам пришлось бы в день молиться пятьдесят раз, как первоначально завещал Аллах. Именно по совету Моисея Мухаммед упросил Аллаха сократить число молитв до пяти… Извините, но я должен оставить вас наедине со своими мыслями, – учтиво завершил хозяин.

А из приоткрытого окна уже доносился тонкий голос муэдзина Белой мечети. Муэдзин призывал правоверных к исполнению полуденной молитвы – икинди.

Хозяин провел ладонями по лицу, достал из ниши глиняный черепок, отошел к коврику и опустился на колени. Он склонял и выпрямлял туловище, касался ладонями пола, опускался ниц, касаясь лбом глиняного черепка, что олицетворял священный камень Каабу. Закатывал глаза и тихо приговаривал: «Аллах акбар».

Сколько раз в те далекие годы я наблюдал за свершением намаза. В Баку неподалеку от моего дома взметнула свои два минарета весьма почитаемая на Среднем Востоке мечеть Таза-Пир, и мы, мальчишки, играли во дворе мечети в свои детские игры…

Благословенные времена! У детей моего поколения не было национальных вопросов. Все ребята, кроме общего, русского языка, знали язык соседей и считали его своим. Так продолжалось годами в моем прекрасном городе на берегу Каспийского моря. Даже в позорное время пятьдесят третьего года, когда коварно обманутая страна содрогалась от «злодеяний» врачей-убийц, когда в далеких северных городах евреев вышвыривали из автобусов, избивали на улицах, увольняли с работы, мстя за своих любимых вождей, в моем мудром городе Баку я, студент второго курса, достаточно взрослый молодой человек, не ощутил на себе даже косого взгляда – так глубоко были заложены традиции межнационального братства.

И какой вирус поразил в наше время тех самых людей, моих старых товарищей-друзей, которые вдруг вспомнили, что, оказывается, мир состоит из «наших» и «не наших»?!

Хозяин закончил намаз, поднялся с колен, встряхнул коврик, спрятал глиняный черепок и вернулся ко мне.

Подушка, на которой я восседал, была жесткой, и я пытался найти удобную позу. Мальчик, которого турок распекал в магазине, принес поднос с двумя грушевидными стаканами – «армуди», мелко наколотым сахаром и сухим печеньем. Словно я и не покидал свой город с уютной чайханой на берегу Каспийского моря.

– Почему я не переехал в Турцию? – переспросил меня хозяин. – Не буду говорить о себе, просто мусульманин моего достатка – человек не богатый, имеющий свое маленькое дело… Знаете, почтенный, лучше, чем в Израиле, нам нигде не будет. Ни в Турции, ни в Египте. Особенно сейчас, когда население страны ищет компромиссы с арабским населением. Ведь бунтуют в основном мальчишки. Бросают камни, сеют раздор. Серьезные люди в этом не участвуют, серьезные люди понимают преимущества такой страны, как Израиль. – Хозяин немного помолчал. – Дело это сложное, ведь надо соблюдать и принципы ислама. А ислам – довольно жестокая религия. Пророк Мухаммед был великий человек, но добился всего не прощением и пониманием, а непримиримостью и жестокостью. Может быть, в те времена так и надо было поступать, но в наше время такой подход не дает результатов. А Мухаммед считал, что все методы хороши для утверждения ислама – и убеждения, и сила, и коварство… Взять хотя бы историю Мухаммеда и его ученика Али. Когда враги решили убить Мухаммеда, тот оставил на своем ложе Али, покрыв его своим зеленым плащом, чтобы запутать врагов. Понимаю, Мухаммед спасал себя для дела ислама. Но он мог бежать не один, а взять с собой и Али, не приносить его в жертву. Слава Аллаху, убийства не случилось. Но все же… я эту суру не понимаю.

– А вы – еретик, – вставил я.

– Нет. Мне бы хотелось, чтобы поступки человека, которого я высоко ценю, не вызывали в моем сердце… смущения.

Хозяин умолк, помешивая ложечкой в стакане, он выжидал, когда гость первым коснется стакана.

Давно я не пробовал такого вкусного чая. Густой, он вязал язык и нёбо особым ароматом. Хорошая хозяйка у этого турка: на Востоке принято судить о достоинстве женщины и по тому, как она справляется с чаем.

– Вы, почтеннейший, изволили сказать, что арабам живется не так уж и плохо в этой стране, – заметил я в традиционно восточном уважительном стиле.

Турок кивнул, возвращая стакан на ковер.

– В таком случае, как вы относитесь к вопросу о возвращении земель, которыми овладел Израиль в Шестидневной войне?

– Отрицательно! – ответил хозяин. – Ни в коем случае. Это будет началом конца Государства Израиль. Нащупав слабину, объединенные арабские силы примутся разваливать Израиль с новой энергией. Тогда или конец Израилю, или конец всему миру, учитывая атомный потенциал страны, приговоренной к уничтожению. Понимаете, Израиль возник из ничего, на голом месте. Это самая невероятная фантазия двадцатого века, хотя исторически она и оправданна. У Израиля есть много достоинств и один существенный недостаток. Его достоинства – моральная сила народа, инженерная и деловая мысль, воинская доблесть и искусство полководцев. Но один недостаток может перечеркнуть все достоинства: слабая дипломатия. В стране нет мудрых дипломатов. Они в основном дилетанты: отставные военные, бизнесмены или даже, простите меня, террористы – в суровые годы рождения государства ничем не брезговали, все было оправданно. Потому и методы дипломатии отражают прошлую профессию этих дипломатов. В начале возникновения государства – да, были дипломаты. И Голда Меир, и Бен-Гурион, и Вейцман… Они тоже не считали себя чистыми дипломатами, а больше политиками, но талант дипломатический у них был… Скажите мне, почему Киссинджер, скажем, не стал дипломатическим лидером Израиля? Этот великий дипломат! Разве Израилю он не нужен? А ему предлагали. Но он видел недоброжелательность тех, кто засел в правительстве и думал в основном о своем кресле. С ними Киссинджеру не хотелось иметь дела, он и отказался. А я уверен, что Киссинджер давно бы решил проблему Палестины. Вернул бы всех палестинцев, построил им дома, дал работу… К примеру, те же друзы. Арабы! А живут интересами Израиля, даже в армии служат. И с палестинцами могло быть такое. Надо показать сущность арабских лидеров, их корыстные интересы. Если завтра наступит мир, палестинцы сразу увидят, что их лидеры ни к чему не способны. Самое большее, на что они способны, – раздувать костер войны и греться у этого костра… Так что жаль, что у Израиля нет мудрых дипломатов. И вообще, у меня много претензий к правительству. Правительство, которое озабочено своим престижем и выгодами больше, чем выгодами страны, рубит сук, на котором сидит.