Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 139



Бросив все версальские дела и утехи, Мориц целиком отдался молниеносной подготовке и не менее стремительному осуществлению задуманного предприятия.

Он собрал со своих богатых парижских любовниц и уже сильно обедневшей матери — графини Кенигсмарк, генеральной любовницы Августа II Сильного — всё, что только мог, и помчался в Митаву. Для того чтобы стать мужем Анны Ивановны, Морицу предстояло получить согласие Дворянского курляндского сейма, имевшего право выбирать герцога по своему усмотрению. И здесь счастье сопутствовало Морицу — его избрали герцогом. Однако это решение требовало дальнейшего утверждения королём Польши и согласия на то российской императрицы, так как Курляндия по юридическому статусу зависела от двух этих стран и было необходимо их согласованное решение. Казалось, что отец Морица, занимавший трон Польши, несомненно, утвердит его избрание, но не тут-то было: политика взяла верх над родительскими чувствами и Август воздержался от одобрения.

И уж совсем никаких надежд не мог связывать Мориц с русской императрицей, поскольку ситуация не соответствовала её политическим планам.

А случилось так, что в это же самое время Екатерина I решила, что герцогом Курляндии должен стать Меншиков, который и отправился в Ригу с внушительным кавалерийским отрядом. В Митаву же для переговоров с сеймом поехал и Василий Лукич Долгоруков — влиятельный член Верховного Тайного совета и опытный дипломат.

Вскоре в Митаву прибыл и Меншиков, где встретился со своим соперником на курляндский трон.

Желая сразу же поставить Морица на место, Меншиков первым делом спросил:

   — А кто ваши родители?

Мориц ответил вопросом на вопрос:

   — А кем были ваши?

Курляндское дело кончилось в конце концов ничем для обоих соискателей. Причём Мориц потерпел двойное фиаско — он не только лишился перспективы завладеть троном, но и получил отказ в своих матримониальных намерениях. Последнее же обстоятельство связано было с комическим эпизодом, более смахивающим на фарс.

...Дело было в том, что Мориц поселился во дворце своей невесты, в одном из его крыльев. Ожидая благополучного исхода сватовства, пылкий кавалер не оставлял без внимания и молодых придворных красавиц. Одной из его пассий оказалась фрейлина Анны Ивановны, которую граф Саксонский среди ночи пошёл провожать домой. Это случилось зимой, во дворе замка лежал глубокий снег, и Мориц понёс любовницу на руках. Внезапно он обо что-то споткнулся, поскользнулся и упал, выронив фрейлину в снег. И вдруг услышал пронзительные женские крики. Это кричали испуганная фрейлина и ещё кто-то другой. Оказалось, что Мориц упал, споткнувшись о спящую пьяную кухарку с чёрной дворцовой кухни, где готовили для конюхов, кучеров и младших слуг. Пьяница лежала на снегу, и Мориц, не заметив её в темноте, запнулся, упал и уронил на неё свою любовницу. Обе женщины, страшно испугавшись, стали пронзительно кричать. Во дворце возник переполох, проснулись все его обитатели и в их числе Анна Ивановна, получившая очевидное доказательство того, каков её жених.

Понимая, что ситуация сложилась весьма для него неблагоприятная, Мориц всё же проявил упорство и остался в Митаве, пока туда не пришли четыре русских полка под командованием генерала Ласи. Мориц бежал, на рыбацкой лодке переправился через реку Лиелупа и затем добрался до Данцига.





Так завершилось очередное неудачное сватовство Анны Ивановны.

После этого отвергнутая невеста зачастила в Петербург, где, как мы уже знаем, оказалась совершенно своей среди тех, кто окружал Екатерину I. Но смерть первой императрицы круто изменила ситуацию.

Император Пётр II

Когда Екатерина умерла, внуку Петра I великому князю Петру Алексеевичу шёл тринадцатый год. Он был мягок душой, красив, достаточно развит и весьма неглуп для своих лет, напоминая покойную мать — Софью-Шарлотту Вольфенбюттельскую. С самого начала своего неожиданного воцарения двенадцатилетний мальчик попал в очень непростую ситуацию, ибо кроме него претенденткой на трон могла оказаться и восемнадцатилетняя дочь Петра I и Екатерины I Елизавета Петровна — его родная тётка.

