Правительницы России

Правда, вся эта игрушечная армия состояла из 2000 солдат и матросов, 250 унтер-офицеров и 130 обер- и штаб-офицеров, что равнялось полному штату одного полка настоящей армии.

Главным занятием гатчинского войска, одетого в тёмно-зелёные мундиры прусского образца и живущего по уставам армии Фридриха II, были строевые учения, смотры, разводы и парады. И, попадая в Гатчину, сильно напоминавшую Берлин будками, шлагбаумами, кордегардиями и гауптвахтами, Александр и Константин из великих князей превращались во взводных командиров в разных полках армии своего отца.

Забегая чуть вперёд, скажем, что с 1795 года братья должны были приезжать в Гатчину по четыре раза в неделю к шести утра и находиться там до часа дня, занимаясь экзерцицией, учениями и манёврами. Проходя артиллерийскую практику, Александр оглох на левое ухо, и поправить его глухоту не смогли уже до конца дней.

Следует признать, что и Александр и Константин, очень боясь отцовского гнева за нерасторопность или нечёткость в собственных действиях, всё же полюбили общий строй Гатчины, её дух, её камуфляж. До конца дней они пронесли неувядающую любовь к блеску парадов и показательных манёвров, к чётким механическим передвижениям многотысячных колонн, которые по единому мановению руки мгновенно перестраиваются в каре, меняют фронт, образуя причудливые квадраты и линии.

Так, меж Царским Селом и Гатчиной завершилось детство Александра и Константина.

Когда же Александру пошёл пятнадцатый год, Екатерина решила, что пора подумать и о его женитьбе. Поисками невесты занялся посланник при мелких германских дворах граф Николай Петрович Румянцев, сын фельдмаршала Румянцева-Задунайского, будущий министр иностранных дел, основатель известного московского музея и библиотеки, носивших его имя.

Екатерина обратила внимание Румянцева на внучек Баденского маркграфа Карла-Фридриха — дочерей наследного баденского принца Карла-Людвига. Семья Карла-Людвига и его высоконравственной и добродетельной супруги Амалии славилась тем, что все четыре их дочери воспитаны были самым лучшим образом, отличались хорошим нравом, красотой и здоровьем.

Румянцеву следовало особенно внимательно присмотреться к двум старшим принцессам — одиннадцатилетней Луизе-Августе и девятилетней Фредерике-Доротее. В случае, если, по мнению Румянцева, девочки окажутся достойными стать великими княжнами Российского императорского дома, следовало, собрав все необходимые сведения, добиться согласия родителей на поездку сестёр в Петербург.

Румянцев сразу же очаровался старшей — Луизой-Августой. Сопровождавший его в поездке в Карлсруэ граф Евграф Комаровский писал о ней: «Я ничего не видывал прелестнее и воздушнее её талии, ловкости и приятности в обращении».

Юному Александру, после того как сёстры 31 октября 1792 года прибыли в Петербург, оставалось лишь остановить выбор на одной из них. И его избранницей оказалась старшая — Луиза, а младшая, пробыв в Петербурге до августа 1793 года, уехала обратно в Карлсруэ.

После того как выбор был сделан, события носили обычный порядок: невесту образовали в православии, крестили по греческому образцу, нарекли русским именем — на сей раз Елизаветой Алексеевной, обручили с Александром Павловичем, объявив их женихом и невестой, и затем в конце октября 1793 года сыграли свадьбу.

После свадьбы Александр и Елизавета окунулись в жизнь, наполненную праздниками и нескончаемыми удовольствиями. У них появился свой двор, свой штат, а вместе с этим начались сплетни, интриги и борьба сразу же образовавшихся при «молодом дворе» враждебных друг другу партий. Не обошлось и без скандалов, самым громким из которых стало настойчивое ухаживание за юной женой Александра Платона Зубова.

Влюбившись в Елизавету, а может быть, лишь сделав вид, что влюблён, Платон Александрович не встретил ответного чувства, и оттого впал в меланхолию. По целым дням валялся он на диване, заставляя играть для себя на флейте. Сладострастные и печальные звуки ещё более ввергали его в грусть и томление.

15 ноября 1795 года Александр писал своему другу, графу Виктору Павловичу Кочубею: «Вот уже год и несколько месяцев граф Зубов влюблён в мою жену. Посудите, в каком затруднительном положении находится моя жена, которая воистину ведёт себя, как ангел».

