Страница 14 из 103
Еще раз ему довелось повидать мать только на ее похоронах. Он даже в больницу не удосужился вырваться, хотя мать и пролежала там три месяца. Она часто писала ему. Отвечал ли он? Деньги, правда, посылал. Не регулярно, а так - когда вспоминал. Но если посылал, то не скупился…
Тоска охватила Клямина. Ничего уже не вернуть - никаким блатом, никакими связями, никакими деньгами. В черную бездну уплыли навечно близкие ему люди. Они его любили так, как никто никогда не любил. А он? А сестра Катерина? Она одна и была предана матери до конца. Ничем не упрекнула она Антона на похоронах. Только вот глаза у нее были недоступные и печальные. А между тем он, Клямин, в тот зимний день привез на похороны венок из ста живых роз…
Клямин рыдал на кладбище искренне, покаянно. Казнил себя. А вернулся в Южноморск - и снова закрутился в своих делах. И месяца не прошло, как все настолько расписалось по своим местам, что однажды - грех вспомнить - вдруг возникла идея послать матери денег. Но в следующее мгновение резанула мысль: умерла ведь она - некому посылать. В тот день Клямин глухо напился. Пожалуй, он и не помнил, когда еще так напивался. Дома, один, выгнав какую-то бабу, что ввалилась к нему со скуки. А когда пришел в себя, поехал на телеграф и послал сестре все свои наличные деньги. Сколько там было? Тысяча тридцать шесть рублей. Он хотел и с какой-нибудь из сберкнижек снять. Только были уже закрыты все сберкассы. Назавтра Клямин малость поостыл. Но о посланных сестре деньгах не жалел…
Сквозь толстый ковер на полу продолжали пробиваться торопливые звуки скрипки. Додик играл что-то нудное. Заканчивал, начинал снова. Словно старался внушить Клямину нечто важное. А Клямин изворачивался, сопротивлялся. «Вышибет, подлец, слезу, доиграется», - думалось Клямину. Он перелистал почти весь альбом. С каждой новой страницей движения его становились медленнее, возбуждение возрастало. Выходит, он торопился домой не из-за телефонного звонка Серафима. Точнее, не только ради этого звонка…
Или ему показалось, что должна существовать нужная ему теперь фотография? Прошло столько лет. В конце концов, она могла выпасть, затеряться… Нет, фотография нашлась. Она лежала под желтой газетной вырезкой. Блеклая, в каких-то мелких пятнышках, будто прозрачная. Клямин взял ее в руки. Удивительное сходство. Только у той, исчезнувшей в толпе вокзала, более тонкая шея и выше лоб. А в целом сходство было поразительным. И волосы, и губы. Да и всем своим обликом Наталья походила на мать Клямина в молодости. Это сходство бросилось ему в глаза при первом же появлении Натальи там, на перроне…
Раздался телефонный звонок.
Клямин знал, что это звонит Серафим.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Миксер работал отвратительно - то развивал сумасшедшие обороты, то еле вращал рамку смесителя. Иногда он и вовсе останавливался. Это Леру раздражало. Хорошо еще, что неполадки возникли днем, когда посетителей мало, весь зал на виду. А вечером завсегдатаи загораживали стойку плотной стеной. И Лере надо было работать энергичнее… Она подала администратору заявку с требованием вызвать механика из треста. Но механик не являлся. Пришлось нанимать мастера со стороны.
До недавних пор подобные неурядицы улаживал Яков Николаевич Сперанский. Но в последнее время Яков вроде не замечал Леру, приучая ее к мысли, что придется уйти, освободить место. И все, от администратора до судомойки, это почувствовали и легли на соответствующий курс. Частенько Лере приходилось самой выходить в зал, собирать посуду. Вот и сейчас. Уборщица ушла в производственный отдел и пропала. Посуда скапливалась на столах. Если появится директор, неприятностей не оберешься. Только их Лере и не хватало…
- Надо втулку менять, хозяйка. - Наладчик снял руки с корпуса миксера. - Износилась прокладка. Пробивает.
Лера пересчитывала бутылки с коньяком. Вчера она передала сменщице сто шесть штук азербайджанского, юбилейного. Оставалось всего сорок две. Лера записала на листочек количество бутылок, положила его на видное место.