Сторонники Елизаветы стали прочить ей в мужья всё того же вечного жениха — Морица Саксонского. Сторонники же Петра II сватали ребёнка-императора за дочь Меншикова — Марию.

Желание двора примирить две партии породило фантастический проект женитьбы Петра Алексеевича и Елизаветы Петровны — племянника и тётки, но ему не удалось осуществиться: Меншиков увёз Петра к себе во дворец и там сосватал его со своей дочерью — несостоявшейся супругой Петра Сапеги.

12 мая, когда тело Екатерины ещё не было погребено, Пётр II возвёл Меншикова в звание генералиссимуса, дав ему очевидное преимущество перед пятью жившими и действовавшими в ту пору фельдмаршалами. 16 мая Екатерину похоронили, а уже через неделю во дворце Меншикова на Васильевском острове была необычайно пышно отпразднована помолвка Петра II и Марии. Меншикову эта великая удача нс вскружила голову, и он демонстративно протянул руку примирения и дружбы ненавидевшим его Голицыным и Долгоруковым. После этого враждебными ему осталась лишь Анна Петровна и её муж — Голштинский герцог Карл, но и от них вскоре избавился умный и ловкий генералиссимус: он пообещал супругам миллион флоринов и, выдав им для начала всего сто сорок тысяч, отправил Анну и Карла в Голштинию. Им была обещана ежегодная пенсия в сто тысяч флоринов и поддержка России в деле присоединения к Голштинии соседнего Шлезвига. 25 июля 1727 года герцогская чета отплыла из Петербурга в Киль, сопровождаемая небольшой группой придворных, среди которых были и люди, близкие к российской императорской фамилии.

Среди них прежде всего следует отметить девятнадцатилетнюю Мавру Егоровну Шепелеву, особенно доверенную «конфидентку» Елизаветы Петровны. Её дядя — Дмитрий Андреевич Шепелев женился на родственнице пастора Глюка — Дарье Ивановне, и из-за этого был близким человеком в семье Петра и Екатерины. Сохранил он своё положение и во все последующие царствования, особенно возвысившись при Анне Ивановне. Его-то родственница — Мавра Егоровна и отправилась в Голштинию, выполняя двоякую роль: и фрейлины Анны Петровны, и сердечной подружки Елизаветы Петровны. Находясь в Киле, она сообщала Елизавете Петровне обо всём, происходящем во дворце и городе. Образчиками её писем могут служить, например, такие:

«Сестрица ваша ездила в санях по Килю, и все люди дивовались русским саням». Или: «ещё ж доношу, что у нас балы были — через день, а последний был бал у графа Бассевича, и танцевали мы там до десятого часу утра, и не удоволились в комнатах танцевать, так стали польской танцевать в поварне и в погребе. И все дамы кильские также танцевали, а графиня Кастель, старая, лет пятьдесят, охотница великая танцевать, и перетанцевала всех дам, и молодых перетанцевала». В этом же письме Шепелева просила поздравить с кавалериею, то есть с награждением орденом одного из первых любовников Елизаветы Александра Борисовича Бутурлина.

А письмами от 12 и 19 февраля 1728 года Шепелева сообщала о рождении у Анны Петровны сына Карла-Петра-Ульриха — будущего российского императора Петра III и о церемонии его крестин.

Не успели письма Шепелевой дойти до Петербурга, как случилось неожиданное несчастье: скоропостижно умерла молодая мать новорождённого — Анна Петровна. Произошло это из-за того, что в Киле, по случаю рождения принца Карла-Петра-Ульриха, были устроены великие празднества, завершившиеся грандиозным фейерверком. Анна Петровна после родов ещё недомогала и потому лежала у себя в опочивальне, не принимая участия в торжествах. Но когда она увидела за окнами своей спальни всполохи огней и россыпи звёзд фейерверка, то, не удержавшись от соблазна полюбоваться всем этим, встала с постели и настежь распахнула одно из окон. Сильный холодный ветер ворвался в комнату: за окном стоял февраль, — и герцогиня простудилась. Назавтра она заболела воспалением лёгких и через десять дней умерла.