А она и действительно вела себя, как ангел, однажды написав своей матери об Александре: «Счастье моей жизни в его руках, если он перестанет меня любить, то я буду несчастной навсегда. Я перенесу всё, всё, но только не это». Однако, если внук императрицы не сразу разобрался в происходившем, то его бабушка мгновенно всё оценила и решительно отвратила намечавшийся роман. Платон быстро пришёл в чувство и вернулся от пятнадцатилетней великой княгини к шестидесятичетырёхлетней императрице.

Свадьба многое переменила в жизни Александра. Он перестал учиться, признавая из учителей лишь Лагарпа — первого из всех его воспитателей и наставников, который продолжал сохранять над ним всю силу своего прежнего влияния. Переменив порядок жизни, Александр из прежних привязанностей сохранил лишь одну — к плац-парадам, разводам, фрунту.

Его главный воспитатель, генерал Протасов писал о первых месяцах после женитьбы своего воспитанника: «Он прилепился к детским мелочам, а паче военным, подражая брату, шалил непрестанно с прислужниками в своём кабинете весьма непристойно. Причина сему — ранняя женитьба и что уверили Его Высочество, что можно уже располагать самому собою... Вот как, к сожалению, окончился 16-й год и наступил 17-й».

Между тем, очарованная своим старшим внуком, Екатерина не хотела замечать и малейших его недостатков и именно после свадьбы твёрдо решила сделать Александра наследником престола, в обход сына-цесаревича.

Ещё в 1780 году, когда Александру не было и трёх лет и, следовательно, его достоинства не могли быть определены хоть сколько-нибудь убедительно, Екатерина, независимо от чувств к старшему внуку, пришла к выводу, что его отец не может после её смерти занять российский престол. После одной из бесед с Павлом Екатерина заметила: «Вижу, в какие руки попадёт империя после моей смерти. Из нас сделают провинцию, зависящую от Пруссии. Жаль, если бы моя смерть, подобно смерти императрицы Елизаветы, сопровождалась изменением всей системы русской политики».

С тех пор мысль о лишении Павла права наследования престола не оставляла Екатерину, причём всё чаще она стала задумываться над тем, чтобы ещё при своей жизни объявить цесаревичем Александра. 14 августа 1792 года, Екатерина писала Гримму: «Сперва мы женим Александра, а там со временем и коронуем его». Платон Зубов, всячески пытавшийся вредить Павлу во мнении Екатерины, более прочих поддерживал императрицу в намерении венчать на царство Александра в обход Павла. Такая позиция Зубова объяснялась прежде всего тем, что он опасался прихода к власти Павла, ибо ничего хорошего для него лично это не сулило, и кандидатура Александра для Зубова была намного предпочтительней.

Через три недели после свадьбы Александра Екатерина начала подготовку к осуществлению второй части своего плана. 18 октября 1793 года она привлекла к делу Лагарпа, желая, чтобы он должным образом повлиял на Александра, но так как императрица говорила обиняками, Лагарп сделал вид, что не понял, о чём идёт речь.

Последствия не заставили себя ждать: в январе 1795 года Лагарп был отставлен от службы и, получив чин полковника, десять тысяч рублей на дорогу и пожизненную ежегодную пенсию в две тысячи рублей, весной уехал из России.

Перед отъездом он открыл секрет Александру и убеждал его отказаться от трона, во-первых, потому что это безнравственно, и, во-вторых, потому что Павел мечтает о короне, а Александр как раз не хочет ни императорской власти, ни связанных с нею почестей, а думает лишь об одном — избавиться от всего этого и жить честным человеком.

21 февраля 1796 года Александр подтвердил своё намерение в письме к Лагарпу. Он писал, что не изменит решения отказаться от своего звания, ибо «оно с каждым днём становится для меня всё более невыносимым по всему тому, что делается вокруг меня. Непостижимо, что происходит: все грабят, почти не встречаешь честного человека, это ужасно»... И заканчивал он это письмо так: «Я же, хотя и военный, жажду мира и спокойствия и охотно уступлю своё звание за ферму подле Вашей, или по крайней мере в окрестностях. Жена разделяет мои чувства, и я в восхищении, что она держится моих правил».