- Вас позвали привести миксер в порядок.
- Я и думаю. - Наладчик принялся рыться в своем чемоданчике. - Я и думаю. Миксер должен работать. Остальное - пустяки.
- Остальное - пустяки. - Лера взяла поднос и вышла в зал. Поднятые жалюзи пропускали сильный дневной свет в просторное помещение с квадратами пустых столов. Лишь в углу виднелся чей-то одинокий силуэт…
Лера принялась убирать со столов грязные чашки, тарелки, апельсиновую кожуру. Она протирала столы тряпкой, поправляла салфетки, передвигала стулья…
Столик, размещавшийся в углу зала, был покрыт каким-то особым лаком. Если протереть его насухо, можно добиться зеркального отражения. Лера подошла к этому столику, заканчивая уборку. За ним сидела какая-то девушка. Лера сразу обратила на нее внимание… Этот профиль… Эта крупная волна волос… Девушка взяла только чашку кофе. Перед ней лежал развернутый пакет, из которого выглядывали колбаса, масло и половина булки.
При виде Леры посетительница попыталась прикрыть салфеткой купленную в магазине еду. Лера предложила девушке чистую тарелку, нож, вилку. На улыбку девушка ответила мягкой и милой улыбкой. «Да она просто красавица», - подумала Лера.
- Вы приезжая?
- Да, - с готовностью ответила девушка.
- Поздновато. Сезон уже закончился. Скоро пойдут дожди. Знаете, у нас бывают очень затяжные дожди. Особенно в октябре.
- Ну, до этого времени я, вероятно, уеду.
Лера присела к столику.
- Сейчас в баре пусто, - проговорила она. - А вечером не протолкнешься.
- Да, - согласилась девушка.
- Правда, с едой тут не очень. Бар, сами понимаете: напитки, легкая закуска. В соседнем зале имеется фирменное блюдо - бифштекс «Курортный»… Вы остановились на квартире?
- Да. У хозяйки.
Чей-то голос громко оповестил Леру о том, что ее вызывает к себе директор. Лера швырнула тряпку на поднос, сняла и положила на табурет передник. Ее глаза стали злыми. Она что-то произнесла сквозь зубы и, не взглянув на девушку, пошла прочь.
Полукруглый кабинет был гордостью Якова Николаевича Сперанского. Интерьером он повторял в миниатюре главный зал бара. Сперанский - лысый кряжистый мужчина в сером литом костюме, на пальце скромный золотой перстень - сидел за своим столом и просматривал бумаги. В кресле напротив развалился экспедитор Сурен. Это он вызвал Леру из зала и теперь сидел, ожидая решения какого-то вопроса.
Когда Лера вошла, Сурен подмигнул ей веселым черным глазом и чмокнул губами, посылая воздушный поцелуй. Лера ему нравилась, и Сурен этого не скрывал. Сперанский недовольно постучал пальцами по столу. Сурен тронул грубыми руками свой толстый нос и притих.
- А что севрюга? - проговорил Яков Николаевич и, к великому удивлению Леры, показал ей на стул у двери.
- Севрюга пока плавает в Каспийском море. И ничего не знает.
- А когда она узнает? Смотри, Сурен. Ведешь к позору мое заведение, Сурен. Тебе оно легко досталось, - проговорил Сперанский без особой строгости.
- Яков Николаевич, или вы не знаете своего экспедитора?
- Я его очень хорошо знаю.
- Деловые люди мне сказали: «Сурик, рыба пока плавает в Каспийском море, пусть себе плавает. Но когда будет надо, она поменяет курс». Вам ясно?
- Надо через пять дней.
- О! - воскликнул Сурен и принял в широкую ладонь подписанные директором накладные.
Он с трудом вытянул себя из кресла и направился к выходу. Поравнявшись с Лерой, Сурен закатил черные мавританские глаза.
- Лера! - произнес он жарким голосом. - Даю десять рублей за один искренний поцелуй.
Сурен был одним из немногих сотрудников, которые относились к Лере дружески, зная о настроении директора. И Лера это ценила. Она поднялась со стула, обхватила длинными руками крепкую шею Сурена и прикоснулась губами к его колючей щеке.